Факт из истории украинской литературы ХХ века: с июля 1947 г. по май 1948 г. включительно в немецком городе Мюнхене выходил украинский «ежемесячник литературы, искусства и критики» под названием «Арка». Издавали его те, кого лихолетье Второй мировой войны забросило на чужбину, — жители «планеты ДиПи», то бишь лагерей для перемещенных лиц. Украинцев среди них было более 200 тысяч. Всего свет успели увидеть одиннадцать номеров журнала. Свое существование он прекратил по причинам, перед которыми литература бессильна: денежная реформа в Германии…
Творческое оформление журнала осуществлял Яков Гниздовский и Юрий Шерех — идеолог и фактический редактор «Арки» — этим очень гордился. Каждый номер на обложке журнала появлялось изображение врат Рафаила Заборовского, знаменитого памятника украинского барокко. «Хтивого бароко», как сказал о нем Мыкола Бажан в известном триптихе 1929 года «Будівлі». Поскольку «Арка» «стала словно органом МУР», то и интенции ее отражали идеологию этой организации (полное название — «Мистецький Український Рух»). Ad fontes! К источникам! Яков Гниздовский, оформляя номера журнала, не раз использовали трипольскую орнаментику и символику, что также знаменательно. Ведь «Арка открывала пути к мирам, близким и далеким»; она брала на себя смелость раскрывать врата мировой культуры.
Здесь стоит вспомнить историю появления МУРа, литературного объединения, которое образовалось в Баварии в конце 1945 года. Событие произошло абсолютно спонтанно. Два Леонида — Лиман и Полтава, — которым стало известно, что саксонский город Пляуен, где печатался украинский журнал «Дозвілля», попадает в советскую зону, загорелись идеей вывезти оттуда украинские шрифты, поскольку в Баварии их просто не было. «Операция» удалась. Но чтобы не выпустить из рук полученное таким образом сокровище, нужно было иметь союз писателей, которому бы это сокровище и перешло. «Ангелом цели» оказался Леонид Полтава, бросившийся, чтобы спасти ситуацию, искать писателей, которые бы согласились немедленно основать литературную организацию. И круг энтузиастов сформировался довольно быстро: Юрий Шевелев, Игорь Костецкий, Виктор Петров, Иван Багряный, Юрий Косач, Иван Майстренко… Председателем МУРа избрали Уласа Самчука, однако роль идеолога объединения досталась Юрию Шевелеву.
В воспоминаниях, написанных на склоне лет, он свидетельствовал: «Я жил идеей создать творческую атмосферу вокруг писателей, вырвать таланты из мрака жизни среди обывателей, построить дворец духа, новый и суженный вариант Платоновой республики мужей разума и таланта, заложить фундамент для появления в конце концов выдающихся произведений слова». Платонова республика упомянута неслучайно: создателей МУРа вдохновляла аналогия с Вольной академией пролетарской литературы Мыколы Хвылевого (ВАПЛите). Дворец духа строился на фундаменте «расстрелянного возрождения». Литературный воздух Мюнхена, Нюрнберга, Ульма второй половины 1940 хбыл напоен флюидами литературного Харькова и Киева 1920 х. Лозунги«витаизма», «психологической Европы» и «азиатского ренессанса» питали идеологию МУРа.
