Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Моя Болгария

1 сентября, 2016 - 15:59
ВЫДАЮЩИЙСЯ УКРАИНСКИЙ ХУДОЖНИК НИКОЛАЙ МУРАШКО, ЧЬЕ ТВОРЧЕСТВО ОКАЗАЛО ОЩУТИМОЕ ВЛИЯНИЕ И НА БОЛГАРСКИХ ХУДОЖНИКОВ

Моя Болгария — это романтический период моего научного труда. Подобно тому, как любовь приходит неожиданно и застает врасплох, так и моя любовь к этой стране возникла как случай, произошедший не со мной, не по моей воле. Возникла как случай, а длилась на протяжении долгой временной полосы — 20 лет, с 1970 до 1990-го. Не то что она прекратилась в 1990 году, скорее перешла к стадии оценки с перспективы времени — от романтичного «эмоцио» к умеренному «рацио».

В 1970 году я окончил стационарную аспирантуру по искусствоведению (изобразительному искусству) в Институте искусствоведения, фольклора и этнографии имени Максима Рыльского Академии наук Украины и тогда же защитил кандидатскую диссертацию о творчестве известного гравера XVII века Александра-Антония Тарасевича. И вот на этой волне вдруг остановка: Москва решилась на невероятное — позволила союзным республикам изучать и исследовать проблематику (историю, право, культуру, политику, философию, искусство, экономику и т. д.) тех зарубежных социалистических стран, с которыми та или иная республика граничит или же находится близко от нее. Раньше привилегию зарубежников имели только исключительно московские научные работники из Академии наук СССР и столичных вузов. Об этом вслух не говорилось, но все мы, «младшие братья», знали об этой негласной инструкции и должны были вариться в собственном соку или безгранично исследовать «благотворное влияние большой русской культуры на культуру своей республики». И вот такое неожиданное антраша!

Руководство моего Института село за составление планов и определение, кто какой страной (в участках научного профиля нашего заведения) будет заниматься. Времени на подготовку новых кадров не было, потому что на это нужны годы (аспирантура, докторантура, писание книжек), а результат должен был быть «на вчера». Одному моему коллеге выпала Польша, другому коллеге — Венгрия, остальным — Чехословакия, Румыния, Югославия. И вот доходит очередь до меня. Заведующий отделом профессор Юрий Турченко говорит: «Мы посоветовались в дирекции и решили «посадить» вас на Болгарию. С сегодняшнего дня ваша плановая тема на три года ее выполнения будет называться «украинско-болгарские художественные связи». И — все! Я онемел. Я ведь настроился на медиевистику, и никакую другую, а только украинскую. «Нет, садись, учи язык — работай!»

До сих пор к Болгарии я имел такое отношение, что взял интервью у одной пожилой болгарки — Цветаны Иордановны Пекаревой-Паращук, жены выдающегося украинского скульптора Михаила Ивановича Паращука (на то время уже покойного), который за сорок лет жизни в Болгарии (1923 — 1963) фактически создал в этой стране школу монументальной скульптуры. Следовательно, зацепка за Болгарию уже была. Теперь, в связи с директивой заниматься украинско-болгарскими художественными связями, нужно было эти пока еще скромные наработки развить вширь и вглубь. С командировками за границу в Академии наук УССР было туго, потому нужно было искать то, что есть в Украине. В первую очередь, изучение языка. Я себя успокаивал, мол, славянский язык, нет проблемы. Имел в своей домашней библиотеке несколько книг на болгарском языке. Оказалось, что мои легкомысленные надежды на легкое овладение болгарским языком «востока» оказались напрасными. Если глаголы почти все были понятны без проверки в словаре, то другая ситуация была с существительными и прилагательными. Вот «кирпа». У нас — это плохое лицо. «Кирпу гнуть» — это непомерно зазнаваться. У болгар «кирпа» — это платок. Из прилагательных: «хубаво». Предполагаемо — это что-то плохое, близкое к скоту. А у болгар же — красиво, прекрасно. И так далее: десятки и десятки непонятных слов — результат колоссального влияния на литературный язык диалектов, а также греческого и турецкого языков (Болгария 500 лет была под турецким владением).

