В начале нынешнего ноября, направляясь в Лубны, в окрестностях села Исковцы я впервые за этот день увидел сытого белого коня, который мирно пасся на обочине дороги, и вспомнился мой любимый отрывок из рассказа Владимира Дрозда о коне Шептале: «...Неприятная, знакомая вялость - предсказательница всяких неприятностей - закралась в грудь коню. Конечно, возьмут его, хотя завтра выходной и хотелось бы отдохнуть. С конюхом у Шептала особые отношения: тот его не бьет, не посылает на тяжелую работу, потому что он - белый конь, а попал в бригадную толпу из-за злого случая. И все-таки выбор пал на Шептала, который считал унизительным для себя целый день ходить по кругу или в упряжи по улицам праздничного города (пусть стыдно будет людям, которые взнуздали его, белого коня!». - И стало мне почему-то так стыдно за некоторых из нас, украинцев, продолжающих помогать, как в те пресловутые советско-колхозные времена в 1930 годах, обуздывать украинских белых лошадей верности, труда, свободы и достоинства. Однако только то, что этот белый сытый конь принадлежал, вероятно, крестьянину-единоличнику, ведь колхозов у нас уже не осталось, и пасся на собственном огороде своего же хозяина, хотя и недалеко от полуразрушенной хаты, - все же где-то глубоко в душе и сердце затеплилась надежда, что украинцы, несмотря на репрессии, голодоморы, войны и все проблемы, и на этот раз выживут. Пожалуй, на такое вдохновлял меня спокойный, гордый и мужественный этот украинский белый конь. Попутно вспомнились настоящие и честные люди правды из числа инородцев, которые рассказали миру о Голодоморе моего народа: как московский корреспондент бостонской газеты Christian Sciense Monitor Уильям Генри Чемберлин, автор книг «Железный век России» и «Украина: подавленная нация», автор ряда статей с описанием голода в Украине и романа «Зима в Москве» Малькольм Маггеридж и, наконец, - британский журналист Гарет Джонс, который 29 марта 1933 года созвал пресс-конференцию в Берлине, на которой впервые публично заявил о Голодоморе украинцев и стал автором более 20 сообщений на тему Голодомора, но и украинцы, в частности - Улас Самчук, Милена Рудницкая, Митрополит Андрей Шептицкий, много менее известных авторов трагических дневников, печальных фотографий и болезненно кровавых воспоминаний. Не забыл я и о других украинских деятелях, о тех, кого еще мало вспоминают даже сегодня. Это - уроженец Лубенщины Федор Павлович Габелко, который после войны поселился в Мельбурне, писатель Поликарп Порфирьевич Плюйко (Поль Половецкий), который покоится на украинском кладбище Саут-Баунд-Брук в США, и Николай Семенович Мищенко, нынешний глава американской Фонда украинского геноцида.
Я из далекого детства из рассказов бабушки и дедушки знаю о страшном геноциде моего народа, правда о котором «под Советами» была под строгим запретом, и только совсем недавно узнал о том, что как раз в голодном 1933 году США установили... дипломатические отношения с главным организатором Голода большевистским Советским Союзом. Ситая, уверенная, еще демократическая и «интеллигентная» Европа, зная о Большом Голоде, молчала и выжидала. Возможно, одинокий Иоганн Людвиг Мовинкель, премьер-министр Норвегии и Президент Совета Лиги Наций, в 1933 году попытался вынести вопрос массового уничтожения украинцев по национальному признаку на рассмотрение Совета Лиги Наций. Незабвенный украинский патриот, поэт Александр Олесь еще задолго до этого написал такие гневно-тоскливые строки:
«Коли Україна за право життя
З катами боролась, жила і вмирала,
І ждала, хотіла лише співчуття,
Європа мовчала…
…Коли Україна життя прокляла
І ціла могилою стала,
Як сльози котились і в демона зла,
Європа мовчала».
...Дальше мой путь в эти мрачные ноябрьские дни пролег к знаменитому Мгарскому монастырю, который всегда играл выдающуюся роль в духовной жизни Украины, некоторые помещения которого достроил гетман Иван Мазепа. В 1663 году в монастыре под именем монаха Гедеона находился сын Богдана Хмельницкого Юрий. Монастырь существовал до 6 августа 1919 года, когда чекисты расстреляли монахов во главе с игуменом Амвросием, украинские новомученики похоронены за алтарем скитской церкви. Позже на территории этого монастыря была детская колония, а с 1937 года - дисциплинарный батальон РККА, с 1946 года - военные склады советской армии, а в 1985-м монастырские сооружения передали под пионерский лагерь (!?). Только в мае 1993 года в Мгарской обители возрожден мужской монастырь. Вдали Мгарского монастыря виднелся Курган Скорби с большими Колоколом и Крестом, которые его венчают, - как память о незажившей ране украинства ХХ века - сплошном Голодоморе - геноциде 1921, 1932-33 и 1947 гг., который был организован московскими манкуртами - большевиками- вурдалаками. Курган Скорби близ Лубен был, пожалуй, первым в Украине Памятником жертвам Голодомора, был открыт 11 сентября 1993 года по случаю печального 60-летия Голодомора 1932-1933 годов. По инициативе писателя Алексея Коломийца, моего земляка, и Украинского фонда культуры еще в 1990 году недалеко от этого монастыря на Зажур-горе был воздвигнут Курган Скорби, землю для которого привозили со всех регионов Украины. В том же году был установлен и освящен крест. А в 1993 году построили сам Мемориал: на насыпном кургане установлен большой колокол, завершающийся крестом, а к нижнему краю колокола прикреплены 30 малых колоколов - от всех областей Украины. На большом колоколе красноречивая надпись: «Голодомор-1933: когда уходит один человек - с ним умирает мир. Когда же миллионы идут в пропасть - тогда умирает уже целая галактика».
98-летний украинский общественно-культурный деятель, литератор, актер, художник и редактор Федор Павлович Габелко, который в 1993 году принимал участие в открытии Мемориала на Кургане Скорби, вспоминал о Голодоморе: «...Когда начался голод, единственное, что нас спасло, это там, где сходится две реки Сула и Удай, хотя это были места для государственной рыбалки, отец ловил рыбу и так спасал нас и родственников, и соседей. Как я вижу голод? Помню, как в школе нам в обеденный перерыв давали суп, одна вода, две фасолины и маленький кусочек хлеба. Но я еще мог рыбу от отца получить, а здесь люди, например, Бабенки - сегодня мы пришли из школы, а на второй день я к ним прихожу, а они уже мертвы. Было и такое, что из школы идем, а тут вонь, в траве под забором гниет человек. Говорили, что был каннибализм. Да. Одна Гапка прибилась к одному сапожнику. Он инвалид, калека. В нормальные времена было все в порядке. А здесь она с сыном задушила его, порезала на куски, засолила его и так ели. Так люди это донесли властям, милиции, и все это нашли, но ее не наказали. А вот хлебосдача происходила так: был один работник из района, а остальные люди с ним (5-6 человек) были из местных активистов, комсомольцев. Ходить к людям они не хотели. А посылали школьников-пионеров. Дали карточку, говорят, пойди отдай Дмитрию Ткаченко, чтобы он пришел на допрос. Проверяли, приходили со спицами, тыкали, нет ли там чего. На хуторе Гуляевка близ лубенского села Березоточи, где было 70 дворов, 10 полностью вымерли, а в остальных - половина семьи, а в некоторых один человек остался. Вот так я пережил этот голод....».
