Нет двух людей, пусть даже схожих по характеру, которые бы действовали совершенно одинаково в одних и тех же обстоятельствах. Это можно сказать и об известных деятелях истории. Казалось, очень подобные между собой действия (победа в отчаянной борьбе; хитрость в дипломатических маневрах; унизительные уступки врагу, имеющему многократно превосходящую военную и политическую силу) оказываются, при внимательном изучении, отнюдь не подобными. Ибо совсем из разных соображений можно проявлять и поразительную воинскую доблесть (это может быть и эмоциональный, бездумный «рыцарский» порыв, и спокойная, продуманная готовность отдать собственную жизнь за надличностные ценности: Родину, идею, социальную справедливость), и сознательно идти на, на первый, внешний взгляд, безнадежную капитуляцию перед противником (здесь, опять-таки, можно говорить либо об определенном духовном крахе, явном предательстве, либо о холодном расчете: сохранить силу, переждать, избежать кровавой новой войны, которая не оставляет пока никаких шансов на успех). Короче говоря, прав был Вольтер, утверждавший, что Бог кроется в деталях...
Мы поговорим сегодня о дипломатической деятельности двух знаменитых князей середины ХІІІ в. — Даниле Галицком и Александре Невском. Оба они были не только известными тогда полководцами и государственными деятелями, но и незаурядными политиками середины ХІІ в., так как стремились — и нередко умели — предвидеть последствия своих поступков. Данила Галицкий, правитель единственного уцелевшего тогда на западноукраинских землях государственного образования — Галицко-Волынского княжества, — и Александр Невский, великий князь Владимиро-Суздальский, князь Новгородский, действовали как политики в 60-х годах ХІІІ в., сразу после монгольского нашествия, которое стало (и, очевидно, остается такой вплоть до ХХ века) самой страшной бедой в истории всей Восточной Европы. И приходилось им говорить с чужеземцами не столько языком оружия, сколько языком унизительных переговоров. Посмотрим же, одинаково ли они делали это.
А сначала расскажем о самой ужасном моменте в жизни Данилы Галицкого, храброго воина, строителя государства, человека гордого и непоколебимого. Это был тот момент, когда он должен был (Ипатьевская летопись, откуда взято это предание, созданная на основе галицких источников, относит эти события к 1250 году) поехать в ставку могущественного Батыя, хана Золотой Орды, и, признав его власть, поклониться монгольскому правителю. Вот отрывок из летописи:
«В лето 1250 прислал хан Могучей (монгольский. — И. С.) послов своих к Данилу Галицкому со словами: «Дай Галич!» (столицу Данила. — И. С.). Был Данила в скорби великой, ибо не укрепил он землю свою городами, и, подумав с братом своим, поехал он к Батыю, сказав: «Не дам и половины отчизны своей, но поеду к Батыю сам».
...И прибыл Данила в Переяслав (центр княжества Южной Руси. — И. С.), и встретили его там татары. И увидел он, что нет в них добра, из-за чего и начал тосковать душой. Видел он, что ими владеет дьявол, видел их колдовские блудодейства и мечтания прескверные Чингис-хановы, его кровопролития многочисленные и ворожбу. Приходивших царей, князей и других властителей водили они вокруг куста поклоняться солнцу и луне, и дьяволу, и умершим родителям своим, и дедам, и матерям в аду. О, прескверное обольщение их!
Оттуда приехал Данила к Батыю на Волгу, имея намерение ему поклониться. Там пришел к нему человек князя Ярослава (отца Александра Невского, который ездил в Орду еще в 1246 году и был там отравлен. — И. С.) и сказал ему: «Брат твой Ярослав поклонился кусту, и тебе надо будет поклониться». И ответил ему Данила: «Дьявол говорит устами твоими. Пусть перекроет Бог уста твои, и пусть не будет слышно слово твое».
В то же время Данила был призван Батыем и избавлен Богом от злого их беснования и ворожбы. Он поклонился Батыю по обычаю их и вошел к нему. Сказал ему Батый:» Данила! Почему ты давно еще не пришел? А что ныне пришел, то хорошо. Пьешь ли ты черное молоко, наше питье, кобылий кумыс?»
Данила ответил Батыю: «До сих пор не пил, теперь же, если ты велел, выпью». Батый же сказал: «Ты уже наш, татарин. Пей наше питье».
Данила, выпив, поклонился по обычаю их, произнес речь свою...» А после того как Даниле (такова была «особая милость» завоевателей!) прислали вино («Ибо не привыкли вы пить молока» — сказала великая княгиня татарская), летописец не выдерживает и дает такой впечатляющий комментарий:
«О, злее всякого зла честь татарская! Данила Романович был князем великим, владевшим Русской землей, Киевом, и Владимиром (Волынским. — И. С.), и Галичем, и другими странами. Ныне же он сидит на коленях (Данила сидел с татарами по их обычаю, поджав под себя ноги. — И. С.) и холопом называется, жизни не чует, а они дани хотят, и грозы приходят! О, злая честь татарская! Его отец (князь Роман Мстиславович. — И. С.) был царь в Русской земле, он подчинил Половецкую землю, воевал другие страны. Если уж его сын не смог принять чести, то кто же другой сможет? Ведь злобе татарской и лести нет конца».
