Образ Ивана Мазепы, наиболее трагической фигуры в украинской истории, гетмана-сорвиголовы (М. Наенко), — любимый образ поэтов-романтиков, прежде всего таких, как Дж. Байрон (Англия), В. Гюго (Франция), А. Пушкин (Россия), Ю. Словацкий (Польша) и др. Сквозь константу идеальности как отличительную черту романтизма, в произведениях названных поэтов художественно осмысливается мотив страстной любви, приключений, которые якобы произошли с молодым Мазепой.
По справедливому утверждению Д. Наливайко, в материалах-исследованиях о Мазепе можно выделить две категории — история Мазепы и миф Мазепы. Если в западноевропейской литературе о Мазепе преобладает сугубо мифологизация Мазепы, то в русской и польской поэзии, впоследствии украинской, эта мифологизация была в основном политического характера. Ведь для России и Польши, а также Украины Мазепа как исторический деятель не был нейтральной фигурой. У поэтов названых стран в изображении Мазепы преобладает его период гетманства, а не мотив непостижимости человеческой судьбы, в частности гетмана. Отмеченная политическая мифологизация тесно связана с определенными политическими интересами и идеологическими модулями. Она, по Д. Наливайко, выступает доминирующей тенденцией в разработке мазепинской темы в восточноевропейской литературе. В них в основном отклоняется история любви и наказания молодого Мазепы, мифологизированная Байроном и Гюго, зато акцентируется внимание на деятельности гетмана, прежде всего его попытке сбросить московское иго и вернуть Украине независимость, завоеванную во времена Хмельницкого.
В русло определенного направления укладывается и драма Людмилы Старицкой-Черняхивской «Иван Мазепа» (1929 г.). Написанная во время проникновения большевистской идеологии во все сферы жизни (через год состоялся процесс СОУ), драма воскрешала и утверждала дух украинской государственности в период «падлючого часу» (С. Ефремов).
Фрагментарный образ Мазепы встречаем еще в драме писательницы «Гетман Дорошенко» (1911). Гетманский советник Иван Мазепа изображен как прагматичный, ловкий политик, хладнокровный в противовес порывистому романтику Дорошенко». Впоследствии, убедившись в поражении Дорошенко, Мазепа переходит к его врагу Самойловичу. Созданная во время реакции, во время беспросветной ситуации и безысходности, драма поднимала болезненные вопросы украинства — с кем идти, где и какие найти силы, чтобы объединить денационализированную нацию, нацию рабов? Дорошенко в интерпретации Л. Старицкой является символом героического образа действий и оптимизма. «Ну же, шпарче грай! Танцює Дорошенко... Козак вмира, але не йде на ласку...».
Он борец за свободу, он «гетьман вмерлих душ, / Тих душ, що марили про волю».
Драма Л. Старицкой клеймила «малороссийство», тех рабов, у кого «нет ни желания, ни воли, ни совести...». Романтически возвышенный образ Дорошенко оттенялся его антиподом — писарем Мазепой — рассудительным, осторожным, изобретательным и в соответствии с мифологизацией хитрым, но и проукраински настроенным деятелем. Он хоть и способен на компромисс, твердо верит в зарю Украины («Поки живий — жива іще й надія». «Пообіцять, обіцянки- цяцянки, / А дурневі й те радість»). Таким образом, прием контраста, типичный для романтической драмы, «работал» не в пользу Мазепы.
Во второй исторической драме «Иван Мазепа» (1929) образ гетмана является центральным. Все прочие персонажи дополняют в той или иной степени характеристику героя. Писательница уточняет время действия — начало XVIII в. Известные события: канун Полтавской баталии (интриги Кочубеев, расправа Мазепы с Палием, приход шведов в Украину), бендерская неволя Мазепы и трагическая его кончина.
Все эти события получают оценку через призму действий и высказываний Мазепы. В начальных явлениях он дает иронично меткие оценки приказам Петра («йому віжки потрібні», «...і до наших трун узявсь»), диссонирующие с его выводом «коли пресвітлий цар сказав, / Коритися ми мусим...». Или «Дондеже жив, царю слугою буду / І голову за нього положу». Так писательница готовит читателя к восприятию выдающейся и в то же время противоречивой фигуры украинской истории. Собственно, в таком ракурсе представлен Мазепа в первом научно-историческом произведении о нем, написанном Николаем Костомаровым, — «Гетман Иван Степанович Мазепа» (1883, 1888).
