Наибольший исторический труд Ориховского «Annales» (1553/1556) — хроника первых лет господства польского короля Сигизмунда Августа. Из семи (?) ее годовых разделов сохранилось пять первых (с 1548 до 1552 гг.). Труд остался незавершенным и вышел из печати лишь благодаря усилиям Я.-Щ. Гербурта в 1611 г. Впоследствии произведение несколько раз переиздавалось — Гданьск (1643); Лейпциг (1712); Краков (1767); Варшава (1805); Вроцлав (1826); Сянок (1856); Варшава-Вроцлав-Краков (1972); украинский перевод (фрагментарный) — Киев, 2004.
В предисловии к «Анналам» Ориховский ставит перед собой следующие исследовательские вопросы, которые требуют решения еще до начала изложения событий современности: «Что это был за народ — Поляки?», «Какой род этих людей?», «Из каких краев пришли Поляки?», а также обязуется писать о королевстве, где правил король-покойник Сигизмунд І Старый (1467 — 1548), вообще, обо всем его населении. Следовательно, в центре внимания историка оказались вопросы происхождения народа, его места в мире, а также «земля»-королевство, имеющее свою собственную (не тождественную истории польского племени) историческую традицию. Интересно здесь отметить близость исследовательской позиции Ориховского с древнерусской летописной традицией, в частности с «Повестью временных лет» (знаменитое «Откуда нсть пошла Русская земля...»).
АЛЛЕГОРИЧЕСКОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ ГАРМОНИЧНОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УСТРОЙСТВА НАРОДОВ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ. ОБЛОЖКА ОДНОГО ИЗ ПРОИЗВЕДЕНИЙ СТАНИСЛАВА ОРИХОВСЬКОГО-РОКСОЛАНА / ФОТО С САЙТА WIKIMEDIA.ORG
Дать ответы на заданные автором в предисловии вопросы был призван очерк «Початок Поляків», который предшествовал первой из годовых хроник Роксолана Ориховского. В нем наряду с поляками писатель подает ведомости о других славянских народах — Чехах и Русах — и об их отношениях между собой и миром. В целом исторические представления Роксолана основываются на ренессансных мифах и имеют немного общего с действительностью, но рассказ гуманиста интересен, учитывая то, как античные переводы становились во времена Возрождения основами для «национального» мифотворчества. Ориховский придерживался т.н. дунайской теории, популярной достаточно длительное время во всех славянских историографиях. Согласно ее трактовке, славян гуманист выводил из Балкан, в частности из территории Далмации и Македонии. Это дало ему основания считать славян потомками фалангистов Александра Македонского, которые «мир целый подбили, из-за этого сами себя Славянами, то есть славой известными и защиты полными, родительским назвали языком».
Очень интересным, учитывая будущее значение в истории украинского возрождения, является определение Ориховским национальной принадлежности по языковому принципу. По мнению Роксолана — «не має ж бо поміж народу нічого так вкоріненого і властивого, як мовна сутність і спільність, яка хоча багатьма способами похитнутися може, викорінена однак з нас дощенту не може бути...».
Чтобы проиллюстрировать, насколько охотно современная украинская историография использует наследие Ориховского, вспомню хорошо известный текст Н. Яковенко. Последняя ссылается на произведения Ориховского, повествуя о распространении в Украине западной политически территориальной модели национальной самоидентификации. Она базируется на территориальном патриотизме и правах политического гражданства, противопоставляя его взгляды популярной среди украинских православных идеологов восточной культурно-наследственной (этнической) модели самоидентификации, которая отдавала преимущество языковым, кровным и религиозным связям членам сообщества. Там речь идет и о том, что приведенные мысли Роксолана об общем языке как наиболее прочном факторе консолидации в обществе, говорят в пользу того, что жесткое противопоставление двух упомянутых моделей национальной самоидентификации в сознании Роксолана отсутствует. В этом он солидарен со взглядами на национальную самоидентификацию, распространенными, по заключению Яковенко, среди украинского казачества — будущих спикеров идей украинства.
Кроме того, на наш взгляд, кажется симптоматическим утверждение Ориховского относительно первых предков славян вообще и поляков и русинов-украинцев в частности. Ими он считает древних греков. Аргументами для этого умозаключения Роксолану опять же служит близость, которую гуманист усматривает между всеми славянскими и греческим языками, а также общность черт народного характера и обычаев. Он пишет: «Тому (свідком) є уроджене обох колін добро, таж сама дотепність, та сама розуму швидкість, рівна людяність і подібна підчас із кепськими звичаями злучена повільність; ну ж знову бенкетування і той звичай наповнення келихів, також під час пиття, здоров’я зичення, відомий у Греків, а з того від Слов’ян, занесений до Польщі...»
Как видим, именно культурно-наследственные признаки позволили Ориховскому сделать упомянутый вывод об «эллинском» происхождении славян. Более того, Роксолан всячески призывает современников к сохранению и возрождению «греческого наследия», чтобы они «на взірець Греків квітнули в науках, цнотами нагороджувалися б; і до тієї спритності в речах, і мужності захисту, котрими наш народ відомий, придамо ми поміркованості, пишності і ради; щоб здавалося, що ми вміння і вимову з Атен, а пишність і статечність зі Спарти спровадили до Польщі».