И — резюме рассказа летописца: «Был же у них князь Данила 25 дней и был отпущен, и поручена ему была земля его (то есть он получил Батыеву санкцию на княжение. — И. С.). И пришел он в землю свою, и встретил его брат и сыновья его, и был плач об обиде его и большая радость, что во здравии он».
Итак, стал ли Данила Галицкий «уже татарином», поклонившись всесильному хану? Чтобы правильно ответить на этот вопрос, следует представить не только дальнейшие события и поступки Данила, но и общую ситуацию на Руси. Крупнейшие русские города, Киев и Чернигов в том числе, лежали в руинах (о масштабах погромов монголов красноречиво свидетельствуют заметки католического монаха и дипломата Плано Карпини, который через несколько лет после захвата Киева Батыем посетил древнеукраинские земли, направляясь в Каракорум — столицу Великого Хана: пожарища, людей мало, земля почти не обрабатывается... Впрочем, современные историки считают свидетельства Карпини несколько преувеличенными); была уничтожена вся политическая структура, средств для сопротивления — минимум! Легко представить, как невыносимо больно было видеть все это именно Даниле, который еще 20-летним юношей во время битвы при Калке (1223 год) победоносно, в первых рядах русского войска, дрался с полководцами Чингисхана, Джебе и Субедеем... Но что было делать?
Для себя Данила ответил на этот вопрос так: надо, избегая открытого вооруженного конфликта с монголами, сохраняя с ними, по возможности, лояльные связи (ибо такая связь хотя и была фактически похожа на вассалитет, позволяла заняться восстановлением разрушенного и сохранить основы государственности), укреплять военную, экономическую и политическую самостоятельность Галицко-Волынских — и в целом русских (украинских) — земель и искать союзников в Западной Европе, у соседей (западных, северных и южных), изо всех сил стремясь создать своеобразную антимонгольскую коалицию: можно не сомневаться, что обиду, нанесенную Батыем, Данила не забыл!
Здесь нужно уяснить себе, какую стратегию проводили монголы (в первую очередь возглавляемая Батыем до его смерти в 1255 г. Золотая Орда) в отношении захваченной славянской территории в Восточной Европе. А стратегия эта заключалась прежде всего в том, чтобы сталкивать между собой два наибольших восточнославянских государственных образования — Владимиро-Суздальское и Галицко-Волынское княжества. Учитывая же весомые успехи в деле государственной консолидации, которых удалось достичь Даниле Галицкому (он победил в нескольких битвах агрессивных польских и венгерских соседей, ярким примером чего была битва при Ярославе 1245 года; укрепил свою власть и объединил «под своей рукой», как тогда говорили, все исторические галицко-волынские земли; западноевропейские властители относились к Даниле с надлежащим уважением, а римский папа Иннокентий IV, как известно, прислал Даниле королевскую корону), принимая во внимание все это, власть Орды сочла за лучшее создать крепкий, долговременный противовес «своенравному» галицко-волынскому князю. И лучше всего на эту роль подходил прославленный победитель шведов и немецких «псов-рыцарей», «святой и благоверный» князь Владимиро-Суздальский, Новгородский и некоторое время (с 1250 по 1253 г. — по согласию монголов!) Киевский — Александр Ярославич, прозванный Невским.
Данила Галицкий был у Батыя в Орде, как мы рассказывали, в 1250 году, только один раз — и эта поездка получила яркое художественное отображение в летописи. А тем временем Александр Ярославич Невский посещал монгольскую столицу как минимум трижды (некоторые историки считают, что пять раз), причем об этом сообщают чрезвычайно скупо, лишь как перечень княжеских действий: был, виделся с ханом, вернулся... Что же делал «святой и благоверный» Александр в ставке Батыя и его наследников во власти? Ответ — в реальных исторических событиях 50-х и 60-х годов ХІІІ в. Напомним о них.
Проводя свою политику «сдержек и противовесов», не позволяя ни одному князю усилиться за счет другого (как видим, политика эта стара как мир, а современные наши президенты, наверное, искренне верят, что они здесь первооткрыватели!), монгольские ханы, тем не менее, столкнулись с не предвиденным ими событием. А именно: неожиданно сблизились, и то на противоордынской платформе, князь Данила Галицкий и младший брат Александра Невского, с 1250 г., согласно монгольскому ярлыку, — великий князь Владимиро-Суздальский Андрей Ярославич. Этот союз двух князей, как и было заведено в средние века, закрепили союзом семейно-династическим: женитьбой Андрея Ярославича и дочери Данила Галицкого. Таким образом, кланяясь Орде, Данила и Андрей готовили широкое восстание против господства монголов.