Но почему помнят о страшном Голоде не только те, кто его пережил, но и многие из младшего поколения украинцев, - спрашивал я сам себя?! Известный украинский правозащитник Валентин Мороз отмечал: «...Вообще национальное чувство и национальные будущие события - это нечто такое, что менее всего поддается прогнозированию. Национальное все в подсознании. То, что мы имеем сверху, реализуется в социальной плоскости, в плоскости повседневной жизни, которую мы уже воспринимаем не как национальное, как нечто такое, что не является национальным фактором. Поэтому всегда самые большие неожиданности проявляются именно во взрыве национальности... В национальных вопросах, в вопросах будущих национальных взрывов выигрывает тот, кто оптимист, кто верит в ту подсознательную национальную стихию, в ту субстанцию, которая является украинской и никакой другой в вашей душе. И она всегда те верхние структуры, навязанные оккупантом, поломает. Каким способом поломает, это трудно сказать заранее. Но что это будет сделано, я в этом не сомневаюсь. Знаю, что это будет вопрос времени, а не принципа...». Действительно, такая своеобразная внутренняя «пружина» украинства, заложенная в каждом украинце, так сказать, на генетическом уровне. Во мне, бывшем офицере атомных подводных лодок «краснознаменного Северного флота СССР», она «сработала» в сознании, сердце и душе еще в советское время. Помню, как 25 апреля далекого 1989 года, почти за два с половиной года до провозглашения независимости Украины, когда информация о Большом Голоде была весьма скупой, а его последствия тщательно скрывались тогдашней промосковской властью, - я выступил с призывом через местные средства массовой информации о создании первичных ячеек общества «Мемориал», инициировал сбор сведений о захоронении, составление списков невинно убиенных, чествование жертв и сбор свидетельств об ужасных событиях и последствиях Голодомора - геноцида украинского. В течение же последних лет в ходе проведения Всеукраинской акции «Зажги свечу памяти» возле установленного на собственные средства Памятного знака в честь жертв Голодомора - геноцида 1932-33 годов и политических репрессий против украинской нации я, потомственный украинец, не только грущу, тяжело переживаю за судьбу своего до недавних пор порабощенного народа, но всегда подчеркиваю главное: «...Когда сегодня зажгу в окне свою скорбную свечу, то лично для меня это будет не только свеча Памяти и скорби, но и свеча неповиновения и сопротивления всем тем, кто ненавидит мое государство, кто ненавидит украинскую нацию, кто не признает его трагедий и кто хотел бы видеть нас, украинцев, покорными и побежденными.... Поэтому давайте не только помнить и поклонятся памяти убиенным тоталитарным режимом Кремля нашим единокровным братьям и сестрам украинцам, но и не простим и не забудем имен палачей нашего народа. Поэтому я обращаюсь к каждому из вас, моим братьям и сестрам, разбросанных по всему белому свету, с призывом Памяти - «Не забывай, не сдавайся и не прощай...». Очень обидно, грустно, неоправданно и недальновидно, что на государственном уровне часто и сознательно «забывают», что московские оккупационные власти в течение всего своего господства в Украине пытались уничтожить все национальное - от украинской интеллигенции до украинской церкви, но особой «заботой» они окружили украинского работящего крестьянина - цвет и соль нашей нации.
Совсем недавно я издал книгу едва ли не самого первого и самого правдивого исследователя Большого Голода, моего земляка-украинца светлой Памяти Поликарпа Порфирьевича Плюйко (Поля Половецкого), который свой последний приют нашел на украинском кладбище Саут-Баунд-Брук в США, человека, который сам пережил Голодомор 1932-33 годов, почти все труды которого, как он отмечает, посвящены «Памяти миллионов крестьян-продуцентов украинского хлеба, которые жестоким, зверским способом были оторваны от родной земли в 1930-1931 годах и депортированы в лагеря смерти Севера московской коммунистической империи... Также Памяти тех миллионов крестьян-тружеников, которые были замучены голодовой смертью в 1933 году благодаря искусственно организованному той же империей голоду». Посвящая свое скорбное пение этим жертвам, Плюйко-Половецкий одновременно утверждал, «что единственной виной этих жертв было то, что они честно жили, честно думали и честно работали своими мозолистыми руками». Исследование Поля Половецкого посвящено, в частности, позиции американских журналистов В.Дюранти и Ю.Лайондза и других, которые на страницах западной прессы, в отличие от упомянутого мной Гарета Джонса, отрицали наличие Голодомора 1932-1933 гг. на украинских землях, именно они и стали соучастниками советского тирана Сталина в убийстве голодом миллионов украинцев. Наш народ никогда не был обольстительно-простой мишенью для большевистских вурдалаков и живодеров, а всегда становился на защиту своей семьи, своих традиций и своего имущества, в конце концов - на защиту своей национальной идентичности и обособленности. Так, только в июне 1920 года и только на Полтавщине, население которой во все времена кровавого большевистского господства больше всего страдало от Голодомора, состоялось - 76, в июле - 99, а в августе - 92 крестьянских восстания, которые сопровождались разгромом комбедов, вооруженным сопротивлением, убийствами пропагандистов и активистов, а также вооруженных членов так называемых «продотрядов», которые воспринимались крестьянами не иначе как мародеры и грабители, а не как представители власти, так как состояли в основном из деклассированных элементов, а то и откровенных бандитов, которыми руководили исключительно московские коммунисты, в основном неукраинцы. Уже в конце 1920 года т.н. украинские большевики начали внедрение в жизнь жестокого плана своих московских князей по организации голода. В своем приказе от 6 декабря того же года один из сталинских продкомиссаров москвин Кузнецов отмечал, что «в течение текущего декабря месяца заготовка всех видов продуктов должна быть доведена до максимума... В продовольственной работе должны участвовать все президиумы волкомнезамов и селькомнезамов... Комиссия вызывает всех граждан, на которых приходится накладка, просматривает повестки... Комиссии обязаны все время следить за ходом вывоза хлеба, сена и соломы из сел...». Принимались репрессивные меры и к тем, кто отказывался служить большевикам или самовольно оставил службу. Так, 22 февраля 1922 года председатель Лохвицкого уездного исполкома С. Нелепа выдал указание своим подчиненным в Чернухах, чтобы «при помощи и содействии волмилиции арестовать по одному заложнику из каждого двора, где есть дезертир, и всех арестованных направить в распоряжение начальника Лохвицкого допра т. Несмачного, где они будут содержаться до явки дезертиров в уездный военкомат» («Украинский исторический журнал», ч.2, 1992, с.101). Летом 1921 года на Полтавщине, как и по всей Украине, начался переход от продразверстки к продовольственному налогу, крестьяне были вынуждены платить натурой, то есть хлебом. Поскольку крестьяне в большинстве своем по-прежнему отдавать бесплатно хлеб не собирались, то продовольственный налог взимался с помощью вооруженной военной силы. На конец октября 1921 года по Полтавщине было сформировано 11 продовольственных отрядов (по одному в каждом уезде), в которых насчитывалось 204 человек командного состава и 4496 рядовых бойцов (ГАПО, Ф.Р.-1503, оп.1, д.36, л .261). Для борьбы на продовольственном фронте, которая привела к первому массовому голоду в Украине, привлекались также и местная милиция под руководством органов ЧеКа, а также специально созданная так называемая продовольственная милиция. А истощенных страшным голодом людей встречали созданные в мае 1921 года так называемые «заградительные отряды», которые препятствовали движению беженцев в поисках хлеба. В фактически мирное время действовали суды революционных трибуналов.