Небольшой объем «Арки» ограничивал возможности знакомства читателей с крупноформатной прозой. Наибольший успех журнала в области прозы — рассказ «Психічна розрядка» Т. Осьмачки, отрывки из романа В. Домонтовича «Без ґрунту» и его же «биографическая новелла» о Ван Гоге «Самотній мандрівник простує по самотній дорозі» (публикацию которой не удалось завершить в связи с прекращением выхода «Арки»), фрагмент исторического романа Ю. Косача «День гніву», рассказ этого же автора «Коли б сонце раніше зійшло», главы из романа И. Костецкого «Троє глядять у дзеркало»…
Если когда-то будет написана история украинского экспрессионизма, то в ней найдется место и для рассказа Т. Осьмачки, наполненного ощущением ужаса, искаженного жизненного пространства, в котором царит трагический абсурд, поскольку «скрізь чути владу колгоспу та його іржавий, прихований і всепантруючий зір». «Психічна розрядка» вызывает ассоциации с «Санаторийною зоною» М. Хвылевого, ведь и здесь имеется метафора тотального безумия. 25-летний музыкант Гарасим Сокира мечтает о «величественной музыкальной композиции наподобие «Демона» или «Фауста», которая бы вобрала безграничное «современное украинское горе», — а попадает в киевскую Кирилловку, где становится жертвой «психической разрядки» больных. Мечта разбивается вдребезги, как хрустальный бокал. Чудак- музыкант в белой рубашке и белых полотняных штанах, эдакий «сковородинец» колхозной эры, резко контрастирует у Т. Осьмачки с «советским бардом» Моцюрой, который «не вылез из строфики Олесевой и второразрядных русских поэтов». Намек на В. Сосюру вполне прозрачен. В сцене встречи Сокиры и Моцюры слышится саркастический надрыв Т. Осьмачки. Между «пролетарским поэтом», для которого чудаковатый композитор — «кулацкая душа», и самим музыкантом, которого переполняет тоска украинского села, — бездна. В разрушенном крестьянском мире есть место для пролетарской диктатуры, но отнюдь не для музыки: он трагически-асимметричный, холодный, обезлюдненный… Т. Осьмачка срывается на крик, его проза неоднократно становится публицистикой; в финале ему только и остается перевести взгляд на усыпанное звездами небо, чтобы завершить трагическую историю Гарасима лирическим монологом-молитвой, обращенным к космосу, «вечной правде», «божественной животворящей силе». Да еще к бересту на перекрестке Черного пути и Куцевского. «Кожне дерево править за прообраз Бога і всього живого», — однако в этом отчаянном монологе Т. Осьмачка и упрекает Творца за разрушенный мир, который покинула гармония…
А рядом с Тодосем Осьмачкой (которому в безумные 1930-е приходилось прятаться в той же Кирилловке) на страницах «Арки» встречаем ироничного эрудита Домонтовича-Петрова-Бера. Он действительно «многолик» — Виктор Платонович Петров, «шестой в грозди неоклассиков»! Первый номер «Арки» открывался (после программного предисловия У. Самчука) большой статьей Виктора Бера «Современный образ мира. Кризис классической физики». Размышления «Эстетическая доктрина Шевченко» печатались под именем Виктора Петрова. А в прозе знали В. Домонтовича. Интересно, что фрагмент романа «Без грунту», помещенный на страницах «Арки», легко вписывался в контекст тех полемик, которые велись в МУРе. Т. Осьмачка вспоминал поэта Кручину и насмехался над советским бардом Моцюрой, В. Домонтович же устроил карнавал аллюзий. В персонажах тех фрагментов, которые попали в «Арку», легко угадывались поэт Николай Филянский (в романе — Арсений Петрович Витвицкий), историк Дмитрий Яворницкий (Данил Иванович Криницкий), Сергей Ефремов (критик, ругающий модернистов), чертами Николая Рериха наделен художник Степан Линник… Что-то донкихотское есть в героях Т. Осьмачки и В. Домонтовича. И Гарасим Сокира, и Арсений Петрович, который среди безумия гражданской войны свозит в музей в Екатеринославе книги, картины, мебель, спасенные им от разграбления и уничтожения, выпадают из своего жестокого времени. Они утрачивают почву, становятся потерянными людьми.
