Этого человека, с полным на то основанием, еще при жизни называли «самым совершенным макиавеллистом нового времени». Такие выдающиеся писатели, как Оноре Бальзак и Стефан Цвейг, писавшие о нем, были поражены его удивительной политической гибкостью, «плавно переходящей в гибкость совести» — а ведь оба классика отнюдь не были наивны, превосходно знали жизнь, политику и людей! И сейчас, спустя почти два столетия после смерти, личность Жозефа Фуше, одного из наиболее зловещих политических деятелей Франции и всей Европы, служившего самым разным режимам (правым, центристским, левым, крайне левым, Робеспьеру, революции, контрреволюции, Директории, Наполеону, королю...) и последовательно их всех предававшего! — эта личность таит в себе необыкновенно поучительную загадку и представляет для нас крайне актуальный политический урок.
Именно для нас. Ибо вдумчивый анализ позволяет увидеть не бросающуюся в глаза, но все же несомненную связь между Фуше как знаменитым деятелем Реставрации (понимаемой как процесс отхода, отказа, «выздоровления» от яростных крайностей Революции 1789 — 1794 гг.) и происходящим в Украине на наших глазах. Эта Реставрация 200-летней давности представляла из себя исторически длительный, растянувшийся более чем на два десятилетия поиск компромисса между «новыми» хозяевами страны, агрессивными собственниками (спекулянтами, особенно земельными, рантье и т. д.; все они были выходцами из прежде, до 1789 года, отстраненного от политической власти «третьего сословия»), с одной стороны, и наиболее прагматической и циничной частью прежней аристократической элиты — с другой.
И те, и другие нашли, в конечном счете, общий язык (как сейчас модно говорить, общие «правила игры», в первую очередь экономические). Этот компромисс базировался на грандиозном перераспределении частной собственности в масштабах страны, прошел через ряд интереснейших экономических и политических метаморфоз (от лозунга «Мир — хижинам, война — дворцам!» радикальных якобинских времен до филигранно разработанного Гражданского кодекса Наполеона, пережившего свою эпоху и основанного на признании частной собственности «священной и неприкосновенной» — этот принцип приняли и вернувшиеся во Францию после поражения Наполеона короли!).
Но главное: этот компромисс для своего политического «цементирования» требовал такой грандиозной фигуры, как император Наполеон I Бонапарт с его весьма своеобразным представлением о демократии. И такого министра полиции в правительстве Наполеона, как Жозеф Фуше! Вот что пишет об этом человеке, опутавшем всю Францию сетью своих тайных агентов (и обеспечивавшем таким образом стабильность Империи и прочность компромисса!), Стефан Цвейг: «Предатель по натуре, жалкий интриган, пресмыкающийся льстец, профессиональный перебежчик, подлая полицейская душонка, презренный, безнравственный человек — нет такого клеймящего, такого бранного слова, которым бы его обошли... Худое, высохшее, почти бесплотное тело, узкое костлявое лицо с резкими чертами безобразно и неприятно. Острый нос, резко очерченные, тонкие, всегда сжатые губы, холодные рыбьи глаза под тяжелыми сонными веками, серые, кошачьи зрачки, похожие на круглые стекляшки. Все в этом лице, все в этом человеке словно страдает недостатком живой плоти: он выглядит, как человек при свете газа, — блеклый, зеленоватый». Страшный портрет, что и говорить!
