Общепризнанным является тот факт, что термин «тирания» появился в Древней Греции. Идеи Аристотеля в эпоху европейского средневековья перенес Джон из Солсбери, который в одной из своих книг «Policraticus» (1159 г.) раскрыл теорию т. н. тираницида. «...Народ ставит кого-то над собой, чтобы он правил справедливо. Если же он нарушает соглашение, в соответствии с которым он избран, внося беспорядок и смятение туда, где он должен поддерживать порядок, то разум говорит, что он освобождает людей от их обязательств, особенно если он сам первый нарушил клятву, объединявшую его с народом». Следовательно, верность народа своему правителю, согласно теории Джона из Солсбери, является обещанием поддерживать его законные действия, а в случае проявления тирании с его стороны такое обещание становилось недействительным.
Свое завершение теория борьбы против властителя-тирана получила в философских трудах немца И. Альтузия, французов Ф. Дюплесси-Морне, Ю. Ланге, Ф. Отмана, Ж. Буше, Э. де ла Боэси, шотландца Д. Бьюкенена, англичан Ф. Сидни, Т. Мора, испанцев Х. де Марианы, и Фернандеса Суареса, которые были напечатаны в течение XVI — первой половины XVII вв. Западноевропейские публицисты того времени, выступавшие против абсолютизма, получили название монархомахов или тираномахов, то есть тираноборцев. Они считали, что высшая власть как суверенитет страны должна происходить от народа, а поэтому народ на договорной основе передает власть монарху и в случае нарушения им взятых на себя обязательств может сбросить его или же даже убить. Разумеется, что под народом здесь понимались только представители высших сословий. В сущности, тираномахи, с одной стороны, воспроизвели античную традицию непризнания тирании, а с другой — стали предшественниками теоретиков европейского естественного права и раннемодерного конституционализма.
Еще на изломе XVI—XVII вв. нидерландец Юстус Липсий, отталкиваясь от античных авторов, предложил собственное учение о естественном праве и естественном законе, которое стало основой для раннемодерной теории государства и права. Под естественным правом он понимал «право сохранения жизни», а его источником называл саму природу, то есть человеческий разум. Книги Липсия были весьма популярны в европейских странах, в т. ч. и на украинских землях. Его произведение «De constantia...» было переведено с латинского на голландский (1584), французский (1584), английский (1594), немецкий (1599) и польский (1600) языки. Однако наибольшее распространение среди многих поколений европейских интеллектуалов получила другая работа Липсия «Politicorum...», которая в 1595 г. была переведена на польский язык и была весьма востребована в Украине. Она стала, в сущности, «настольной» книгой для политиков того времени, ведь с конца XVI и до середины XVIII в. переиздавалась 74 раза! В этой работе Липсий, в частности, писал и о том, как «в Греции чествовали как Бога того, кто убивал тирана» и что тиранов надо или сбрасывать, или же умерщвлять. Интересно, что описания библиотек профессоров Киево-Могилянской академии подтверждали, что этот трактат хранился, например, в библиотеке Феофана Прокоповича (в пяти экземплярах) и Григория Вишневского (два экземпляра). Его труды находим в личной библиотеке писаря Войска Запорожского Григория Томашивского, о чем свидетельствовала запись на одном из экземпляров этой работы
Сохранилось много исторических свидетельств о том, что гетман Иван Мазепа не только очень любил читать, но и собирать книжки европейских авторов. В книжных собраниях не только представителей старшины, но и большинства православных монастырей Украины можно было встретить произведения античных авторов, Фомы Аквинского и его последователей. В течение ХVII—XVIII веков в библиотеке Киево-Печерского монастыря одними из самых ценных изданий были произведения Гомера и Апулея, а также Самуила Пуфендорфа, Гуго Гроция и Эразма Роттердамского. В кафедральной библиотеке Софийского собора в Киеве хранилось большое собрание античной литературы, в частности Плутарха, Тита Ливия, Сенеки, Полидора, Вергилия, Цицерона и др. Здесь имелось и многотомное издание произведений Фомы Аквинского, труды Корнелия Алапида, Мартина Лютера и Фауста Социна. Философские трактаты Аристотеля и Платона можно было прочитать в библиотеке Киево-Михайловского Златоверхого монастыря.
Известно, что, например, в библиотеке Феофана Прокоповича только на немецком языке было представлено около 420 книг по истории, теологии, праву, географии, медицине и т. п. Как подходяще отметила Елена Дзюба «по описаниям [украинских] библиотек можно утверждать, что эпоха, предшествовавшая Просветительству, в философии, а особенно в теологии, достаточно широко представлена изданиями работ немецких пиетистов, философов, теоретиков естественного права». Произведения Ф. Аквинского, Ю. Липсия и Г. Гроция сохранялись в библиотеках Киева, Чернигова, Острога, Новгорода-Северского, Кременца, Луцка и других украинских городов.