Н. Костомаров, акцентируя внимание на благотворительности гетмана (строительство храмов, школ, больниц, большие денежные суммы бедным) и его моральных достоинствах, подчеркивал и чрезмерную амбициозность гетмана, и его умение сплетать интриги (характерное для политической атмосферы Московского царства того времени и Украины как его составляющей) и бороться за власть. Стоит согласиться с мнением, что над выдающимся историком «не могли не тяготеть общеимперские политические установки о «предательстве» Мазепы». Неизвестно, знала ли Л. Старицкая работу Н. Костомарова (а не знать ее она не могла, учитывая, что глубокие исторические знания она в первую очередь должна была получить от отца Михаила Старицкого), однако этот «стереотип» отсутствует в пьесе. Зато «тяготеет» другой, навязанный ей цензором: автору нужно усилить социальный момент в драме, иначе та не увидит рампы. И действительно, наверно, уступкой «советизации» были острые высказывания гетмана в адрес старшины, которая «зарастает» салом, а «народ нищает».
Подобное мало согласуется с утверждениями Костомарова «о панских замашках гетмана» и его противоречиях с народными стремлениями. По Костомарову, Мазепа «первый ввел в Малороссии барщину или обязательную работу в дополнение к податям, которые выплачивали земледельцы землевладельцам, на земле у которых проживали. Мазепа сурово запрещал посполитым людям вступать в казаки и тем самым в такой же мере настраивал против себя малорусскую простонародную массу...».
Поэтому одной из причин поражения гетмана Костомаров считал то, что «малороссийский народ не поддерживал гетманских намерений и совсем не сочувствовал ему».
Зато созвучна с Костомаровым выдержанная писательницей в интерпретации образа Мазепы линия государственно-политическая. По Костомарову, «...все свидетельствует, что Мазепа, как малоросс, жил и лелеял в себе стремление к политической независимости своей отчизны». Эта линия представляет прочную основу, фундамент образа Мазепы в драме Л. Старицкой.
С первых же страниц пунктиром, намеком намечается мотив органической ненависти гетмана к российскому игу (разговор с Орликом о приказах Петра — явление II), но впервые «крамольные» мысли он провозглашает, будучи в одиночестве, явление IX):
Звелась... [Украина. — Е.С. ]
Мов дикий кінь,
вмить ярмо царськеє...
Та з шведами у спілці... А!..
Во второй раз откровенно он высказывает свою программу в разговоре с Орликом после угроз пьяного и разъяренного «тирана и палача» Петра. Его гордые и гневные слова придают образу черты державника и романтического героя-бунтаря: «...ми/ Будуємо Україну... Хоч згинем, / А вернемо всі згаслі права. Загину я... за мною підуть другі». На вопрос генерального обозного Ломиковского накануне фатального решения присоединиться к шведам «Що ж Карл нам обіцяє» Мазепа отвечает: «Те, що в нього Мазепа вимагає: / Українську державу непідтяжну». Волнующая, торжественно возвышенная сцена клятвы на кресте Мазепы и его единомышленников на верность Украине (действие IV, явление V). Чувствуется, что не собственные амбиции и любовь к власти руководили Мазепой, а любовь к «матери-отчизне», забота о судьбе «детей и внуков». «Для народа / Вкраїнського підважив справу я / І голову свою несу в офіру...», — провозглашает Мазепа. Ему вторит старшина: «Всі. Клянемося життям своїм!»
Со страниц драмы в соответствии с традициями образ Мазепы предстает в различных ипостасях: это и защитник и ценитель науки, и нежный любовник, и пламенный патриот, и человек государственного мышления (диалог с Палием).
Линия отношений Мазепы и Мотри придает драме лирическую окраску, очевидно глубокое знание автором фактического материала. В драме есть прямые реминисценции из писем Мазепы Мотре. «Квіте мій рожаний, моє ти серце», «ти сонечко вечірнєє моє», «рученьки», «Мотронько» и др.
