«ТАЙНАЯ ПОЛОСТЬ, КАК БУДТО И НА ТЕРРИТОРИИ СССР, НО НЕ КОНТРОЛИРУЕМАЯ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТЬЮ…»
Так часто бывает: кажется, что может быть интересного в заброшенном крымском поселке на еще и сейчас плохо освоенном восточном берегу Черного моря, на обширном мысе Тарханкут? Поселок летом наполняется всякими «дикарями», предпочитающими вместо нормального отдыха в Алуште или Ялте жить в палатке возле ревущего моря; вместо праздного лежания на пляже — нырять с аквалангом и вытаскивать на берег то диковинную ракушку, то крабика, то какую-нибудь безделушку, обросшую мхом. А зимой поселок, подставленный свирепым морским ветрам, вообще вымирает — пройдешь по улице и можешь никого не встретить: все впали в зимнюю спячку. Но закономерность в том и состоит, что самое таинственное и, значит, самое интересное часто именно там, где каждому здравомыслящему человеку кажется, что ничего там не может быть. Так и в этой истории. Она стала известна во многом благодаря книге Сергея Пушкарева «Отношения сердец», недавно изданной в Крыму информационно-правовым центром «Магистр» и Черноморским историко-краеведческим музеем. Сборник «Отношения сердец» посвящен дружбе писателя Александра Солженицына и супругов Зубовых. В него вошли: глава из очерков «Бодался теленок с дубом», которая называется «Николай Иванович Зубов», отрывки из «Ракового корпуса», завещание Николая Ивановича Зубова, отрывки из его очерков по истории Черноморского района, письма Елены Николаевны 1943—1944 годов и Николая Ивановича 1952—1953 годов, нигде ранее не публиковавшиеся фотографии.
Эта история из тех, что не были широко известными, хотя с какого-то времени никакой тайны в ней уже не было, просто несмотря на всю свою значимость, она не лежала на поверхности, и обратиться к ней мог только внимательный и дотошный человек, привыкший осваивать глубины книжного мира. Таков крымчанин Сергей Пушкарев, возглавляющий сегодня Ассоциацию заповедников в республике. Видимо, также является закономерностью, что история стала широко известной только спустя много времени после смерти главных героев, ведь именно известности и общественного внимания к себе больше всего и боялись Николай Иванович и Елена Александровна Зубовы, проведшие пятнадцать лет в сталинских лагерях и в ссылке. Внимательный исследователь Сергей Пушкарев обратил внимание на то, что в «Очерках литературной жизни», пятом дополнении к сочинению «Бодался теленок с дубом», Александр Солженицын рассказывает о своем знакомстве и длительной дружбе с семьей Зубовых, с которыми он познакомился в казахстанской ссылке и которые после освобождения жили в Крыму, а также о том, что Солженицын перед высылкой из СССР несколько раз приезжал в Крым. Позже именно Зубовы были выведены Солженицыным в «Архипелаге ГУЛаге» и «Раковом корпусе» под фамилией Кадмины. И уже делом чести историка стало поднять архивы и найти все связи Солженицына с Крымом. И открылась интереснейшая и загадочная история.
Николай Иванович Зубов, врач по профессии, привлек внимание великого писателя именно вдумчивостью и тихим характером. Они познакомились в 1953 мгоду на поселении в поселке Кок- Терек (Берлик) Джамбульской области Казахстана, куда супруги были высланы по статье «антисоветская деятельность» за то, что мать Зубова во время войны укрывала дезертира. За это пришлось отвечать сыну с женой. Знакомство переросло в трогательную дружбу и длилось до самой высылки Солженицына из СССР. Зубовы переехали в поселок Черноморское, где прожили в доме номер 7 на улице Почтовой до самой смерти. Здесь у них дважды бывал Солженицын.