Фома Аквинский, в частности, указывал и на такое средство борьбы против тиранов: если правитель имеет над собой политического противника, тогда исправить несправедливость можно, обратившись к этому обидчику. О том, что гетман Мазепа, по нашему мнению, руководствовался этим положением, засвидетельствовал его разговор с присланным в Батурин чиновником приказа Малой России, московским поддьяком И. Никифоровым. Он проходил один на один в «гетманских покоях» в Батурине 16 января 1704 г., а ее содержание гетман просил передать лично боярину Федору Алексеевичу, который был ближайшим советником Петра І. В первую очередь, И. Мазепа просил сообщить царю, что часть польской магнетерии хочет избрать на королевский трон вместо пророссийского Августа ІІ сына Яна ІІІ Собеского Александра, а затем во главе с ним двинуться войной на «Богоспасенный град Киев и на всю Малую Россию». А потому, отмечал украинский гетман, «если тот их злой поляков умысел дойдет до самого настоящего дела, и начнут против государства Царского Величества, пришел под Малую Россию, войной, то не без трудностей успокоение и удержание Украины Царскому Величеству будет».
Такое вероятное открытие «второго фронта» против Москвы усиливалось объяснением сложной внутриполитической ситуации в Украине, которая, по мнению Мазепы, заключалась: во-первых, в том, что «народ малорусский (прежде всего запорожцы, имея в огородах отцов и дядьев, и братьев, и других сородичей...) на польские приманки, если бы такие должны были быть, быстро склоняется»; во-вторых, «что не только в Сечи Запорожской или в полках городовых малорусских, но и в самих его ближайших гетманских людях, самой истинной и искренней верности и сердечного желания в подданичестве к Царскому Величеству» нет. Для того, чтобы не давать оснований для восстания против него и московской власти, гетман Мазепа предлагал Петру І держать украинцев в повиновении и верности с помощью проявления «человечности и ласки», под чем понималось отсутствие в действиях царя «ожесточения и суровости» против «народа свободного».
Продолжая осуществление своеобразного политического давления на своего сюзерена с целью сохранения украинских «прав и привилегий», в письме от 13 октября 1705 г. из-под Замостья гетман Мазепа старательно перечислял Петру І тайные попытки иностранных властителей перетянуть его на свою сторону и таким образом оторвать от Московского царства. Первой такой попыткой — удостоверял гетман — была миссия в Батурин в 1688 г. польского шляхтича Доморацкого, который действовал от имени Яна ІІІ Собеского и хотел перетянуть украинского правителя на сторону Варшавы. В другой раз оторваться от Москвы гетману предлагал крымский хан через пленного казака во время Крымского похода в 1689 г. Третий раз ему предлагали выступить против царя оппозиционные донские казаки, которые были задумали в союзе с Крымским ханством воевать против своих прежних властителей. И наконец последней коварной попыткой, как сообщал Мазепа Петру І, было послание к нему от Станислава Лещинского шляхтича Вольского с предложением перейти на сторону Шведского королевства. Для чего гетман так старательно перечислял царю все «вражеские предложения» — не для того ли, чтобы Москва поняла своего «тиранство» относительно Украины?
Гетман Иван Мазепа так идеологически объяснял причины своего восстания в письме к стародубскому полковнику И. Скоропадскому от 30 октября 1708 г.: «...А к тому же не только имеем от благожелательных приятелей тайные предостережения, но и сами то явными доказательствами видя и полностью ведая, что нас, гетмана, генеральную старшину, полковников и все правительство Войска Запорожского, хотят с присущими им искушениями к рукам прибрать и ввести в тиранскую неволю, имя Войска Запорожского сгладить, а казаков в драгунию и солдат превратить, народ же малорусский навеки отдать в рабство. И если бы не Господь помог от тиранских их рук спастись, то, наверное, и то бы их намерение враждебное дошло бы до осуществления, ведь ни для чего иного Александр Меньшиков и князь Дмитрий Голицын со своими войсками к нам спешили, ни для чего иного..., только чтобы нас всех могли забрать в тяжкую неволю (а не дай Боже!) и на муки тиранов. ...Его Королевское Величество всегда оборонит счастливым оружием от того московского тиранского ига Отчизну нашу Малорусскую...». Аналогичные высказывания повторяются и в универсале И. Мазепы к жителям Полтавского полка за апрель 1709 г.: «...Нас, Гетмана, воинов запорожских и весь опытный совет Малой Руси, порабощенных московской тиранией, удостоил принять в свою непреодолимую защиту..., ради сохранения Отчизны нашей и всего народа мы получим и ту свободу от тиранского московского ярма...». В текстах этих двух известных сегодня документов, которые вышли из-под пера И. Мазепы, шесть раз употребляются словосочетания с эпитетом «тиранский», а именно: «тиранская неволя», «тиранские их (то есть, московские. — Т. Ч.) руки», «тиранские муки» и «московское тиранское иго», «московская тирания», «тиранское московское ярмо».