Но эти языковые трудности я быстро преодолевал еще в Киеве, тем более что искусствоведческая терминология в обоих наших славянских языках была значительно ближе, чем термины языка бытового. Но основное значение для формирования симпатии к Болгарии имела моя первая командировка в эту страну летом 1973 года. Это был Летний семинар для чужеземных болгаристов и славистов при Болгарской академии наук и Софийском университете имени Климента Охридского. 170 участников из 25 стран! Толпа! Записавшись в среднюю языковую группу (для тех, кто немного знает болгарский язык), я, кроме двух-трех часов обучения, составил свою собственную программу (помогали мне пани Цветана и научный работник Борис Тумангелов) и завел знакомства в главных художественных и искусствоведческих учреждениях: в Институте искусствоведения Болгарской академии наук, Софийской академии искусств, Национальной художественной галерее, Археологическом музее и тому подобное.

Болгарская научная и художественная элита оценила мою активность и дала доступ ко многим учреждениям, интересовавшим меня. Я познакомился с лидерами искусства, искусствоведения, культурологии: профессорами Куевым, Обретеновым, Стойковым, Божковым, Мавродиновой, Бакаловой, Цончевой; с творчеством украинских творческих деятелей, которые жили и работали в Болгарии, — Михаила Паращука, Евгения Ващенко, Ивана Лазаренко, Вадима Лазаркевича, Николая Кушнаревского, Александра Сорокина, Николая Ростовцева. С последним из них я познакомился и подружился, и во все следующие приезды в Болгарию бывал у него, изучал его творчество, росписи митрополичьего кафедрального собора «Света Неделя» в центре Софии. Также я подружился с Николаем Дилевским — профессором Софийской православной богословской академии, который направил меня в то русло, в котором следует освещать украинско-болгарские художественные связи Средневековья — начиная с момента крещения Руси-Украины в 988 году, и в последующие годы, поскольку болгары играли большую роль в христианизировании Украины, возможно, даже больше, чем византийские греки.

Николай Дилевский надоумил меня уже во время этого первого приезда в Болгарию внимательно изучать иконы и настенные росписи в софийских соборах        — св. Софии (в честь этого самого старшего собора в базиликальном стиле было изменено название столицы Болгарии — с «Сердика» на «София»), Кирилла и Мефодия, Александра Невского, а также соборов в Тырново, Пловдиве, Варне и других городах, где в живописи очень много «украинизма», поскольку их расписывали художники, которые прошли обучение в художественной мастерской Киево-Печерской Лавры.

Здесь уместно будет напомнить вот о чем. Из семи стран-соседей Украины на суходоле — с Болгарией у украинцев никогда не было конфликтов; ни за территории, ни за природные ресурсы. Правда, в дохристианские времена были походы на Балканы тогдашних киевских князей Олега, Игоря, Святослава, но они имели скорее религиозно-идеологический характер (Болгария с 865 года была христианским государством; Киевская Русь окрестилась на 123 года позже), чем завоевательный. В христианские времена (с конца X века) наблюдаем удивительную и образцовую украинско-болгарскую дружбу в участках православной веры, рукописной и печатной книги, церковной архитектуры, музыкального творчества (вспомним «тему Дуная» в украинских народных песнях), живопись, гравюры, скульптуры       — во всей культуре.

Невзгоды свалились на Болгарское царство в конце XIV века — в виде турецко-исламского порабощения, которое длилось пять веков. И именно в этот тяжелый период (ХІV—ХIХ веков) украинские монастыри, в первую очередь Киево-Печерская и Почаевская лавры, были «культурным прибежищем» для болгарской христианской элиты. Самые древние архивы Киевской лавры, в части, касающейся художественного образования, содержат немало болгарских фамилий мастеров, которые у нас учились рисовать святые иконы, гравировать иллюстрации к святым книгам, — потому что этого в Болгарии исламский турецкий поработитель не позволял делать.

Перед освобождением Болгарии (1877—1878 годы) в лавре в Киеве учились в знаменитой художественной мастерской болгарские мастера Захарий Зограф и Станислав Доспевский. А в становлении нового болгарского искусства — светского и религиозного — активное участие приняли украинские художники Петр Нилус, Евгений Ващенко, Иван Назаренко, Вадим Лазаркевич, Николай Ростовцев (его замечательные настенные росписи украшают храм Софийской митрополии «Света Неделя», скульптор Михаил Паращук — творец болгарской монументальной и декоративной скульптуры. Эти мастера внедрили в Болгарии знаковые особенности украинской художественной школы, сформированной в давние времена в наших монастырях, а позже — в ряде частных заведений, например, Киевской рисовальной школе классика украинского искусства Николая Мурашко.

Начало. Продолжение читайте в следующем выпуске страницы «История и Я»

Дмитрий СТЕПОВИК, доктор философии, доктор искусствоведения, доктор богословских наук, профессор, академик
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