А в целом, прозаиков «Арки» больше интересовало прошлое, свидетельством чему является рассказ «Ренессанс» Ю. Тиса, «Медальон» Ю. Клена, «Страх» Л. Коваленко, проза Ю. Косача… К мемуаристике тяготеют «Останні дні» П. Балея и «Повість про Харків» Л. Лимана. Есть и мемуары без претензий на беллетристику: воспоминания Д. Дорошенко о Б. Гринченко и В. Самийленко, «Зустрічі з поетом» К. Гриневичевой (об И. Франко), «Зустріч з Андре Жидом» Ю. Корибута, «З родинної хроніки» В. Чапельского, «Берлін, лютий 1945» У. Самчука, «Мої дебюти» В. Блавацкого.
Поэзия представлена в «Арке» произведениями Е. Маланюка, В. Барки, М. Ореста, В. Свидзинского (непубликовавшиеся ранее стихотворения из книги «Медобір»), М. Зерова, С. Гординского, Г. Черинь, А. Гарасевича, П. Карпенко-Криницы, Яра Славутича, Л. Лимана, Л. Полтавы, В. Лесича, О. Веретенченко, С. Рындика, М. Сытника, И. Роговской, отдельными стихотворениями О. Зуевского, Б. И. Антонича, О. Лятуринской, Т. Осьмачки, Б. Нижанкивского. Кажется, именно в поэтической рубрике «Арки» литературная пестрота и проявилась наиболее всего. Многое из напечатанного «утонуло» во времени, однако немалая часть публикаций стоит пристального внимания исследователя украинской поэзии ХХ в. Непреходящее значение имеют поэтические переводы, сделанные С. Гординским (Шарль Бодлер), Б. Кравцивым (Р. М. Рильке), М. Орестом (Р. М. Рильке и С. Георге).
И все же, самая большая роскошь «Арки» — это статьи об искусстве, литературе и истории. Журнал, по сути, был детищем Ю. Шереха, и этим много сказано. Установка открывать пути к мирам, близким и далеким , блестяще реализовалась как раз в области творческой. Журнал охотно печатал исследования о классиках, но внимательно следил и за новейшими течениями в живописи, музыке, театре, архитектуре, кино. Барокко, экзистенциализму, сюрреализму, экспрессионизму посвящались специальные исследования Д. Чижевского, Ю. Косача, И. Выгнанца, или же по крайней мере обзоры, репортажи, информация о новых явлениях в той или иной области культуры. Не будь «Арки», кто знает, были ли бы когда-нибудь написаны эссе Я. Гниздовского «Гульня на Олімпі. Про Пітера Бройгеля Старшого», «Ель Греко», «Іван Мештрович», «Український гротеск. Про Дон Санча Пансу і його пана, лицаря з Манчі», «Мистецтво підсвідомости». Специально для журнала В. Ласовский присылал свои «Листи з Парижу про мистецтво», в которых рассказывал о впечатлениях от Осеннего салона 1947 г. Искусствоведческие очерки об Олексе Новакивском, Михаиле Бойчуке, Юрии Нарбуте, как и исследование В. Сичинского «Український дереворит ХVI—ХVII століть», также предназначались прежде всего для читателей «Арки»…
С первого номера 1948 г. принцип «коллективного руководства» сменился «единоличным»: вместо коллегии в составе В. Домонтовича, Ю. Косача, Б. Нижанкивского, З. Тарнавского и Ю. Шереха журнал отныне подписывался Юрием Шерехом (секретарем редакции был Яр Славутич). Наверное, именно главному редактору принадлежала идея объединять следующие номера «Арки» какой-то одной главной темой. Таких номеров успело выйти три — и это была вершина редакционного творчества! Номер 2 за 1948 год посвящался творчеству Юрия Нарбута (очерк Ивана Выгнанца «Юрій Нарбут», исследование О. Оглоблина «Нарбут — мазепинець», десяток репродукций работ художника). Значительную часть сдвоенного номера (3—4) за 1948 г. отдали под материалы к трехсотлетнему юбилею Хмельнитчины — и здесь успех был особенно ощутим (труды историков О. Оглоблина «Золотий спокій» и Б. Крупницкого «Богдан Хмельницький в світлі української історіографії», исследование Д. Чижевского «Сімнадцяте сторіччя в духовній історії України», в котором выяснялись природа и черты украинского барокко, исследование В. Сичинского «Український дереворит ХVI—ХVII століть», глава из романа Ю. Косача «День гніву», статьи Е. Маланюка и В. Петрова о Шевченко, статья Я. Рудницкого «Куліш — редактор Шевченковского «Кобзаря», репортажи о выставке Марка Шагала в Париже и о выставке украинской живописи в Регенсбурге…) Такого целостного, интеллектуально насыщенного, продуманного до деталей номера больше не найти в комплекте «Арки». Хотя и следующий (последний!) номер скомпонован хорошо. Посвящался он писателям Католического обновления во Франции. Крупным планом представлено творчество Жоржа Бернаноса и Поля Клоделя (более широкий круг имен — в статье Ю. Косача «Золота тростина»).