О злоупотреблениях в сфере хлебозаготовок Владимир Короленко, писатель, происходивший из украинского рода на Волыни, - писал из выморенной голодом Полтавы большевистскому наркому Анатолию Луначарскому: «...Вы нарушили то, что было органическим в отношениях города и селе: естественную связь обмена, заменив ее искусственными мерами «принудительного отчуждения»...». Большевиками создавались условия искусственного расслоения и противостояния на селе, когда эти же большевики, опираясь на сельскую бедноту, комнезамовцев и люмпенов, противопоставляли их трудовому крестьянству и богатой части населения. Результатом этой продовольственной политики стало сокращение посевных площадей на Полтавщине в начале 1921 года по сравнению с дореволюционным периодом на 312 десятин, годовой сбор зерна уменьшился на 69 млн пудов, на 38% уменьшилось поголовье лошадей, а на 29% - поголовье всех видов скота в хозяйствах крестьян. Свирепствовали тиф, холера, дизентерия и цинга. В ноябре 1921 года по Полтавщине насчитывалось более 60 тыс. больных холерой и более 10 тыс. больных тифом. Во время максимального пика голода в течение 1921 года большевики отправили с Полтавщины более 10 млн пудов хлеба, из них в Москву - 140 вагонов, посевным комитетам губерний Московии - 270, на Донбасс - 2655 вагонов. Как известно, согласно большевистско-московской терминологии, 1929 год назывался «годом великого перелома». На самом деле в стране была введена принудительная коллективизация сельского хозяйства, которая обернулась, в частности для крестьян Полтавщины и всей Украины, массовой нищетой, репрессиями и жертвами. Зарожденная еще в конце ХІХ века сельская кооперация в нашем крае имела давние и крепкие корни. При московском царизме на Полтавщине было основано 307 обществ сельскохозяйственной кооперации. В 1919 году на наших землях был создан объединенный союз «Хуторянцы», который охватывал по состоянию на 1924 год около 20%, а через пять лет, то есть в 1929-м - все 50% от всего количества крестьянских хозяйств Полтавщины (ГАПО.-Ф.Р.-363.- Оп.1.-д.631, - стр.5). Настоящая кооперация на полтавских территориях распространялась на свеклосеющую отрасль, табаководство и производство молока и удовлетворяла потребности местных кооператоров в посевном материале, племенном скоте, с/х машинах, инвентаре, приобщалась к вопросам кредитования и сбыта. К концу 1920 годов в этой плоскости еще до конца не были уничтожены принципы добровольности членства и настоящие кооперативы и артели на практике показывали жителям свои преимущества над коммунами, которые были искусственно созданы большевиками, преимущественно из демобилизованных «красноармейцев», люмпенизированных элементов и наймитов-крестьян на базе бывших имений и экономий землевладельцев, которые должны были показывать все преимущества социализма, но получалось скорее наоборот. Основная же масса крестьян Полтавщины в то время была единоличниками и не спешила вступать в колхозы и общества по совместной обработке земли, хотя политика Сталина на селе была дискриминационной, особенно когда это касалось паритета цен на сельскохозяйственную и промышленную продукцию и установления низких цен на хлеб, что фактически отбирался у крестьян за бесценок. Поэтому местные большевистские лидеры и комбедовцы активно присоединялись к внедрению и взиманию в 1928-29 годах так называемого единого сельскохозяйственного налога, а также тягостного «самообложения» согласно дискриминационному предписанию ВУЦИК от 2 января 1928 года, которым был установлен денежный взнос (пай) в зависимости от прибыльности хозяйства. В свою очередь беднота и часть середняцких хозяйств, доход которых составлял меньше 200 рублей, или освобождались от уплаты паев, или же это делалось за счет зажиточных крестьян, или, как тогда уже говорили, - кулаков, путем их дополнительного налогообложения органами местной власти, которые были вынуждены продавать для уплаты этих «налогов» не только хлеб, но и скот и инвентарь. В села направлялись для помощи низовым партийцам функционеры из округа, «рабочие бригады» и представители органов ГПУ. Массово распродавалось или изымалось имущество, следовательно дело шло к «ликвидации кулачества как класса». Сопротивление на селе подавлялось беспощадно - крестьяне особыми совещаниями при Коллегии ОГПУ во внесудебном порядке высылались в Московию, как было в приговорах - «в Северный край». Коммунистический лидер в Украине, поляк Станислав Косиор, подписал 24 февраля 1930 года инструктивное письмо низовым органам компартии относительно коллективизации «всей Украины - до осени 1930 года». Для этого был создан даже специальный орган под названием Укрколхозцентр. Вот тезис из сообщения инструкторов того же пресловутого Укрколхозцентра о ходе коллективизации, организации, учете и оплате труда в колхозах с мая 1930 года, в котором, в частности, отмечается, «...коллективизация в Лохвицком р-не на 28 марта 1930 года была развита на 66%, а в текущий момент есть 22%... Посевная кампания в колхозах проходит совместно и пока удовлетворительно. В колхозах, главным образом во время посевной кампании, не хватает тягловой и рабочей силы, поэтому посевы по некоторым колхозам затягиваются на 2-3 дня, а то и больше…» («Коллективизация и голод на Украине. 1929-1933: Сборник документов и материалов», - М., 1992, с.213).
