Письма шестидесятников с формально-стилистической точки зрения насыщены иронией. Более того, ирония не только доминантная стилистическая особенность этого эпистолярного массива, но и важная экзистенциальная константа, ведь, насмехаясь над злом, узники совести возвышались над мизерным тлением неволи, отдаваясь творчеству, книгам и общению с такими же узниками совести.
В письмах Валерия Марченко особенно отчетливо прослеживается закалка воли, характера и формирование нового для автора мировоззрения. Из рядового киевского интеллигента вырастает человек, который, по выражению А. Чехова, «по капле выдавливает из себя раба», что в итоге дает уверенность в том, что при любых обстоятельствах можно остаться человеком. Эпистолярий В. Марченко - это откровение неофита, который ценой собственной жизни приходит к осознанию высших ценностей, находящихся вне обманчивых лозунгов времени, достигая внутреннего умиротворения и покоя.
Моральный императив - быть честным и не лицемерить независимо от того, ты писатель, или ученый, или кто-то другой - становится важнейшим критерием этического измерения автора. В открытом письме к своему деду - профессору, первому советскому ректору Львовского университета Михаилу Марченко - диссидент сокрушительно критикует тоталитаризм, не жалея и самого адресата, а главное - считываем жизненное кредо автора: «Выступив против целой империи лжи, я имел одну опору - сознание, ярмо - невыносимо». Поэтому для него так важно было найти моральные и духовные опоры для противостояния. В письме Евгению Сверстюку от 8 апреля 1980 года Валерий Марченко утверждает: «Мысль - лучше жить стоя, чем умирать на коленях, захватила меня, и я решил дорого продать для меня просто бесценную жизнь».
Эпистолярное наследие В. Марченко свидетельствует об эволюции мировоззрения автора, ведь если в первых письмах к матери из заключения он признавался, что именно в лагере впервые в жизни услышал молитву во время Пасхи, то в письме Евгению Сверстюку, незадолго до второго заключения, он уже сознательный христианин с глубокой верой в Бога, чувствует восхождение небесной благодати во время Литургии. Он общается с Богом, тяготеет к религиозному экзистенциализму. Причины этого прежде всего видим в невыносимой атмосфере лагеря, которая заставляла искать возможности духовного бегства от жестокой действительности. Одним из таких выходов было обращение к религии, стремление мыслить о вечном. По мнению Марченко, верить в Бога надо было хотя бы для того, чтобы исчезло чувство невыносимой безысходности. Общение с С. Мамчуром и В. Пайлодзе привело его от стихийного идеализма к осознанию христианства. В письме к матери Марченко утверждает: «Удел Духа явление до сих пор нам не известное и загадочное, способное вызвать отрицательные эмоции разве у твердолобых безбожников. Для нас же это - щедрое поле, которое обязательно принесет плоды при вдохновенной самоотдаче. Отдаваться надо с верой, в ревностных молитвах, и тогда обретешь непреодолимую силу». И далее: «Жить правильно, праведно можно, только опираясь на христианское вероучение. Самого интеллекта, чтобы быть безошибочным, мало».
Но больше всего тему религии В. Марченко поднимает в переписке с итальянской студенткой Сандрой Фаппьяно, которая началась во время ссылки в 1980 году и продолжалась в течение недолгого intermezzo до второго ареста диссидента в октябре 1983 года. Заметим, что переписка Марченко с участницей программы Международной Амнистии Сандрой Фаппьяно тематически продолжает переписку С. Красивского с членом Международной Амнистии американкой А. Акагоши и В. Черновола с Х. Бремер. Получив в подарок Библию на английском языке, В. Марченко признался, что не только совершенствует свой английский, но и каждый раз набирается глубокой мудрости: «Меня поражает, почему атеистам любовь к Богу кажется скучной. Моя Вера дает мне так много любви!». В письме к С. Фаппьяно от 24 мая 1983 года он пишет, что церковь теперь играет важную роль в его жизни: «Воистину ничто не учит любви так, как вера в Иисуса Христа».