Удивительно подобны мазепинским идеологемам и высказывания кошевого атамана Запорожской (Чертомлицкой) Сечи Константина Гордиенко в письме к гетману от 24 ноября 1708 г.: «...И в работу тиранскую и вечное невольническое овладение ненасытству московскому не подать..., не только Войско Запорожское и народ малорусский от московского тиранского ярма освободить, но при древних правах и вольностях оставить». Уже во время межгетманства, 26 сентября 1709 г., генеральной старшиной был составлен «Покорный мемориал Войска Запорожского к святому королевскому маестату Швеции», где, в частности, шла речь и о том, что Карл ХІІ должен был освободить украинский народ «от московской неволи и тиранства». Отметим, что этот важный документ был подписан Иваном Ломиковским, Дмитрием Горленко, Пилипом Орликом, Федором Мировичем и Константином Гордиенко.
О «деспотической власти москалей» говорил позже гетман в изгнании П. Орлик в письме за 1727 г. к папе Римскому (в XVIII в. термин «деспотизм» постепенно становится синонимом к «тирании»). О продолжении «тиранства» Москвы относительно Украины он также писал почти через четыре десятилетия, в 1741 г.: «...Порабощение нашей Отчизны и нечеловеческие муки, которых не знала ни одна тирания, что ими московиты свирепо притесняют украинский народ, который стонет под жестоким их гнетом, чтобы отменить вопреки вольностям права, упразднить должность и власть гетмана и установить другую — чужую и тираническую и ввести вопреки законам и привилегиям в целую Украину московитские войска, которые своими поборами высасывают кровь несчастного народа...».
В «Пактах и Конституциях законов и вольностей Войска Запорожского» 1710 г. причины отхода от московской протекции раскрывались шире. Какую же «идеологическую нагрузку» вкладывали И. Мазепа, К. Гордиенко, П. Орлик, И. Ломиковский, Д. Горленко, Ф. Мирович и И. Максимович в такое громкое определение как «тирания» (а в украинском варианте выстраивался целый синонимический ряд: «тиранская работа», «тираническая власть», «московское иго», «невольническое ярмо», «злое намерение», «притеснение и уничтожение», «жестокий гнет» и т. п.) и корреспондировалось ли оно с пониманием этого понятия в европейской политической мысли того времени? Собственно, в таком документе, как «Манифест шведского короля Карла ХІІ к украинскому народу» от 16 декабря 1708 г. (отдельные исследователи приписывают И. Мазепе и его сподвижникам авторство, а скорее «соавторство» королевского универсала), раскрывается содержание понимания украинскими монархомахами понятия «тиранства»: «...Ясновельможный Войска Запорожского малороссийский гетман господин Иван Мазепа с первейшими старшинами своего народа покорно просил, чтобы мы праведного гнева, который начался от московского тиранства, на этот край и обывателей их не изливали, потому что они, оставаясь под московским игом больше неволей, чем добровольно, вынуждены были последовать неприятельской войне. Мы то размыслили, во-первых: несчастливое положение народа малорусского, что в известной мере царь до этой безбожной войны заживал; во-вторых, будучи умоленный просьбой вышеназванного гетмана, постановили не только все насилие относительно них сдержать, тех, кто против нас и войск наших спокойно будут выступать, но гетмана, Войско Запорожское и народ весь малороссийский принять в нашу оборону, следовательно публичным этим универсалом, что приняли мы, объявляем с тем намерением: как его, так и их от неправового и неприязненного московского господства, с Божьей помощью, хотим защищать и до тех пор охранять и защищать обещаем, пока притесненный народ, который сбросил московское иго, не придет к древним своим вольностям...». Под «московским тиранством» над Украиной понималось не что иное, как «неправовое и неприязненное господство». А именно: нарушение правовых норм властителем той или иной страны относительно своих подданных и вменялось в вину тому или иному монарху идеологами политико-правовой теории права на сопротивление.