Постепенно на всю Украину и на Полтавщину, в частности, надвигался страшный по своим последствиям Большой Голод. Так, в докладной записке харьковского обкома КП(б)У «О чрезвычайно напряженном продовольственном положении в отдельных районах области» от июня 1932 года отмечалось, что «...из общего количества районов области аналогичные случаи с большей или меньшей степенью голода установлены в таких районах (не перечисляя конкретных фактов): Лохвицкий - 15» случаев, то есть наибольшее (!!) количество из всех перечисленных в этой страшной по своему содержанию записке 10 районов тогдашней Харьковской области (цит. по «Голод 1932-1933 годов на Украине: глазами историков, языком документов», - М., 1990, с.192). Но сталинские изуверы и не думали хоть каким-то образом ослаблять давление и упорно продолжали «закручивание гаек», как они говорили. За невыполнение сталинского плана хлебозаготовок многие районы Полтавщины, согласно постановлению СНК УССР и ЦК КП(б)У «О восстановлении завода промтоваров на село» от 15 декабря 1932 года, оказались за пределами действия этого постановления, так что фактически в большевистской блокаде - крестьянам не завозились крайне необходимые вещи повседневного обихода - соль, мыло, спички...
...Путешествуя дальше по северной Полтавщине, я постепенно приехал в места, где был когда-то хутор Гуляевка, где и прошли юношеские годы австралийского украинца Федора Габелко, прямо через село Пески и увидел у дороги нарядную деревянную церковь. Согласно описаниям, которые мне удалось раздобыть позже, этот «... храм крестообразный в плане, на каменном фундаменте, однокупольный, со стройной трехъярусной колокольней. Достаточно богато украшенный резными поясками, карнизиками, щипцами, пилястрами. Невысокие угловые срубы подчеркивают ступенчатость силуэта. Вертикальную направленность сооружения усиливают треугольные фронтончики фасадов, граней барабана и купола. Стены горизонтально обшиты, завершены карнизами с ажурной деревянной резьбой и небольшими полуциркульными, треугольными и килевидными арочками. Купола имеют некоторые черты барокко. Шатер колокольни даже с заломом...». Говорят, что когда в печально известные «совецькие времена» воинствующие безбожники во главе с московскими большевиками и их прихвостнями из местных активистов пытались разрушить колокольню, то трос порвался и колокольня устояла, а во время Второй мировой войны, в 1943 году, «вообще произошло чудо - в храм попали два снаряда и... не разорвались!..». А в 1930 годах, видимо, и в этих местностях присланные большевистскими тиранами в северные районы Полтавщины т.н. «25-тысячники» призвали прекратить «оппортунистическое отношение» к заготовкам масличных культур и «обострить вопрос сплошной коллективизации и на этой базе ликвидировать кулачье, как клас», а на третьем году т.н. сталинской пятилетки объявляется «ударный месячник по выполнению заготовки экспортного сырья» (щетина, пух-перо, конский волос и др.). В соответствии с указом от 7 августа 1932 года крестьянин, который не выполнил план хлебозаготовок или даже срезал колосок на колхозном поле, автоматически становился «классовым врагом» и мог быть немедленно расстрелян, а его имущество должно быть конфисковано с насильственным выселением из дома всей семьи. Обыски и изъятие хлеба т.н. «буксирными бригадами», составленными из активистов, стали нормой для тогдашнего полтавского села. Все это сопровождалось агитационными заявлениями о «борьбе с враждебными действиями кулаков и подкулачников», в число которых мог быть отнесен буквально любой из более-менее зажиточных крестьян, которые отказались вступить в колхоз. От «злостных несдавателей контрактации хлеба» через газеты заставляли отказываться даже их несовершеннолетних детей и всех родственников. В поисках хлеба крестьяне-украинцы шли в крупные города, а то и через границу, к своим единокровным братьям в Западной Украине, но большинство тихо умирало в селах и хуторах Полтавщины. Повсюду царил страх голодной смерти, который порождал безнадежность, однако полтавские крестьяне сопротивлялись большевистским репрессиям и беззаконию. Боролись как могли... Массовая смертность в нашем крае поставила под угрозу возможность проведения весенне-полевых работ в следующем году. Сколько вымерло людей, пока установить невозможно, так как все документы об учете умерших во время Голодомора 1932-33 гг. были изъяты и, вероятно, уничтожены из органов ЗАГС и сельских советов уполномоченными райкомов, райисполкомов и сотрудниками УНКВД, можно только провести сравнительный анализ на основании двух переписей народонаселения 17 декабря 1926-го и 17 января 1939 года.
Вот, например, удельный вес населения в Лохвицком районе в 1939 году по сравнению с 1926 годом (если брать население в этом районе в 1926 году за 100 процентов) составляло - городское население - 114,7, сельское - 88,5, все по району - 92,8, следовательно сокращение населения за период с 1926-го по 1939 год составляло в районе - 18,8%, прироста населения, даже минимального, вообще не наблюдалось (ГАПО. - Ф.П.-3938. - оп.1. - д.108, стр.14-57). Некоторые хутора на Полтавщине, где жили преимущественно единоличники, а в селах - целые углы и улицы и земледельческие семьи - исчезали навсегда с лица земли. Мертвецов даже не хоронили, а если и хоронили, то в братских могилах, не ставя ни креста, ни какого-либо знака. В информационной сводке работника Харьковского облземуправлиння «О принудительном изъятии у крестьян зерна для посевфонда 1933 г.», от 20 февраля 1933 года отмечалось, что «создание посевных фондов сейчас, кроме ранее засыпанных, идет в основном за счет пересыпания плевел, переобмолота соломы, возвращения неправильно розданных авансов, возвращения похищенного хлеба и займа.... Там же, где управы по-большевистски мобилизуют колхозников на борьбу за 100% засыпку семенных фондов, колхозники действительно мобилизуют семена...» (Цит. из «Коллективизация и голод…». М., 1992, с.611, 612).