Литературно-критическая рубрика обеспечивалась чаще всего статьями и рецензиями Ю. Шереха. Собственно, Шерех-критик представал перед читателями в трех ипостасях, как и В. Петров. Под своими главными, наиболее концептуальными статьями он подписывался как Юрий Шерех. То, что писалось для журнального «конвейера», появлялось под псевдонимом «Гр. Шевчук». И были еще шпильки под титлом «Camera obskura»: сложно сомневаться, что автором их был ироничный Юрий Владимирович Шевелев (Шерех), хотя и «прятался» он под различными криптонимами: «енте», «ен», «бн»… Некоторые свои программные доклады Ю. Шерех печатал в сборниках МУРа, но и в «Арке» он поместил несколько блестящих статей: «Року Божого 1946. Замість огляду українського письменства 1946 г.», «Етюди про «незрозуміле» в літературі (поезія Василя Барки», «Не для дітей» (о прозе В. Домонтовича), «Без металевих слів і без зідхань даремних (Олена Теліга)»… Все это — ценное наследие украинской литературной мысли, которое еще ждет любознательных и эрудированных исследователей. Как, в конечном счете, и сам феномен «Арки»: он также нуждается во всестороннем осмыслении историками литературы (профессиональное предложение им сделали сотрудники библиотеки Национального университета «Киево-Могилянская академия», подготовив библиографический указатель «Арки»)…
Через много лет после того как «планета ДиПи» стала частью истории, Юрий Шерех, вспоминая свои встречи с Гниздовским, оценивал усилия редакции «Арки» довольно высоко: «журнал своим культурным уровнем опередил другие украинские периодические издания и приближался к лучшим немецким». Кажется, в таком выводе нет особого преувеличения. Публикуя художественные тексты, обозревая и анализируя украинский литературный процесс на территории Европы, «Арка» содействовала лучшей организации эмиграционной литературной жизни. Она была собирателем и интерпретатором разнообразной информации о жизни культуры в ее диахроничном и синхроничном измерении. Благодаря этому своему журналу МУРовцы вырабатывали выразительную шкалу эстетических ценностей, определявшую вектор литературного развития. Тем самым находила подтверждение декларация о выходе в мировую культуру. А вот контактов с подсоветской литературой «Арка» практически не имела. Публикация непубликовавшихся стихотворений В. Свидзинского 1930-х годов и этюда Ю. Яновского «Наречена» были скорее маленькими эпизодами в короткой истории «Арки». Случай с «Нареченою» мог свидетельствовать, что в Мюнхене знают о том нагоняе, которые устроил Яновскому Каганович за его роман «Жива вода». Были, впрочем, еще ироничные рефлексии Ю. Шереха по поводу «культурной реальности» в УССР, которые время от времени появлялись в рубрике «Camera obskura», — но ведь это только рефлексии! По-видимому, в 1947—1948 гг. по-другому и не могло быть. Начинался затяжной период «холодной войны». После ликвидации лагерей для перемещенных лиц многие авторы «Арки» эмигрировали за океан. Одиннадцать же номеров журнала остались как духовная реальность, созданная украинскими писателями в обстоятельствах совершенно исключительных...
