Хотя не все историки, публицисты, философы, в общем те, кто профессионально занимается исследованиями кровавой и драматической эпохи конца XVII — начала XVIII века, признают существование «загадки Мазепы» — все же сложно отрицать тот факт, что поступки, а тем более внутренний мир этого великого украинца были и остаются «тайной за семью печатями» для нас. Во всяком случае, известно, что Иван Степанович был человеком предельно закрытым, всегда скрывал настоящие мотивы своих действий от посторонних глаз (потому что слишком большой была вероятность, что эти глаза окажутся злобно враждебными — ведь юность Мазепы приходится на страшную эпоху Руины, когда культ силы, интриги, измена и доносы на политических неприятелей стали обычным явлением!). И потому нам не постичь ни суть Мазепы-политика, ни Мазепу как человека, прибегая к устарелым идеологизированным клише, вырывая его из контекста времени и применяя критерии, присущие значительно более поздним эпохам.
И тут стоит заметить, что в известной степени «ключ» к пониманию настоящего, свободного от клеветы и апологетики, лица Ивана Степановича Мазепы дает тщательный анализ раннего, догетманского периода его жизни. Как при каких обстоятельствах формировалось его мировоззрение, его система ценностей, политические и духовные приоритеты? Это — вопрос не только интересный, но и в известной степени определяющий для современных мазеповедческих исследований. И он же, этот вопрос, является чуть ли не менее всего исследованным в исторической науке; достоверных документов значительно меньше, чем хотелось бы, вместо этого имеется солидное количество мифов, измышлений, легенд, которые камуфлируются под якобы «проверенные» факты, поэтому возникает необходимость отделить «зерна» от «плевел», но, опираясь на критически проанализированные источники, выяснить, в какой степени Мазепа, как и каждый человек (а не забывайте простой истины: политики — тоже люди!), является «родом из своего детства».
Сначала — о дате рождения нашего героя. Здесь также наблюдались определенные «разночтения» (так, Николай Костомаров указывал 1644 год; впоследствии большинство историков стало на точку зрения ближайшего соратника гетмана Мазепы и его преемника, Пилипа Орлика, который писал в одном из писем: «мне уже 70 лет, столько, сколько было покойному Мазепе в Бендерах», иначе говоря, в 1709 году). Что же касается точного дня и месяца рождения Ивана Степановича, то в свое время, в ХІХ веке, они были установлены польским поэтом, историком и общественным деятелем Тимошем Падурой, на основании записи в Кременецком молитвеннике. Поэтому можно считать более-менее достоверным, что будущий гетман Украины родился 20 марта 1639 г. (не в 1644, не в 1629!) в родовом селе Мазепинцах (в документах конца XVI века это село называется еще «хутор на Камьянице») поблизости Белой Церкви на Киевщине.
Естественно, возникает вопрос: что известно о предках Мазепы, что это были за люди? Несмотря на вымыслы многочисленных тенденциозных авторов о «польских», «католических» симпатиях семьи гетмана (к великому сожалению, определенную дань этим стереотипам отдал и такой выдающийся историк, как Николай Костомаров, автор обстоятельной монографии о Мазепе), факты истории свидетельствуют совсем о другом. Так, неизвестный автор «Історії Русів» сообщает нам, що полковой судья Федор Мазепа (по-видимому, прадед гетмана) участвовал в восстании славного Северина Наливайко в 1594—1596 гг. и был зверски казнен шляхтой в Варшаве. Хотя немало специалистов не совсем уверены в полной достоверности этих сведений; во всяком случае, опровергнуть или же подтвердить тут что-либо весьма тяжело. Зато известно другое: отец Ивана, Адам-Степан Мазепа, был в годы Хмельнитчины белоцерковским атаманом, поддержал гетмана Богдана и в 1654 году, вместе с родственниками Мироном и Юском Мазепами, принес присягу на верность царю Алексею Михайловичу. Причем стоит сразу подчеркнуть: род Мазеп можно охарактеризовать как православную(!) шляхетную украинскую фамилию, которая хоть какое-то время и имела связи с влиятельными польскими кругами, однако была предана традициям и вере родного народа. Интересно, между прочим, что известный казацкий летописец Самийло Величко, очень далекий от симпатий к Мазепе (потому что сочувствовал Василию Кочубею, казненному по согласию гетмана), все же называет Ивана Степановича не иначе как «шляхтичем козакоруським».