Возмущенные грабительской политикой партии и московско-большевистского правительства в ходе хлебозаготовительных кампаний крестьяне неоднократно обращались к высшему руководству с просьбами, а иногда - с протестами и негодованием. Это была если не борьба, то активное сопротивление сталинистам. Поток обличительных писем-протестов усилился в связи с трагедией сплошного Голода 1932-1933 годов. Вспоминая о содержании и обстоятельствах письма Сталину от земледельцев полтавского села Луценок, один из соавторов этого письма, пятнадцатилетний Макар, сын Николая Харлампиевича и Евдокии Харитоновны Хвылив, который позже поселился в Полтаве, писал в «Украинском историческом журнале» (ч.ч.1 7 за 1991 год), что в письме к «генеральному секретарю большевистской партии» в 1933 году луценковские крестьяне, в частности, указывали: «…Уже с той осени начался у нас страшный, смертельный голод. Сначала он как бы хватал людей выборочно, тех, кто был наиболее ограблен и ослаблен. А уже с зимы стал забираться чуть ли не в каждый дом, каждую семью. Везде, и чем дальше - тем больше появляются опухшие и дистрофики - две крайние формы смертельной степени голода. И началась противоестественная смерть людей. Гибнут они в хатах, дворах, на улицах, дорогах. Кого голод не убьет, мороз раздавит. Везде только и видно: трупы..., трупы..., трупы... Их даже не успевают вывозить и хоронить. А если и вывозят штабелями на подводах, то не на кладбище, а на скотомогильники. Здесь как-нибудь зарывают в землю вместе с погибшими животными... Страх, как смешалось все на земле, и все это в жизни, в мертвящей грязи. Трупным запахом проникнуты земля, вода, воздух. Видимо, он доносится и до Москвы, а может, и далее - по границе. Стыд и позор на весь большой свет. И это тогда, когда у нас никто из властей ни слова, ни полслова не сказал о голоде. Делают вид, что ничего подобного нету. Даже ученикам школы не позволят спрашивать и говорить о голоде. Одним словом, голод - вовсе не голод, а какие-то временные трудности, являющиеся государственной тайной. Странно уже слишком звучит: «Голод под запретом». Конечно, не сам голод, а правдивая информация о нем. Знаешь ли ты, Сталин, об этом и как на это смотришь? (А.П. - здесь и далее подчеркивание в письме мои). К чему же такое положение может привести и уже приводит? Когда у тебя еще здоровая голова и ты сам можешь трезво размышлять, взвешивая все на весах, то нетрудно понять, что это ведет к огромным потерям, и не только людей - это наиболее трагично, но и всяких других фондов и ресурсов. В нашем селе уже умерло более трети всех жителей. На очереди - вымирание целых семей, углов, улиц... Не можем не сказать и о том, что наши местные супостаты и безбожники грубо насмехаются и глумятся над духовными святынями, оскорбляют наше достоинство и священные чувства. Не спрашивая согласия у людей, они закрыли церковь, сняли на ней колокола, выбросили из нее иконы и утопили их в отхожих местах. И теперь негде ни посвятить, ни причаститься, ни ребенка перекрестить, ни панихиду умершему произвести. Антихристы не считаются ни с честью, ни с совестью людей... Видно, что твоя политика, Генеральный секретарь, явно заводит наше общество в тупик... С колхозно-коммунистическим приветом голодные и обездоленные крестьяне из полтавского села Луценок, которое недавно было красным, а теперь становится все больше черным селом...».
Авторами этого письма к «верховномуправителю Советского государства Иосифу Джугашвили-Сталину» среди других были украинцы Порфирий Здор, Макар Мирошниченко, Михаил Провалюк, Андрей Палаженко, Кирилл Мисан, Фома Голомозый, Александр Писаренко, Михаил Надежденко и тогда еще совсем молодой Макар Хвыль, многие из них погибли в разное время в застенках ОГПУ и в ссылке, а кто-то пережил и самого Сталина, и весь ненавистный советский режим. Но украинские крестьяне не только писали письма московским чиновникам, но и нападали на зернохранилища, где хранилось отобранное у них зерно, саботировали работу колхозов, а с усилением произвола и вызванного им голода взялись за оружие. По данным украинских историков, в 1930 году в Украине произошло более 4000 массовых протестных выступлений, а в голодном 1932 году зафиксировано более 1000 актов вооруженного сопротивления режиму, тогда же из колхозов в Украине вышли 41200 крестьянских хозяйств, около 500 сельских советов отказывались принимать нереальные планы хлебозаготовок.
Голодовка. Голод. Голодомор. Геноцид... Страшные слова. Но страшнее в несколько раз их истинное и кровавое содержание... Дети и немощные, старые и малые, женщины и юноши, девушки и мужчины умирали десятками, сотнями, тысячами.... Страшный Голод не знал ни возраста, ни пола, ни социального происхождения. Его костлявая рука была неразборчиво-безжалостной. Т.н. «Всеукраинский староста» Григорий Петровский побывал на Полтавщине вместе со «всесоюзным» своим коллегой Михаилом Калининым, посетив ряд населенных пунктов Полтавского региона. Калинина повезли прихвостни в полтавские села Лука, Белогорилка, Юсковцы, а тогда он отправился на соседнюю Сумщину, Петровский побывал в Сенче, Брысях, Свиридовке, Бодакве и Песках (здесь, по некоторым данным, состоялся неприятный инцидент этого «старосты» с бывшим политкаторжанином Дубягой, который осудил нынешнюю политику Москвы в отношении украинского села и даже ударил Петровского палкой). Это было проявление сопротивления одинокого украинца, который не побоялся высокого чиновника тоталитарного режима.
Вымирали не понемногу и не только, и не столько бедняки, но в основном так называемые середняки и зажиточные крестьяне, которые не вступали в колхозы, тозы или комнезамы. Вымирали целыми семьями, селами и хуторами. В Москву 10 июня 1932 года было направлено письмо под грифом «совершенно секретно», в котором без эвфемизмов употреблялось понятие голод, как известно, запрещенное в официальных публикациях. Тот же таки Гр. Петровский писал: «...В работе по посевной кампании в районах Прилуцком, Лохвицком, Варвинском, Чернухинском, Пирятинском и Мало-Девицкому я стал, так сказать, лицом к селу, и это, конечно, не означает, что до сих пор мы, украинские коммунисты, не знали, что у нас творится на селе (хотя нас теперь и обвиняют в оторванности от села). Мы знали, что в хлебозаготовках у нас будет серьезное давление и горшки будут биты. Как по мне, принявшись выполнять 510 млн пудов хлебозаготовки на Украине, ЦК КП(б)У виноват в том, что он возражений не сделал... Но мы знали, что выполнение хлебозаготовок на Украине будет нелегкое, но, что я теперь увидел на селе, говорит о том, что в этом деле весьма переборщили у нас, перестарались. Я был во многих селах этих районов и везде видел, что значительная часть населения охвачена голодом. Немного, но есть пухлые от голода, главным образом бедняки и даже середняки. Употребляют такие суррогаты, что дальше некуда, и суррогатов этих иногда нет. На больших собраниях по селам меня, конечно, ругают во все тяжкие, тетки плачут, а случается и дядьки. Иногда критика сложившегося положения заходит очень глубоко и широко - зачем создали искусственный голод, ведь у нас был урожай; зачем засевматериал забирали - этого не было даже при старом режиме; почему украинцам надо в тяжелых условиях ехать за хлебом в нехлебные края, а не привозят хлеб сюда и т.п. Трудно в таких условиях давать объяснения... Сейчас на почве голода в селах развиваются массовые кражи, в основном птицы - воруют кур, уток, забирают остатки картофеля, режут ночью телят и коров и съедают их.... Воровали и ели не только домашнюю птицу и скот, но и котов, и собак, иногда даже были случаи людоедства...». (Подчеркивания в письме Гр.Петровского мои. - А.П.). Но кровавый пик ужасного голода был в 1933-м, который «дополнили» новыми невинными жертвами большевистские эксперименты с коллективизацией и массовые репрессии.