Обое Зубовых, как и сам Солженицын, по его признанию, принадлежали к той лучшей половине зеков, которая свое лагерное сидение считает высшим уроком жизни и мудрости. Это и соединяло писателя с ними, как с родными, а по возрасту — как с родителями. И когда он, замученный одиночеством ссылки, решил открыться Николаю Ивановичу в своем писательстве («первому и последнему в ссылке», замечает писатель), то прочитал наизусть свои произведения, для которых, как сам пишет, «не допускал другого хранилища, кроме своей памяти, и уже свыкся с вечным напряжением ее, с вечными повторениями». Но реакция врача Зубова была «не похвалы и не критика», а «изумление, как я изнуряю мозг, нося в себе все это годами». И он взялся разгрузить мозг Солженицына. С этих пор Николай Иванович Зубов стал практически конспиративным техником писателя, которому он доверял сохранение своих произведений как в ссылке, так и после нее. Через несколько дней Николай Зубов принес писателю в подарок первое приспособление, «поразительное по своей простоте, обычности в самой скудной обстановке, а потому безподозренное», пишет Солженицын в очерках «Бодался теленок с дубом». Это был обычный посылочный ящик, которые берегли все ссыльные как контейнер для самых необходимых мелких вещей, а потому всегда брали с собой, но… «ящик был столь искусно изготовлен, что имел незаметное двойное дно». А два гвоздика оказывались не вбиты, а плотно вставлены. Когда их вытягивали, выпадал загораживающий брусок и открывалась тайная полость, «как будто и на территории СССР, но не контролируемая Советской властью». С этого подарка в мае 1953 года и стал Солженицын не хранить в памяти, а постепенно записывать свои произведения. «Я пришел в восторг, — пишет он, — момент освобождения не меньший, чем выйти за лагерные ворота». Николай Иванович Зубов оказался, по оценкам писателя, «самодеятельным прирожденным конспиратором». Николай Иванович искусно заделывал рукописи Солженицына в обложки самых обычных книг, для чего изобретал не только способ, но и состав нужного клея, который бы обладал не только прочностью, но и способностью при определенных условиях расклеиваться, не повреждая рукописей. Он изготовил также мебель с двойными стенками, в которых хранились мелко исписанные Солженицыным тысячи страниц, а позже, когда они приобрели фотоаппарат и пишущую машинку, — фотокопии и машинопись…
«ОН СТАРАЛСЯ БЫТЬ ПОЛЕЗНЫМ ЛЮДЯМ. ЭТО ДАВАЛО ЕМУ РАДОСТЬ»
В своем завещании Николай Иванович Зубов просил написать на его могиле слова Артура Хейли из романа «Аэропорт»: «Он старался быть полезным людям, это давало ему радость» — вполне точное определение для врача. Вероятно, Зубов как врач был полезен тысячам людей. Но еще больше он был полезен всему миру, так как хранил сочинения писателя мирового масштаба до тех пор, пока они существовали в единственном экземпляре. Это завещание Николая Ивановича было выполнено крымчанами.
Зубовы приехали в крымский поселок Черноморское в ноябре 1958 года уже пожилыми людьми: Николаю Ивановичу было 63, а Елене Александровне — 55. Когда оказалось, что после освобождения из ссылки они не могут жить в больших городах, Зубовы выбрали Крым потому, что Елена Александровна была родом из Симферополя и окончила в свое время здесь педагогическое училище. Но в Симферополе им жить не разрешили, и они выбрали самый удаленный от большой жизни поселок. Старожилы Черноморского помнят особую нежность и теплоту в их отношениях. Их квартирка стала духовным центром поселка. Но руководящие работники боялись Зубовых, находившихся под негласным надзором, и опасались даже случайных встреч. Они знали, что за ними 15 лет ссылки и лагерей, не прошло мимо внимания начальства и то, что они водили знакомство с Солженицыным, опять попавшим в опалу в брежневские времена после окончания хрущевской оттепели и публикации «Одного дня Ивана Денисовича». Александр Солженицын приезжал в Черноморское в 1959 и 1962 годах. Писатель, как сам пишет, отдыхал душой при общении с ними. Но главное — они решали, как сохранить написанное. И так случилось, что «Пир победителей», погибший во всех тайниках Солженицына, которых (скорее всего, по совету Николая Ивановича Зубова) у писателя было много в разных местах СССР, был издан только благодаря тому, что сохранился в единственном экземпляре в тайнике Николая Ивановича Зубова в Черноморском.