В настоящих письмах Мазепы: «Моє серденько, мій квіте рожаний», «Моє серденько», «моя сердечна кохана», «моя сердечна кохана, найліпша, найлюбезніша Мотронько», «рученьку біленьку дала», «личко біленьке» и др. Метко о жизненно-любовной драме Мазепы сказал Илья Борщак: «Как для старого скептика, ученика Маккиавелли, то в этих письмах находим действительно удивления достойную свежесть и нежность чувств. В сложной душе Мазепы были такие непостижимые переходы!»
Драма Л. Старицкой поражает отчетливыми аллюзиями к современным (вернее, тогдашним) обстоятельствам украинской действительности. Антироссийские настроения посполитых, осуждение палача и тирана Петра, звучавшие в драме, были намеком на русификаторскую политику советского правительства и наступление тоталитаризма в государстве. Поэтому и сомневалась писательница, будет ли ставиться на сцене ее драма. «Когда писала драму «Мазепа», — писала она в письме дочери, я и на минуту не думала, что ее поставят...».
Во времена раскручивания маховика сталинской репрессивной машины философски воспринималось выражение Мазепы: «Не вічні ми, та вічнеє життя!». Эти слова впоследствии стали кредо жизни самой Л. Старицкой-Черняхивской, которая оборвалась так же трагически, как и жизнь Мазепы.
Пьеса подтвердила драматургическое мастерство писательницы. Автор умело воссоздает колорит эпохи (удачно использует канцеляристский стиль документов), создает яркие индивидуальные образы, сосредотачивает внимание на раскрытии внутреннего, духовного мира героев. Сценичность произведения обеспечивается напряженным сюжетом, линией развития скрытого «предательства», то есть подвига Мазепы. Есть в пьесе мастерские диалоги, массовые сцены, страстные моменты, волнующие и будоражащие дух.
Историческая драма митрополита Илариона «Распятый Мазепа» написана в 1960 году, напечатана — в 1961 году. 60-е годы довольно стабильные в жизни Ивана Огиенко, тогдашнего митрополита греко-православной украинской церкви в Канаде. С 1951 года он декан богословского факультета Коллегии Св. Андрея (Виннипег). По его инициативе к специальным предметам добавилось немало украиноведческих дисциплин. По утверждению огиенковеда Николая Тимошика, «в воспитательном процессе (Коллегии. — Е.С. ) делался заметный акцент на украинской идеологии, традициях давнеукраинского духовного образования».
Отсюда и усиленный интерес Огиенко к жизнеописаниям великих украинцев, незаурядным личностям в истории украинской духовности. В книге «Украинская церковь во время руины. 1657—1687» (1956) он создал исторические портреты Иоаникия Галятовского, Антония Радивиловского, Феодосия Сафоновича, Варлаама Ясинского, Дмитрия Туптала и др. (раздел «Культурно-образовательные, церковные деятели и писатели во время Руины»). Впоследствии отдельными изданиями выйдут «Преподобный Иов Почаевский» (1957), «Преподобная Анна Всеволодовна» (1960), «Паисий Величковский» (1975), «Святой Дмитрий Туптало» (1960), «Митрополит- мученик Арсений Мациевич» (1964), «Князь Константин Острожский» (1958) и др.
Ценным художественным материалом для понимания величия фигур борцов за свободу Украины является цикл драматических поэм Ивана Огиенко «Вікові наші рани» (1960) и историческая эпопея «Наш бій за державність» (В 2-х ч.: Ч. I — 1962; Ч. II — 1966). В указанной эпопее любовно изображены образы Богдана Хмельницкого («Недоспівана пісня»), Ивана Выговского («Сповідь гетьмана»), Юрия Хмельниченко («Скитальник»), Ивана Сирко («Туми»). В содержании ч. I эпопеи «Наш бій за державність» названа под номером VII историческая драма «Распятый Мазепа», но в тексте ее нет. По неизвестным причинам она не была включена в книгу и вышла отдельным изданием в Огиенковском издательстве «Наша культура» в 1961 году (Виннипег). Ее текст становится широко доступным благодаря только что изданной книге «Распятый Мазепа» стараниями издательского проекта Фонда имени митрополита Илариона (Огиенко) «Запізніле вороття». Она состоит из нескольких произведений, «объединенных темой Мазепианы» (Н. Тимошик). Это: «Украинская церковь при гетмане Мазепе» (публикуется впервые, хотя готовилась к печати автором еще в 1954 году, «Присоединение церкви украинской к московской в 1686 году» (1948), статьи «Завещание Украине о православной вере гетмана Ивана Мазепы» (1960 г.), «Панегиристы Полтавской победы и царя Петра I» (1959), «Анафема на Мазепу давно отменена» (1959), «Великий зодчий и меценат Божьих церквей — гетман Иван Мазепа» (1959 г.).