Но Наполеона менее всего интересовали моральные качества Фуше — он был уверен, что самое важное в том, что его министр полиции и, по совместительству, глава секретной политической службы будет верно служить ему и не предаст (а вот в этом император горько ошибся!). Не волновало Бонапарта и политическое прошлое Фуше — а напрасно; оно было удивительным по «диапазону колебаний» даже в ту бурную эпоху. Судите сами. Умереннейший депутат в 1792 году, подчеркивавший уважение к королю; «бешеный», крайне радикальный якобинец, ежедневно казнивший на гильотине в Лионе десятки, сотни, тысячи богатых людей спустя всего год, в 1793-м (Цвейг в своей книге приводит такие образцы демагогии радикала Фуше: «Все позволено тем, кто действует в духе революции. Для патриота нет другой опасности, кроме опасности плестись в хвосте законов революции. Революция совершена для народа; но под этим именем не следует подразумевать привилегированный благодаря своему богатству класс, присвоивший все радости жизни и все общественное достояние. Народ — это, прежде всего, ...огромный класс бедняков!»).
Но это — только начало! В 1794 году якобинец Фуше — душа и движущий мотор заговора против вождя своей партии Робеспьера, внушавшего панический ужас «умеренным» якобинцам и беспартийному «болоту», жаждавшим стабильности. Робеспьер свергнут и казнен. Но Фуше вынужден на несколько лет отойти в тень — опасается, что ему припомнят кровавые «подвиги» в Лионе, ведь маятник истории явно качнулся вправо, взят курс на свертывание революции, на частичную реставрацию прошлой модели (Термидор — так называют историки эпоху с 1794 по 1799 год, до прихода к власти Наполеона). А наш герой — и это очень важно — из тех, для кого необходимо только одно: быть всегда в числе победителей, а не побежденных! Цвейг пишет: «В молниеносности его превращения и безграничном цинизме его измен проявляется дерзость, невольно ошеломляющая, вызывающая удивление. Ему достаточно 24 часов, иногда одного часа, иногда всего лишь мгновения, чтобы на глазах у всех просто отшвырнуть знамя своих убеждений и с шумом развернуть другое. Он следует не за идеей, а за временем, и чем быстрее оно мчится, тем проворнее он его догоняет».
К 1803 году Фуше — не только министр полиции Наполеона, но и очень богатый человек, миллионер. А к концу правления императора этот выходец из плебейской семьи, сын и внук купца среднего достатка приобретает (точнее, просто покупает) еще и пышный аристократический титул, и становится... герцогом Отрантским. Но Бонапарт не понял в Фуше самого главного: этот человек служил не ему лично, тем более не Франции — он служил всегда только и исключительно самому себе, своим интересам (как он понимал). Вот почему «серый кардинал» наполеоновского режима в ответ на обвинения своего прославленного патрона в измене (а Фуше еще в 1813 году, прекрасно видя, что власть Наполеона уже исторически обречена, начал тайные переговоры с европейскими державами — врагами Франции — на предмет его устранения с престола!) мог бы «с абсолютно чистой совестью» ответить: «А кого я, собственно говоря, предал? Самого себя, свои интересы я не предавал — а остальное не суть важно...»
Разумеется, ни одна историческая параллель не может быть абсолютной. Украина наших дней — не Франция конца XVIII и начала ХIХ века. Французская революция (законно названная Великой!), буквально взорвавшая всю структуру общества — это не «революция» помаранчевая (правомерность употребления этого великого и страшного слова применительно к событиям ноября-декабря 2004 года, на взгляд автора этих строк, весьма дискуссионна — ибо, вопреки несомненному духовному очищению тех незабываемых дней, политические и экономические «несущие конструкции» общества революционным образом отнюдь не изменились, что и сделало возможным «универсальный» компромисс и «широкую коалицию»). И все же, повторимся, природа тех и других событий в некоторой степени схожа: перераспределение собственности (в одном случае — радикальнейшее, в другом — пока жестко приостановленное). Но если допустить дальнейшие аналогии, то придем к интересному выводу: ведь у каждой революции есть свой Термидор, у каждого Термидора есть свой Наполеон — но и свой Фуше. Фуше, который, совершая чудеса политического слалома и побивая все рекорды предательств, тем не менее, как и всякий профессиональный слаломист, блестяще «вписывается в ворота» при крутом спуске. А ворота эти — интересы новейшей, олигархической элиты, интересы властителей экономики...