Значит, это была семья, бесспорно, казацкая и, в то же время, — шляхетская, достаточно образованная, знакомая с высокими достижениями культуры. И тут как раз кстати перейти к рассказу об образовании юного Ивана. Из воспоминаний и писем уже упоминавшегося Пилипа Орлика мы узнаем о том, что талантливый подросток учился в прославленной Киево-Могилянской академии (очевидно, начиная с 1651 или 1652 года; а Самийло Величко уточняет: учился в классе риторики). Не нужно, без сомнения, лишний раз писать о том, какое исключительное место занимала Киево-Могилянская академия в образовательной системе целой Восточной Европы, какие блестящие знания там приобретались. Достаточно только вспомнить о том, что Мазепа, закончив класс риторики, овладев языками (в частности, польским, русским, греческим, латинским, немецким, татарским, итальянским...), обстоятельно изучив творчество античных классиков (Аристотеля, Платона, Горация, Овидия — последних двух любил цитировать наизусть — а также, между прочим, и Макиавелли с его «Государственником»!), мог, казалось бы, быть довольным уровнем своей учености. Но нет: где-то около 1657 года юноша отправляется получать образование на Запад. В какие именно страны — это вопрос и до сих пор остается открытым; распространенной является версия, согласно которой честолюбивый и амбициозный молодой человек учился в Германии, Италии, на юге Франции, в Париже, проштудировал курс философии, и, кроме того, изучал основы артиллерийского дела в Голландии, в городе Девентери. Чтобы оценить уровень образованности Мазепы, приведем один красноречивый факт. По свидетельству французского дипломата Жана Бюлоза, Мазепа с молодых лет абсолютно безукоризненно владел латинским языком, настолько, что мог легко и умело составлять стихотворения на этом языке; в то же время, по словам другого дипломата, де Невилля, в 80—90-х годах XVII века во всем Московском государстве только пять—шесть человек(!) знали язык Цицерона (хотя среди них был и влиятельный князь Василий Васильевич Голицын, фаворит царевны Софьи, который очень посодействовал карьере Ивана Степановича Мазепы...)
Картина духовных ориентиров нашего героя и его воспитания будет неполной, если не вспомнить еще об одном человеке, который оказал огромное (возможно, даже исключительное) влияние на становление Ивана. Речь идет о матери Мазепы, урожденной Марине Мокиевской, действительно выдающейся личности, активной стороннице православной веры, «сестре» Луцкого православного братства (кстати, ее отец и брат поддержали с оружием в руках восстание Богдана Хмельницкого и погибли в бою с поляками под Дрижополем в 1655 году!). По свидетельствам многих современников, госпожа Мокиевская (после смерти мужа в 1665 году она стала настоятельницей Киевского Вознесенского Печерского православного монастыря, приняв имя Марии Магдалены) была ближайшей советчицей своего сына-гетмана и ушла из жизни в 90-летнем возрасте, за год до Полтавской катастрофы.
Для понимания того, как формировались политические взгляды главного персонажа нашего рассказа, важно учесть события, которые произошли непосредственно после заключения знаменитой Гадячской унии 1658 года об образовании триединой Речи Посполитой, которая состояла из Польши, Литвы и княжества Русского. Дело в том, что Адам-Степан Мазепа (отец) был рьяным сторонником этого договора, единомышленником гетмана Ивана Выговского (интересный факт!); после того, как в 1659 году сторонников Выговского в условиях ожесточенного гражданского конфликта Руины, набиравшие все большую силу на территории Украины, начали физически преследовать, а то и уничтожать (вспомните о судьбе зверски убитого Юрия Немирича), Мазепа-старший вынужден был стать изгнанником и нашел приют во владениях короля Яна Казимира. Что же касается молодого Ивана, то как раз в 1659 году он завершил свой «курс наук» в западноевропейских странах. И в сложившихся условиях Адам-Степан (он вскоре все-таки вернулся в Украину и решил уйти в «почетную отставку» в звании черниговского подстаросты) предпочел устроить сына при польском королевском дворе. Следовательно, приблизительно в 1660 году Иван Мазепа становится «королевским слугой» — престижное звание, которое давало право постоянного пребывания «при лице» Яна Казимира. Следующие три года жизни Мазепы-младшего связаны с интригами, «византийскими заговорами» и другими «приманками» варшавского дворцового окружения. Уже упоминавшийся Жан Бюлоз писал, что «в молодые свои годы видел господина Мазепу, красивого и нарядного, при дворе короля». Очевидно, юный Иван был заметным в окружении польского монарха. Однако выдумкой и мифом является романтическое сказание, которое привлекало в свое время Байрона, Словацкого, Пушкина и Вольтера, о якобы «романтической любви» молодого Мазепы к замужней шляхтянке, после чего мстительный муж этой аристократки привязал «преступника» Ивана к дикому коню и пустил этого коня в чистое поле. Воспоминания польского мемуариста Яна Пассека, откуда взяты эти сведения, не являются достоверным историческим источником, хотя изложены художественно ярко и стали источником вдохновения для Генрика Сенкевича, автора «Огнем и мечом» и «Потопа».
В 1663 году Мазепа делает, вероятно, решающий выбор в своей жизни — он оставляет королевскую службу (потому что ощущал там постоянное оскорбление: для окружения короля он, несмотря на свою блестящую образованность и незаурядные способности, все-таки всегда оставался человеком второго сорта, «казаком») и возвращается в Украину. Впереди был нелегкий и опасный период сотрудничества (точнее, опять же службы) с гетманом Петром Дорошенко; несколькомесячный плен у запорожцев (1674 год), когда его жизнь висела на тонком волоске; переход в администрацию левобережного гетмана Ивана Самойловича; мастерское лавирование в атмосфере зависти, ненависти, доносов; наконец, в 1687 году — гетманская булава. Но это уже — тема для другого рассказа.