Свидетель тех событий, полтавский краевед Иван Яровой из села Степук в своей статье «Террор голодом» писал, что когда пишешь о страшных событиях Голодомора 1932-1933 годов на Полтавщине, «...то вырываешь часть своей души. Перед глазами возникает в воображении картина умершей бабушки Василисы, умирающего младшего родного брата Гриши, печальные похороны дедушки Рафона... Только тот, кто выжил в страшные годы голода, у кого и сейчас шелестят на губах «липяники», кто ел почки липы, «кашицу» цвета клена, дудки дикой моркови, не осудит меня за печальный рассказ на страницах газеты...». Краевед писал, что, согласно сообщению итальянского консула в Харькове, ежесуточно умирало около 25 тыс. человек, а весной 1933 года смертность стала массовой, органы ГПУ повсюду регистрировали случаи трупоедства и людоедства. По состоянию на конец 1932 года Полтавщина была почти полностью коллективизирована, то есть колхоз или артель действовали почти в каждом населенном пункте. В постановлении секретариата Харьковского обкома КП(б)У «О ходе хлебозаготовок за первую пятидневку января» от 7 января 1933 года, между прочим, указывалось, что «... ряд районов вовсе прекратили заготовки по единоличникам... Преступное бездействие по хлебозаготовкам в секторе единоличников показывают...» (ГАПО, - Ф.П.-35-оп.1 - д.13, - стр.17-19).
Вследствие искусственного Голодомора, безумного террора и репрессий в 1930-х годах были замучены миллионы украинцев. Разные исследователи называют такие цифры: 7 млн (В. Кубийович), 7,5 миллиона (Т. Сосновый), 6 млн (Д. Соловей). Московский эмигрант Н.С. Тимошев считал, что только от голода погибло около 3 млн украинцев, польский исследователь Ст. Скшипек подсчитал, что от голода 1932-1933 гг. умерло 2,5 млн украинцев, уничтожено 1,2 млн так называемых кулаков. В.Г. Чемберлен, М. Приходько отмечают, что от голода погибло 15% населения Украины, К. Меннинг оценивает потери от голода в 10% сельского населения, Ю. Горлис-Горский утверждал, что было выслано из Украины только на Север 2,4 млн человек, а общее количество заключенных в СССР достигло в 1933 году 11,5 млн (А. Уралов), из которых 39% были украинскими политическими заключенными (О. Калинник). В целом, по подсчетам Международной Комиссии Контроля концлагерей (La Commission Internationale Contre le Regime Concentrationnare), с 1930 по 1953 год в СССР в лагерях погибло как минимум 60 млн человек. Если же добавить к этому 16 млн жертв голодоморов в Украине в 1921, 1932-33 и 1946-47 годах и 25 млн (по официальной статистике) погибших во время Второй мировой войны, получим старшим цифру 103 миллиона жертв большевистского режима в 1917-1956 годах. Подавляющее большинство из этих людей были по национальности не россияне, вернее - не московиты, а большинство из этих немосковитов были людьми украинского рода.
Но Голодомор в Украине не закончился в 1930 годах. Вскоре, после окончания Второй мировой войны, произошла трагедия голода 1946-47 годов, как в результате человеческих потерь во время этой войны, разрушение сельскохозяйственного производства из-за преступной политики большевистского правительства. Например, количество тракторов на Полтавщине, по данным исследователя О.П. Ермака, - уменьшилось по сравнению с 1941 годом с 6497 до 2198, а грузовых автомашин - с 4068 до 31, поголовье лошадей уменьшилось в 4 раза, крупного рогатого скота - в 8 раз, свиней - в 20, а овец и коз - в 50 раз. Сельское население сократилось на 20% и составило по области на 1946 год - только 1760700 жителей, из 537 142 колхозников трудоспособного возраста только 28,4 процента составляли мужчины. Однако большевистское руководство Полтавской области обеспечило в результате беспощадной эксплуатации крестьян в восстановленных 77% посевных площадей по сравнению с 1940 годом сдачу государству 36826000 пудов зерна, что составило 82% уровня того же 1940 года. В то время, когда часть крестьян не имела даже собственных домов, а 45 593 семьи полтавчан вообще не имели домов, - административно-управленческий аппарат райкомов и колхозов наказывал и передавал дела в суд за кражу с уже собранного поля какого-то вороха соломы, горсти зерна или ведра картофеля. Сами же аппаратчики «выписывали» в колхозах за бесценок тоннами зерно, когда в среднем колхозники в 1945 году получали только по 400 г на один трудодень, а в 1946 году каждый работающий колхозник получил лишь по два пуда (32 кг) зерна. Непосредственными организаторами хлебозаготовок, сева, а следовательно и Большого Голода на Полтавщине 1946-47 годов можно назвать первого секретаря обкома В.С. Маркова, секретаря по пропаганде В.С. Волгина, председателя облисполкома М.М. Мартиненка, начальника управления МВД М.Я. Приходченко, начальника управления сельского хозяйства Ф.Т. Доленко и уполномоченного ЦК ВКП (б) в области первого заместителя председателя Совета Министров УССР Л.Р. Корнийца. В Полтавской области была даже создана специальная группа из 7 прокуроров, которые выезжали на места наказывать за невыполнение плана хлебозаготовок. Была введена карточная система, согласно которой рабочие получали (в зависимости от категории) от 700 до 400 граммов хлеба в сутки, а дети и иждивенцы имели половинную норму. В начале 1947 года в селах Полтавщины появились тысячи опухших от недоедания людей, многие украинцы умирали от дистрофии. Тогда же была развернута сеть пищевых пунктов на 25000 человек, где люди могли получить суп или затирку и 100 граммов хлеба, чтобы не умереть с голоду. Более 10 дней в октябре 1946 года не выдавался хлеб даже учителям (ГАПО.-Ф.П.15.Оп.1.-д.700, стр.20). В то же время почти в каждом полтавском селе были созданы вооруженные группы самообороны для защиты от голодающих. Из-за голода смертность на Полтавщине выросла на 199 процентов, а один из крупнейших коэффициентов смертности - 21,1 - был в тогдашнем Сенчанском районе.