В 2003 году в поселке Черноморском на доме, где жили Зубовы, в память о пребывании Солженицына в Крыму, была установлена мемориальная доска. В местном музее хранятся письма Николая Ивановича и Елены Александровны, дневники, в которых отражены сердечные отношения двух людей. Это всегда казалось парадоксом: уголовники в советских тюрьмах ожесточались, приобретали мстительный и жестокий характер, ненависть к жизни и к людям, но политические заключенные и ссыльные — никогда не теряли нежного отношения и к жизни, и к людям. Их дневниковые записи и письма перемежаются со стихами. Они обращаются друг к другу с самыми нежными словами…
Николай Иванович Зубов относится к тем людям, о которых говорят, что если человек талантлив, так он талантлив во всем. Он сочетал свою врачебную работу с «разнообразной умелостью рук», как пишет Солженицын в «Бодался теленок с дубом». Особая его любовь — переплетное дело. К тому же он урожденный конспиратор. Солженицын пишет, что «он разработал прием, как по открытой почте завязать конспиративную переписку с отдаленным и не ведающим никаких хитростей корреспондентом». Сперва посылалась открытка с безобидным стихотворением и горячей просьбой сохранить ее на память. Потом шло второе письмо, в котором сообщалось, что то был акростих и нужно прочитать первые буквы каждой строчки. Человек читал — «расклей конверт» — и расклеивал уже второй, нынешний. А тут по заклеенной полоске было написано, как он получит следующую информацию — то ли в переплете книги, то ли в двойном дне ящика посылки, то ли просто в расслаивающейся на много страниц открытке.
В октябре 1964 года, когда узнали о свержении Хрущева, Зубовы сожгли все хранимое — таков был их с Солженицыным уговор! — и сообщили об этом автору условной фразой в письме. В 1966 году Солженицын и Зубов встретились в Симферополе, и писатель проверил, действительно ли все сожгли. Более того — они вместе сожгли ранний вариант «Круга». Писатель не жалел об этом — как раз накануне он отправил за границу рулон пленки со своими произведениями и думал, что ничего зря не пропало. Кроме одного — у Солженицына вообще не осталось «Пира победителей», он считал это сочинение утраченным навсегда, а писать заново не хотел. Но случилось так, что уже в 1971 году, в самый разгар брежневской реакции, Зубов сообщил Солженицыну, что нашел так глубоко запрятанные экземпляры «Пира победителей», «Республики труда» и других произведений, что даже сам забыл о них. Вскоре они были переправлены к писателю.
А в ночь с 12 на 13 февраля 1974 года, в ночь ареста и высылки Солженицына, пришли чекисты с обыском и на квартиру Зубовых в Черноморском. Наверное, пишет Солженицын, простукивали мебель, наслышанные о двойных стенках, проверяли полы. Они забрали письма, но главные из них уже были сожжены, а машинопись и фотопленка переправлены по назначению. «Ошиблись, — пишет Солженицын, — мое главное хранение было уже в Цюрихе, в сейфе. Ушли ни с чем, только измучили стариков». И это было последнее потрясение в их жизни. Елена Александровна уже почти не вставала с постели, Николай Иванович уже был почти глух и не мог слушать западное радио, передававшее сочинения Солженицына, верно хранимые ими многие годы по изобретенному им способу.
«Безвестные, — пишет Солженицын, — всем рисковали, даже людского признания не получая взамен, того признания, которое скрашивает нам и гибель. И напечатка вот этих очерков (имеется в виду «Бодался теленок с дубом». — Авт. ) придется многим уже в пустой след. Вот повернулось: я — цел, а они все — под топором. Есть предчувствие, есть вера: я еще вернусь в Россию. Но — кого из них уже не застану?»
Так и случилось. С одной разницей — благодаря этой книге Николай Иванович Зубов перестал быть безвестным, и риск его, и мастерство конспиратора, и полезность для человечества — признаны всем миром. На доме, где жили Зубовы, по инициативе Ассоциации заповедников и музеев и Рескома по охране культурного наследия Крыма установлена мемориальная доска с надписью: «В этом доме летом 1959 года и весной 1962 года в семье своих друзей — Николая Ивановича и Елены Александровны Зубовых — жил выдающийся писатель современности, лауреат Нобелевской премии Александр Исаевич Солженицын»…