Внутренне неприемлемой для В. Марченко была сама мысль об отступничестве и предательстве своего выбора: «Я не хочу присоединиться к тем многочисленным, которые, не выдержав испытаний и свернув с дороги нравственности, прибегают к спасительному аргументу «не мы одни такие». Матери признается, что настоящее его положение - это следствие его воспитания, ведь «ты постоянно учила принципиальности, многим другим добродетелям, из которых состоит порядочный человек». Диссидент осмысливает свое положение по-философски, пытаясь посмотреть на реальность сквозь призму вечности, и одновременно размышляет о смысле бытия: самое важное не предать свое Я, не сдаться заблуждению, временным соблазнам, не устрашиться. Страдания, как огонь, очищают душу и дают ощущения легкости даже в смерти, а затем приносят ощущение полной свободы. Атмосфера неволи обостряет сознание, в результате чего происходит полное переосмысление ценностей, и становятся очевидными вычурность и фальшь советского воспитания, будто живем в мире, где царят гуманизм и справедливость. Святой долг каждого человека - говорить правду и не быть вероломным, ведь, как утверждал Сенека: «Принадлежать самому себе - неоценимое благо».
Жизненное кредо Валерия Марченко выстраивается на моральных императивах, которые он обозначил в открытом письме (июль, 1975 год) к деду Михаилу Марченко: «Последнее слово всегда за мной, и я, безусловно, сделаю так, как сказал»; «Отрицание большевизма для меня не открытие, а форма существования». Мощный внутренний заряд вдохновляет быть верным избранному пути, а страдания закаляют дух: «Надо было мне самому протолкаться к каменной стене, почувствовать боль удара, чтобы понять: зло все-таки можно преодолеть, и с ним можно и нужно бороться».
Таким образом, в письмах Валерия Марченко прочитывается его внутреннее состояние, философское отношение к жизни, экзистенциальный выбор между духовной свободой и рабством, моральные императивы, которые дают вдохновение воли к жизни наперекор обстоятельствам. Если принять во внимание две концепции французского экзистенциализма, религиозную и атеистическую, видим, что в эпистолярном творчестве В. Марченко доминирует религиозная с ее направлением на возражение абсурдности бытия, наполнением божественной идеей, поисками свободы, когда внутренний выбор личности не противоречит христианской этике.
Поражают письма Валерия Марченко из неволи к матери Нине Михайловне. В них адресаты поменялись ролями - не мать воспитывает сына, а наоборот. В письмах Валерий размышляет о смысле жизни и открывает матери новые горизонты, которые находятся на недосягаемой высоте над ежедневной житейской суетой. Убеждает изболевшееся материнское сердце, что его судьба - это его выбор и предать этот выбор хуже смерти: «Ты у меня - единственная, и я не хочу никого, ничего слушать, что для биологического бытия возле матери можно перечеркнуться духовно».
Доказывает, что именно благодаря ей он сформировался именно такой личностью со своими ценностями и нравственным императивом: «Учительница, ты постоянно учила принципиальности, многим другим добродетелям, из которых состоит порядочный человек... Нам, мамочка, еще не мало жить в этом мире, поэтому будем достойны его красоты - и чувствами, и поступками».
Валерий убеждает, что настоящего мужчину характеризует способность к чину, беззаботным можно выглядеть, но «в полный рост» каждый проявляет себя во время испытаний, и именно в такие минуты, а не в «минуты смеха» можно по-настоящему узнать человека. Это настоящий пример закаливания себя в экстремальных условиях. В своих письмах к матери Валерий Марченко переоценивает жизненные приоритеты и делится своими откровениями: «Ты - мой бесценный клад, свет, рассеивающий гнетущую тьму, МАТЕРИЯ добра, которую вызываю всегда, когда мне грустно или больно».
«Сформированный киевский интеллигент» по капле выдавливал из себя раба, был уверен, что на свете есть большой счет, по которому порядочный человек и должен измерять себя. Размышлял, чего стоит в жизни человека недостаток какой-либо вещи? И пришел к выводу, что это все ложные мимолетные ценности и вместо того, чтобы потакать бытовым прихотям, нужно направить себя на духовность.
