Королевича решил поддержать прославленный гетман запорожского казачества Петр Конашевич-Сагайдачный (причин для этого решения было несколько, на чем остановимся несколько позже). Учитывая высокий авторитет Сагайдачного как полководца и политика, освободителя Кафы, победителя турок и татар на Черном море (в 1616 г. он даже создал реальную угрозу султанской столице Стамбулу), а также то, что с ним шло на Москву отборное 20-тысячное казацкое войско — можно понять, что у молодого царя Михаила Федоровича Романова и у его окружения были серьезные причины опасаться о будущем его государства.
Вот что (язык русского оригинала того времени) писал царь Михаил Федорович в своей грамоте к Донскому войску еще 21 июля 1618 г.: «Недруг наш и разоритель всего нашего великого Российского царствия полский Жигимонт король умыслил наше Московское государство воевать и разорять... И запорожских черкас (так называли в Москве казаков — И.С., С.М.) полковника Саадашново (так называло окружение царя Сагайдачного; он же Саадачный, Сабельник; И.С., С.М.) он же король, со многими людьми прислал в наши полские городы и, пришедчи искрадом (внезапно), ... городы и остроги сожгли, и послали нашего Степана Хрущова... и казну взяли, и хотят идти подо все наши польские городы, которые стоят по Дону, и по Донцу, и по Осколу».
Позже, в сентябре 1618 года, в грамотах царя к своим воеводам и к тем же казакам — его подданным, еще ощутимее прослеживаются нотки тревожного призыва: «И как к вам ся наша грамота придет, и вы бы были на нашей службе в походе... и за нас и за все крестьянство (христианство, И.С., С.М.) против литовских людей (т.е., поляков, И.С., С.М.) и черкас стояли с ими и билися, сколко милосердный бог помочи подаст». Потому что, пишет царь, «невинная крестьянская кровь от литовских людей и от черкас проливаетца и святые божии церкви от них оскверняютца и разоряютца». Написано так, как будто речь идет о иноверцах-мусльманах; но ведь значительную часть польско-казацкого войска составляли не просто христиане, а православные! Еще интереснее, что именно единством православной веры и защитой братьев православных в Украине мотивировал сын царя Михаила, Алексей Михайлович, свое решение объявить войну Польше в конце 1653 года.
Тут целесообразно было бы вернуться к предыстории описываемых событий. Какими мотивами руководствовался Сагайдачный, согласившись принять участие в московском походе королевича Владислава? Дело в том, что гетман был не только властным и подчас жестоким военным лидером, который смог приучить своих казаков к железной дисциплине, но и одновременно — дальновидным и трезво мыслящим политиком. Он прекрасно понимал, что на стороне Польши — сила (пока что!). Во-вторых, Сагайдачный видел, что именно теперь, в 1618 году, наступил тот момент, когда Польша, как никогда раньше, нуждалась в помощи казаков — они были лучшими воинами и, кроме того, могли на удивление быстро мобилизоваться и выступить в поход. Следовательно, рассчитывал гетман, в обмен на участие в Московском походе можно будет ожидать существенных уступок казакам от польского короля (другое дело, насколько подтвердились эти надежды). При этом не следует ни в коем случае понимать действия Сагайдачного как интриги аморального политикана — наоборот, его заслугой было то, что он, как никто из казацких вожаков до него, стремился и умел защищать национальные интересы Украины, конкретнее, защищать независимость казацкого войска от королевской власти, чему, по его расчетам, должен служить и московский поход. Другое дело, что гетман, бесспорно, был человеком своего времени и должен был считаться с тем, что для казаков много значили не только слава, но и военная добыча.
Поэтому, 20-тысячное, хорошо подготовленное войско Сагайдачного взяло последовательно укрепленные города Путивль, Елец, Ливны. Казаки быстро приближались к Москве, намереваясь соединиться там с королевичем Владиславом. Как писал Михаил Грушевский, «чудом считали, если какому-то городу удавалось от него (Сагайдачного — И.С., С.М.) отсидеться» (единственным таким примером был город Михайлов на Рязанщине, о чем пишет Дмитрий Яворницкий).
17 сентября 1618 года Сагайдачный перешел Оку вблизи Коломны и подошел вплотную к Москве. Князь Григорий Волконский остановить казаков не сумел. После того, как у Донского монастыря войска Сагайдачного и королевича Владислава соединились, 1 октября началась осада Москвы. Царь успел неплохо подготовиться к обороне. В конце октября ударили сильные морозы. И хотя Сагайдачный, как свидетельствует Грушевский, настаивал на продолжении войны, Владислав колебался. Чтобы взять город, пока сил было мало. К тому же, при королевиче были комиссары сейма, настаивающие на немедленном начале мирных переговоров, ожидая (не без оснований), что московская власть в сложных условиях будет более уступчивой. И в самом деле, переговоры быстро завершились подписанием в конце 1618 года выгодного для Польши Деулинского перемирия.
Но Сагайдачного под Москвой уже не было. Большая часть его войска (и сам гетман) пошла от Москвы на Калугу и дальше — в Украину. А один из запорожских полков во главе с полковником Яцким, отколовшись от основной армии, взял путь на север и вел там боевые действия с местным населением вплоть до начала 1619 г. Интересно, что казаки Яцкого действовали при этом совместно с русскими казаками во главе с Яковом Шишом. Еще одна (небольшая по численности) часть казаков, возглавляемая Жданом Коншиним, даже попросилась в 1619 г. на российскую военную службу. О том, какое значение этому событию придавала московская власть, свидетельствует красноречивый факт: просителей принял сам царь Михаил.
Что же касается Сагайдачного, то он прожил еще три с половиной года, одержал победу над турками под Хотином (1621 г.), где и был тяжело (как впоследствии оказалось — смертельно) ранен. Свое мастерство как политика гетман демонстрировал еще не раз. В последние годы жизни он, понимая турецко-татарскую опасность и для Речи Посполитой, и для Украины, вел тонкую дипломатическую игру: сохранял вполне лояльные отношения с королем в Варшаве, в то же время послал представителя (есаула П.Одинца) к царю Михаилу с предложением служить царю. Но все это было еще впереди. А тогда, осенью 1618 года, Сагайдачный вписал в свою военную биографию еще одну яркую страницу.