Но борьба со сталинской тиранией и его антиукраинской политикой в нашей стране не утихала. Как видно из справки начальника 4-го управления МВД УССР полковника Сараева о состоянии борьбы с участниками ОУНовского подполья в восточных областях Украины от 8 октября 1953 года, «общее состояние чекистской работы по борьбе с участниками ОУНовского подполья в разрезе областей» характеризовалось «следующими данными... Полтавская ... взяты на учет 338 (А.П. - четвертая по численности среди 18 - после Киевской (991), Днепропетровской (584) и Сталинской (370) - по линии ОУН, в т. ч. в 1953 г. - 11 ... арестованы по линии ОУН в 1953 г. - 5». (ОГА СБУ: Ф.13.-д.372.-74. стр.131, 135).
Гарет Джонс писал: «Я прошел через множество сел и двенадцать колхозов. Везде я слышал плач: «У нас нет хлеба. Мы умираем! Передайте в Англию, что мы пухнем от голода». Действительно, Украина умирала. Это были ужасные времена: советская власть запретила помогать голодным, опухшим от голода крестьянам, которые добирались до городов. «Люди сходили с ума, кончали жизнь самоубийством, бывали случаи людоедства. Никогда не было ничего подобного в истории Украины. Вообще, было ли что-то подобное в истории человечества?!!» - писал на чужбине украинский исследователь Василий Плющ. В конце концов только в 25 сентября 2003 года, выступая на заседании Генеральной Ассамблеи ООН, тогдашний украинский президент Кучма обнародовал страшные цифры жертв голода на Украине - около 10 млн, тогда каждую минуту в те годы умирало 17 человек. Голодомор 1932-1933 гг. был самым кровавым временем длительного и четко организованного геноцида украинского народа, который длился от Голодомора 1921-1922 годов до Голодомора 1946-1947 годов. На самом деле этот геноцид продолжался с 1917 по 1991 год, он имел различные формы проявления, как этноцид, чистки, массовые репрессии и вывоз людей в советские концлагеря ГУЛАГа и дре. За период московско-большевистского порабощения Украины потеряла более пятидесяти миллионов человек. ООН в своем заявлении, которое считается официальным документом 58-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, вопреки убедительным фактам о целенаправленном уничтожении украинской нации, выводам Конгресса США 1988 года, Международной комиссии выдающихся юристов 1989 года на главе с Джекобом Сундбергом, следуя разработанному россиянами сценарию, избежала слова «геноцид» и трактовала совершенное Москвой преступление – мор голодом четвертой части украинского населения, как «национальную трагедию украинского народа». Только в декабре 2006 года Верховная Рада Украины признала Голодомор 1932-33 гг. актом геноцида против украинского народа. Палата же представителей Конгресса США еще десять лет назад, 20 октября 2003 года, по предложению конгрессмена, проф. Марка ван Хагена единогласно приняла резолюцию №356 «Выражение позиции Палаты представителей относительно Голодомора в Украине 1932-1933 гг.», расценив ужасный геноцид против украинского народа в 1930-х годах как «преднамеренный акт террора и массового убийства». Неоценимый вклад в признание Америкой Большого Голода в Украине геноцидом внесли и наши земляки - украинские общины США. Вслед за украинским и американским парламентами Голодомор признали актом геноцида Австралия, Канада и Аргентина, всего это на данный момент сделали еще несколько десятков парламентов мира.
Начиная с 1990 года в американских начальных и средних школах стали преподавать курс о еврейском холокосте, который вошел в систему обучения благодаря еврейской организации Holocaust Memorial Foundation с центром в местности Скоки близ Чикаго. Николай Семенович Мищенко, председатель американского Фонда украинского геноцида, уроженец села Малые Будища, который сейчас живет в Чикаго, с которым я встречался в нынешнем мае, писал, что «о трагедии человечества должен знать каждый гражданин планеты Земля, ведь чужого горя не бывает». Ужасы и страдания, которые пришлось пережить в своей истории армянам, евреям, камбоджийцам или суданцами, это - трагедия всего человечества. Ни одно преступление, совершенное из соображений этнических, религиозных или политических, не может быть подвергнуто забвению. Трагедия геноцида украинской нации, которая многократно имела место в течение ХХ века, в этом ряду стоит особняком. И на это есть несколько причин. Исторически так складывается, что к Украине всегда имеют территориальные претензии россияне, поляки, румыны, венгры, турки, татары, немцы, в конце концов, кто их только не имел и не имеет. Украинская земля на протяжении всей истории была лакомым куском для захватчиков-завоевателей. Парадоксально, что украинский народ, в отличие от других, никогда не вел захватнических войн и не посягал на имущество своих соседей. Однако именно это, возможно, и играло решающее значение в его судьбе: на миролюбивых гречкосеев агрессоры и захватчики смотрели как на безмолвную массу и позволяли себе то, за что непременно когда-то наступает отплата. В течение прошлого века врагами украинской нации различными способами было истреблено почти двадцать миллионов мирных граждан. Вдумайтесь - двадцать миллионов людей были стерты с лица земли только за то, что они препятствовали реализации сатанинских планов бесноватых лениных, гитлеров и сталиних. Три, гигантских по масштабам, Голодомора уничтожили цвет и семена нации - трудовое крестьянство. Прошло больше 70 лет с тех пор, как в 1932-1933 годах вымирала Украины, а ситая и безразличная Европа и Америка делали вид, что ничего чрезвычайного не происходит. Но пепел невинно убиенных постоянно стучит в наши сердца, в сердца всего цивилизованного человечества, напоминая о неоплаченном долге перед Украиной. О трагедии украинского народа необходимо кричать на всех перекрестках, как это делают евреи, армяне и другие нации, пострадавшие от геноцида. Следует заметить, что благодаря усилиям уроженца Полтавщины Николая Мищенко и его коллег из Фонда 5 августа 2005 года губернатор штата Иллинойс Род Благоевич подписал поправку к закону, и с этого момента изучение трагедии Украинского геноцидного Голодомора стало обязательным в образовательной школьной сети штата Иллинойс. Следующей задачей Фонда является то, чтобы по всем штатам США было обязательным (!) изучение Украинского Геноцида наравне с другими этническими группами.