По Н. Тимошику, к написанию драмы «Распятый Мазепа» Огиенко могла побудить печальная дата, которую широко отмечала диаспора, или свободный мир, в 1959 году — 250-летие проигрыша гетманом Мазепой боя под Полтавой. Так, обществом «Говерла» в Нью-Йорке была и переиздана драма Людмилы Старицкой-Черняхивской «Иван Мазепа». Там же Лига Освобождения Украины инициировала издание монографии профессора Александра Оглоблина «Гетман Иван Мазепа и его эпоха». В Торонто Леонид Полтава издает свою поэму «Нескінчений бій», посвященную Ивану Мазепе.
Собственно драмой «Распятого Мазепу» сложно назвать, потому что нет в ней основного — конфликта, который движет сюжет. И сюжет как таковой отсутствует. Это скорее несколько сцен из жизни И. Мазепы: в Очакове (начало изгнания гетмана) и Бендерах (трагическая его кончина). Развитием же действия служит полемика между Мазепой и его сторонниками (Орлик, Войнаровский, Ломиковский), с одной стороны, и оппозиционно настроенным запорожским казачеством (Кость Гордиенко, простые казаки, сечевики). В этом смысле жанр драмы можно определить как драму идей, интеллектуальную драму, мастерами которой в украинской литературе были Леся Украинка, А. Олесь, С. Черкасенко, В. Винниченко, И. Кочерга и др. Сутью полемики является обвинение (противодействие на них разъяснение — оправдание и раскаяние Мазепы) гетмана в углублении бездны между старшиной и посполитыми (крепостными), в игнорировании Запорожской Сечи, чрезмерной послушности Москве, в передаче украинской церкви Московскому патриархату, в заигрывании с поляками и др.
В названном скорее ощутимо влияние Н. Костомарова, работу которого он знал, так как обильно цитирует ее в церковно-исторических трудах о временах Мазепы, нежели Л. Старицкой.
Ведущей идеей драмы «Распятый Мазепа» И. Огиенко, что и роднит ее с драмой Л. Старицкой «Иван Мазепа», является утверждение и пропаганда идеи государственной независимости Украины, ее естественного права на такой статус, вера в ее будущее. Лейтмотивом идеи являются слова Мазепы:
Я мріяв волю Україні
Здобути тихою ходою.
В образе Мазепы преобладают те же черты, что и в драме Л. Старицкой: патриотизм, религиозность, взвешенность мысли и слова, одержимость.
Своеобразием драмы «Распятый Мазепа» является то, что в ней в поэтической форме воплощены идеологемы самого И. Огиенко — осуждение колонизаторской роли Москвы, защита идей православия, нападки на унию, обоснование тезиса создания соборной нации, идеи согласия как залога единства народа и др.
Аккумулирует названное завещание Мазепы старшинам (действие IV — «Даю свойого заповіта»). В нем выдвинуты такие постулаты: согласие, любовь к Украине, отстаивание православной веры, соборной нации и государственности Украины. Нетрудно догадаться, что эти проблемы интересовали самого Огиенко и проецировались на современную Украину, куда не было ему дороги, были его мечтой о воле Украины, которой он жил всю свою жизнь. В этом плане можно говорить об автобиографичности образа Мазепы. Распятость Мазепы — это прежде всего распятость самого И. Огиенко на чужбине.
И пьеса Л. Старицкой, и поэтическая драма И. Огиенко утверждали мысль о бессмертии идеалов Мазепы — идеалов Независимости Украины. И в этом их непреходящая ценность!