И что же сделал всепобеждающий борец против иностранных захватчиков Руси Александр Ярославич Невский? В 1252 году (добровольно или по вызову хана — историки и до сих пор спорят) он едет в ставку Батыя (тот как раз тогда добился избрания на великоханский престол своего выдвиженца и тем самым значительно усилил свои позиции) с жалобой на брата Андрея за то, что тот якобы отнял у него власть великого князя и, хуже того, задерживает выплату дани Орде (вдумаемся: кому именно жаловался Невский, кстати, победитель гигантского телеконкурса 2009 года «Имя: Россия» — жаловался он убийцам, которые из политических соображений за шесть лет до этого отравили его отца, великого князя Владимиро-Суздальского Ярослава Всеволодовича!) В конце концов, Александр Невский буквально выпросил у Батыева сына Сартака ордынскую рать, чтобы с ее помощью согнать брата с великокняжеского стола.
Андрей, сразу узнав о поездке брата в Орду и о приближении монгольского войска, по свидетельству летописца, воскликнул в законном гневе: «Господи! Что же это, доколе ж нам между собой ссориться и наводить друг на друга татар!» Однако — случилось то, что случилось... На Владимиро-Суздальскую землю двинулись ордынские войска под командованием царевича Неврюя. В историю это вторжение вошло под названием «Рать Неврюева». В Первой Софийской летописи рассказывается, что князь Андрей вышел со своими полками навстречу Неврюю и на реке Клязьме произошла «сеча великая». Данила Галицкий, который был слишком далеко, не успевал отправить помощь своему союзнику князю Андрею, да и на собственных западных границах у Данилы хватало хлопот. Владимирская, суздальская и тверская дружины были разбиты в битве при Клязьме, князь Андрей бежал в Новгород, а затем — в Швецию. Погром Владимиро-Суздальской земли лишь ненамного уступал Батыевому кошмару 1238—1240 годов. Александр Невский повторно занял возвращенное себе Владимиро-Суздальское великокняжение...
Данила, чьи позиции, несмотря на королевскую корону, чуть позже данную папой Иннокентием, были, однако, ощутимо ослаблены, имея очень мало надежды на европейскую помощь, все же решился вступить в борьбу с Ордой. В 1257 году он изгнал из галицких и волынских городов монгольских баскаков (собирателей дани) и ордынские гарнизоны. Памятуя о том, что в свое время Батый не сумел взять ни Кременец, ни Холм, Данила Галицкий спешил укрепить города. В 1259 г. войско Куремсы, одного из ордынских князей-военачальников, попробовало вернуть потерянное, но было вынуждено отступить. Тем не менее Орда отправила более сильное войско во главе с баскаком Бурундаем, который, понимая, что сила галичан в крепостях, потребовал, чтобы Данила снес крепостные стены во всех городах. Пришлось выполнить это требование, так как военных средств для сопротивления Бурундаю, к сожалению, не было. Однако до самой смерти (1264 г.) Данила Галицкий был политическим противником Орды и представлял собой ощутимую угрозу для нее.
А что же делал в те годы Александр Ярославич Невский? Он «очень успешно» подавил восстание в Новгороде в 1257 году, вызванное намерениями Орды провести в этом большом и гордом городе (кстати, так и не оккупированном в свое время Батыем) перепись населения для правильного взимания дани. Конечно ж, новгородцы, особенно неимущие («меньшие люди») крайне возмутились. Когда же прибыли «окаянные татары сыроядцы Беркай и Касачик», чтобы грабить граждан, то люди восстали. И тогда Беркай и Касачик бросились за спасением к князю Александру, который был тогда как раз в Новгороде, взывая: «Дай нам стражу, чтобы не убили нас!» Что и сделал, без колебаний, «великий защитник русской земли» (об этом рассказывает 1-я Новгородская летопись). Более того, он, как только новгородцы объявили об отказе проводить перепись, немедленно собрал суздальские и владимирские полки, провел ордынских чиновников в Новгород под охраной своего войска, сына Василия за непокорность и поддержку восставших отправил в ссылку, многих активных участников «мятежа» казнил. Нужны ли комментарии?
Александр Ярославич умер 14 ноября 1263 года при до сих пор не выясненных обстоятельствах, возвращаясь из третьей (а может, и пятой) поездки в Орду и, очевидно, получив там какие-то новые инструкции. Фактом является то, что как раз со времен Данилы Галицкого и Александра Невского исторические пути Галицко-Волынской и Владимиро-Суздальской землель еще больше разошлись: первая все больше стремилась на Запад, где и искала союзников против Батыевых потомков (на беду Украине, эти западные союзники оказались слишком уж агрессивными), а вторая начала искать пути для длительного «сосуществования» с деспотичным Востоком. Хорошо написал об этом лояльный монархист (и республиканец в душе — в молодости) Николай Карамзин: «Длительное пресмыкание перед татарщиной не могло, к сожалению, не отразиться на моральном облике государства Московского»...