Подчеркну при случае, что тяготение к использованию культурного опыта древней Греции и Византии на долгие века будет оставаться заметной чертой украинской культуры, источником ее саморазвития и оригинальности. Поэтому «грекофильство» Роксолана роднит его именно с традицией Украины, в то время как поляки и литовцы, вместе со всей Западной Европой, отдавали предпочтение поискам именно «римских корней» своих культур (хотя, следует заметить, что акценты на каком-то остром противопоставлении «Греции» и «Рима» нашему гуманисту не близки).
Ориховский четко выделяет «русинов»-украинцев среди других славян. Он думает, что «тем самым случаем (что Чехи и Поляки. — Д. В.) Русины, которых Роксоланами летописцы называют, выбравшись от Славян, знаменитый в Европейской Сарматии держали край». Следовательно, украинцы, равно как и поляки и чехи, имеют собственную этническую территорию, на которую никто другой не имеет большего права. О королевстве Польском Ориховский пишет, что оно «состоит из Поляков, Литвы, Руси и Пруссаков», следовательно это скорее федерация народов, чем сугубо польское государство. Описание «Руси»-Украины как полностью отдельного края с самобытной культурной и историко-политической традицией встречаем и в известном автобиографичном письме Ориховского к Джованни-Франческо Коммендони. Верховенство поляков, на взгляд гуманиста, базируется, скорее, на культурном преимуществе и популярности «золотых польских вольностей», чем на праве сильного.
Это мнение Роксолан наиболее полно развил в произведении «Квинкункс, то есть образец уклада Польского королевства» (1564) в параграфах, посвященных делу унии Польской Короны и Великого княжества Литовского. Элита Польской Короны — польская государственная «нация» полиэтнична. Именно Ориховскому принадлежит формулировка принципа инкорпорации этнических меньшинств, в частности украинцев, в систему Речи Посполитой — «gente Rutheni, natione Poloni», то есть сохраняя собственное историко-культурное наследие, представитель этнического меньшинства может приобщаться к достижениям «высокой» культуры господствующей этнической группы.
Уже вспоминалась и оригинальная интерпретация Ориховским собственно сарматизма как теории о происхождении поляков от известного с античности воинственного кочевого племени сарматов. Роксолан без всяких сомнений объявляет народ-завоеватель славянами, которые под руководством своих вождей-избранников Леха и Русая подбили под свою власть большую часть Сарматии, заселенной народом «татарским», и унаследовали имя своей новой родины. Следовательно, он фактически модернизирует античное сарматско-скифское противостояние к средневековому славяно-тюркскому (татарскому) и, вероятно, намекает и на свежее ощущение «польско-русской» победы (общего преимущества) над Золотой Ордой и ее эпигонами.
«Русины»-украинцы, которые, по утверждению гуманиста, получили земли одного из наиболее выдающихся сарматских племен роксоланов, известные в дальнейшем и под этим названием. Историческое равноправие украинцев и поляков, которое господствует в изображении Ориховского, а также четкое разграничение наследства этих народов открывало для идеологов раннемодерного украинства путь к культурному присвоению, «украинизации» идеологии сарматизма или построению по ее подобию собственной — «роксоланской теории».
Пиетет перед «автохтонностью» (которая, по обычному праву, была одним из сверхважных признаков полноправия) приводила к тому, что относительно местной шляхты своей «малой родины» Роксолан всегда с гордостью подчеркивает ее «русские» корни. Описывая происхождение своего рода, он вспоминает, как «польские рыцари», поселившись на Руси, стали «русинскими воинами». Для обозначения «героя» Ориховский выбирает древнерусский термин «богатырь». О том, что это он делает сознательно, свидетельствуют рассуждения о «героизме», выраженные Роксоланом в трактате «Полития Польского королевства» (1565). Там мыслитель пишет, что героев «Русь наша богатирями завжди їх звала, і до сих часів зове, від Бога, яко розумію». Следовательно, можно прийти к выводу, что если политическое «княжеское» наследие считается Ориховским менее ценным сравнительно с «королевской» современностью, то богатырская традиция Руси никоим образом не уступает польской рыцарской. Быть «русином» в Руси он считает почетнее, чем «поляком».
В целом, можно говорить, что живя в условиях отсутствия у русинов-украинцев собственного консолидирующего центра, без которого немыслимо национальное развитие, Ориховский своим творчеством продемонстрировал живучесть «русской» традиции. Впрочем, будущее Украины он видел в интеграции украинской струи в общеречпосполитское культурное пространство. Роксолан надеялся, что «жертва» в виде обособленности украинства будет оценена «имперской» элитой и обеспечит украинцам высокий статус в Речи Посполитой как на персональном уровне, так и в качестве достаточно привилегированной социоэтнической группы.
***
В итоге замечу, что украинский сарматизм, как и сарматизм в целом, имеет выразительные признаки структуры длительной часовой преемственности (la longe duree), которую прорабатывал знаменитый французский историк ХХ в. Фернан Бродель. Преимущественно оба они ориентированы на более универсальные европейские феномены Ренессанса и Барокко. Следовательно, концепты сарматов ощутимо уязвимы для антиструктуралистской критики (насколько это целостное явление; сколько в нем естественного, а сколько сконструированного; в какой степени возможно генерализировать — распространять на весь раннемодерный период уникальные интеллектуальные проявления; где предел для историка вмешательства-конструирования прошлой реальности и т. д.). К этому можно добавить и еще достаточно слабую проработку материалов по этой теме (по крайней мере, это остро ощутимо относительно украинского сарматизма), следовательно, «пределы возможного» для такого сюжета очерчены до сих пор невыразительно и требуют дальнейших исследований.
Окончание. Начало читайте в «Дне» № 110-111