Обратимся к текстам украинских и польских мыслителей раннего нового времени. Еще в середине XVI в. Станислав Ориховский отмечал в одном из своих трудов, что «при распределении должностей там имеют значение деньги, просьбы; имеют значение пиры, учты и блуд, а особенно подхалимаж, на котором тирания полностью держится». Тирания, по его мнению, была худшей формой правления, поскольку там право уступает пользе личности, которая правит, опираясь на злую волю и принуждение. Наиболее полемичным аспектом политической философии был вопрос о том, имели ли право подданные оказывать сопротивление своим правителям, или же наоборот — должны ли они постоянно проявлять повиновение, ведь, с точки зрения христианской морали, во всех случаях сопротивление считалось злом. Идея политического сопротивления распространялась и через протестантское учение француза Жана Кальвина и кальвинистские церкви в Западной и Восточной Европе. В своих трудах Кальвин, в частности, отмечал, что чиновники низового уровня (судьи) могут оказывать сопротивление тирании в лице главы государства и защищать от него народ. Церковный реформатор, который с 1559 г. проживал в Женеве, писал, что «ныне у всех на устах одна и та же песня: мы должны слушаться наших королей, добрые они или плохие, потому что так завещал Бог. Но пусть постигнет ужасное наказание поносителей Бога, его святого Имени и таинств. Потому что утверждать, будто Бог завещал слушаться королей, когда они поступают нечестиво, не меньшее кощунство, чем утверждать, будто Бог своими заповедями способствует беззаконию».
Очень выразительно протестантская критика абсолютизма прозвучала в политическом памфлете «Vindiciae contra Tyrannos» («Требование против Тиранов»), который впервые был издан в 1579 г. На латинском языке, после чего в 1574 и 1581 гг. — на французском, а в 1648 г. — на английском. Этот труд, который был издан под псевдонимом Стефена Юниуса Брута (настоящее авторство приписывается сподвижнику Ж. Кальвина и его биографу Т. Безу, а также Ф. Дюлесси-Морне, Г. Лангуэту и Ю. Лангу) неоднократно переиздавался на разных языках в течение второй половины XVII ст. и в более поздние времена. Автор «Требования против тиранов» выразил утверждение, что сопротивление королевской власти может быть законным, если она является тиранской по своей природе. Это было аргументировано тем, что каждый христианин имеет долг в послухе в первую очередь Богу, а не королю, тем более если приказы короля противоречат Божьему закону. Автор этого антитиранского трактата отмечал, что короли должны исходить из договоренности поддерживать истинное богослужение и не делают этого, то оказывать сопротивление такой королевской власти законно, ведь она попирает Божий закон и опустошает церковь. А если народ не оказывает сопротивления королю, то он сам в полной мере заслуживает наказания, которое должно упасть за этот грех на короля, а поэтому сопротивление монарху должно стать безоговорочной обязанностью подданных.
В этом труде, который распространялся на землях Украины и содержался в библиотеках И. Мазепы, П. Орлика и других казацких старшин, освещались и такие вопросы:
во-первых, обязаны ли подчиненные повиноваться правителям, если их поступки противоречат закону Божьему;
во-вторых, законно ли оказывать сопротивление правителю, который хочет упразднить Божий закон, а также какими средствами и к какой мере осуществлять такое сопротивление;
в-третьих, насколько законным является сопротивление правителю, который притесняет или разрушает государство, и кому, какими средствами и по какому праву разрешено совершать такое сопротивление;
в-четвертых (учитывая проблематику нашей монографии, самое словное), могут ли соседние правители законно помогать подчиненным других правителей, обязаны ли они предоставлять помощь, когда такие подчиненные страдают ради собственной религии или же их притесняет тирания монарха. На последний вопрос неизвестный кальвинистский проповедник давал утвердительный ответ, отмечая, что в случае обращения подчиненных одного правителя к другому, при условиях приведения убедительных примеров откровенной тирании или же религиозных притеснений, им должна была предоставляться необходимая военная помощь. Кроме того, по мнению автора «Vindiciae contra tyrannos», король должен был зависеть от закона, а не закон от короля. Учитывая такой постулат, «народ» может требовать от правителя отвечать за справедливость и законность своего правления, а следовательно, именно «народ» как целостное объединение имеет право на сопротивление королю. При этом «народ» должен был действовать через своих «естественных вождей» — шляхетство, судей, государственных или местных чиновников.
Таким образом, казацкая старшина была хорошо ознакомлена с текстами нидерландского Акта об отречении 1571 г., английских Народного соглашения 1647 г. и Билля о правах 1689 г. В ее библиотеках было много произведений западноевропейских публицистов.
Следовательно, гетман Иван Мазепа и его сподвижники руководствовались в своих действиях не столько «московско-византийским», сколько «европейско-протестантским» интеллектуальным наследием, а также брали пример с достаточно распространенной в странах Западной и Центральной Европы политической традиции выступлений против ненавистных правителей-тиранов. Украинские тираноборцы идеологически опирались на выписанное во многих политических трактатах и узаконенное отдельными международными актами XIII—XVII вв. право на сопротивление вассалов своим сюзеренам. Эту политическую идею они хотя и не достаточно удачно, но осуществляли на практике, при этом очень хорошо теоретически ее обосновывали на национальном уровне.