Национальная память украинцев о страшных и сплошных Голодоморах на Полтавщине жила во все времена. Вот и поэт Василь Симоненко, который родился в 1935 году в самом центре земледельческой Украины, в подсоветские времена обрисовал чрезвычайно близкие и понятные мне, его земляку, образы матери, бабушки Ониси, тети Варки, дядьки Оверка, колхозного конюха Федора Кравчука, безотцовщины Ивася. Действительно, это не только литературные имена, но и словно живые люди из его, а позже и моего окружения 1960-70-х годов. Путешествуя в качестве корреспондента по Полтавщине, незабвенный Василь записал в своем дневнике 16 октября 1962 года, когда председатель одного из колхозов яростно кричал на колхозников, один из которых взял что-то на поле из несобранного урожая: «Я вам сделаю новый 33-й год!». Именно тогда и появились правдиво жгучие и болезненно горькие строки Симоненко о колхозной жизни:
«Рвися з горлянки свавільним криком,
Мій неслухняний вірш!
Чому він злодій? З якої речі?
Чому він красти пішов своє?
Дали б той клунок мені на плечі –
Сором у серце мені плює...».
Среди других художников, ставших на защиту своего народа, не могу обойти действительно выдающегося поэта Михаила Сытника, уроженца киевского Василькова, который пережил Большой Голод 1933 года, который, добираясь из Ташкента в Киев через сталинскую «федерацию», - написал такие гневные строки против имперско-большевистской Москвы, главного организатора украинских голодоморов, которые, как мне кажется, очень актуальны и на данный момент:
«…Я задихаюсь, я хворію,
Собі я місця не знайду, -
Коли ж прокляту цю Росію
Я зрештою вже перейду?
Тупі обличчя все навколо,
І світ увесь поник у млі.
Рабів обідраних і голих
Женуть з Вкраїни москалі.
На Колиму, в Сибір, в безодню
Женуть вони братів моїх...
А навкруги, мов сніг холодний, -
Московок витончений сміх…»
...Следующим населенным пунктом, который посетил во время моего короткого осенне-мрачного путешествия по Лубенскому району, было село Вовчик, расположенное в долине реки Сула в каких-то двух десятках километров от Лубен, где второй раз за один день (!) я снова увидел белого коня. В 1920 годах в этом селе произошли кровавые столкновения между сторонниками и противниками товариществ по совместной обработке земли (ТСОЗ), в ходе которых большевистские лидеры - председатель ТСОЗ П. Дядечко и первый секретарь Вовчиковского райкома комсомола Алексей Зайцев были убиты местными крестьянами. Во время Голодомора село оказывало организованное сопротивление бандитизму оккупационной кремлевской власти, ее приспешникам и пособникам. Из-за этого внесенное на так называемую черную доску село подлежало военной осаде. В селе были значительные жертвы среди детей и пожилых людей, хотя тогдашний председатель колхоза Сухомлин Ларион Иванович совершил настоящий подвиг для спасения людей - выдал на заработанный трудодень по 300 г пшеницы. За это он был показательно арестован и приговорен к ГУЛАГу. Это была настоящая борьба за выживание украинского этноса.
И вот вернулся домой, в свой дом, в Лохвицу, и сел еще раз перечитывать рассказы Владимира Дрозда «Белый конь Шептало». И, поверьте, снова стало тоскливо, потому что поразило прочитанное; как говорится в народе, что-то больно защемило «под ложечкой». «...Конь вдруг остро почувствовал свою неволю. И когда мальчик ударил его кнутом, он дернулся, вырвал повод, поднялся на задние ноги, затем опустился и помчался в луговую синь. Теперь он был настоящим белым конем, отважным и отчаянным, как его далекие предки. Шептало легко и свободно бежал. Не было ни хомута, ни оглобель, никто не дергал. Он катался в траве, плавал в реке, пил чистую воду. Начинался дождь, небо перерезала молния, и вдруг Шептало увидел в воде себя - прекрасного белого коня...», - писал в своем знаменитом рассказе писатель Владимир Дрозд. Что ж, подумалось мне, - белые украинские лошади, пожалуй, более свободные, чем лошади другой масти, они ненавидят табуны, группы и ограждения, недолюбливают крутить повод и ездить в город, стесняются упряжи и положения рабочего скота, который можно свободно запрягать, погонять, наконец - стегать кнутом каждом конюху!
Белый конь, пожалуй, олицетворяет яркую и свободолюбивую личность украинцев, которые иногда под влиянием повседневной жизни вроде бы внешне и теряют свою индивидуальность, а иногда теряют даже выразительные черты своей индивидуальности, однако никогда не приспосабливаются, не ломаются, борются и начинают действовать наперекор злой судьбе! И почему-то вспомнилась украинская народная песня «Скаче в полі білий кінь» в исполнении Раисы Кириченко:
«…Білий сніг, як білий кінь,
Наче уві сні
В рідну казку полечу
В мріях на коні.
Білогривий красень мій
До зірок летить,
Ой, спасибі, зимонько,
За щасливу мить…»
Мы - украинцы. Мы должны гордиться, что мы великая, гордая, талантливая и сверхмощная нация. Именно нация, по мнению Валентина Мороза, «творит силовое поле земли. Да, то, что у нас есть от Бога, духовость наша и общая витальная сила, которая есть во всей вселенной, - все это компоненты одной и той же самой силы.... Нация создается там, где есть силовое духовое поле...». Мое силовое духовое поле - моя любимая Украина, которая, пережив за прошедшее столетие три страшных Голодомора 1921, 1932-33 по 1947 гг., - все же дала мне жизнь и воодушевление быть украинцем, представителем великой и героической нации. Видимо, моя любимая земля вдохнула в меня вместе с моей матерью Анной, родившейся как раз в голодном 1933-м, которая в этом году отошла в мир иной, в плоть и кровь бессмертную и неистребимую бесконечными Голодоморами украинскую национальную душу. Я очень горжусь, что я - украинец. Мои дети - тоже украинцы. Я и мои дети всегда будем помнить о страшных трагедиях всех большевистских голодоморов, в результате которых были безвинно замучены московскими пришельцами миллионы украинцев, наших единокровных братьев и сестер, которые постоянно в той или иной степени оказывали сопротивление и боролись против тотального истребления.
А еще Голодомор моего народа - это моя бесконечная печаль, моя невыразимая боль, моя личная обида и моя персональная трагедия. Однако сегодня я не только тоскую или склоняю голову и плачу, но и призываю каждого из украинцев: «Всегда боритесь, никогда не забывайте и не сдавайтесь, никому не прощайте своих обид!»
