Главной чертой истории Украины ХХ ст. была ее противоречивость. Однако она происходила от противоречивости поступков людей, которые творили украинскую историю. Таким человеком был Николай Скрипник (1872 — 1933), один из самых выдающихся украинских советских деятелей; 7 июля исполняется 70 лет со дня его трагической гибели. С точки зрения сегодняшнего дня иногда бывает трудно понять мотивы и цели его поступков. Он занимал немало государственных должностей: председатель Народного секретариата (правительства большевистской УНР), нарком внутренних дел, юстиции и генеральный прокурор, председатель Госплана УССР и тому подобное. Однако в Историю он вошел именно как нарком образования (1927 — 1933), который провел гигантскую работу на поприще национально-культурного развития Украины и содействовал национальному возрождению.
Деятельность Н. Скрипника не вкладывается в какое-либо прокрустово ложе, иногда кажется, что одни его поступки логично отрицали другие. Безоговорочная поддержка основных направлений социально-экономической политики большевистского руководства, его методов внутрипартийного и государственного управления и преданность идеи «окремішності» национально-культурного развития украинской нации. Признание «слияния наций» конечной целью в национальном вопросе и намерения осуществлять ничем не ограниченное национальное строительство и развить национальное самосознание украинцев. Постоянная поддержка ленинского, а потом и сталинского курса в борьбе с различного рода «уклонами» и «оппозициями», в том числе и в борьбе с «украинским национализмом», и требования присоединить к УССР заселенные преимущественно украинцами земли Кубани и Центрально- Черноземной области... Как все это объединялось в одном человеке, почему стал возможен феномен Н. Скрипника и почему произошло крушение его надежд?
Характеризуя большевистскую идеологию, С. Хантигтон отметил, что в отличие от споров между славянофилами и западниками в дореволюционной России, основным пунктом которых был вопрос о том, сможет ли Россия отличаться от Запада, не отставая при этом от него в развитии, коммунизм нашел кардинально новое решение проблемы. Согласно новой идеологии, после революции не Россия должна догонять Запад, а наоборот, Запад — Россию. Потому что она — передовая и советская организация общественной жизни — ждет Запад в будущем. Анализируя деятельность Скрипника, можно с уверенностью сказать, что он полностью разделял эту идею и делал все возможное для ее воплощения в области национальной политики. Прежде всего это касалось его понимания интернационализма и путей достижения конечной цели большевиков в национальном вопросе — «слияние наций». Скрипник удачно использовал теорию «отца народов», согласно которой сначала должен произойти расцвет наций и национальных языков, потом их сближение, когда рядом с национальным должен использоваться какой-то общий язык, и только на третьем этапе — слияние всех наций в одну. Украинский нарком образования и его сторонники приняли эту теорию, однако второй и третий этапы они видели возможными только при условиях достижения расцвета наций, т.е. завершение первого этапа в мировом масштабе. Поэтому пытались содействовать культурному развитию нероссийских народов СССР — это должно было служить примером для других стран. Т.е. «срабатывала» идея — «мы передовые, а вы вскоре станете такими, как мы». О каком- то конкретном будущем мировом языке речь не шла, но отмечалось, что таким не может стать русский, поскольку он запятнан принудительной русификацией в царской России и существующими великодержавными суевериями в советском обществе. Такое отношение Н. Скрипник считал настоящим интернационализмом.
Противоречили ли такие установки принятым в общесоюзном масштабе? Однозначно — нет. Такое усиленное внимание к проблемам национально-культурного строительства диктовалось сверху, ведь оно активно работало на идею мировой революции. Примеров этому есть много, приведем только один, касающийся языковой сферы: в течение 1918 — 1935 гг. в СССР было создано или переведено с других на латинскую азбуку 58 алфавитов, в том числе семь — по кириллице. Более того, накануне «большого скачка» по поручению центральной власти была создана комиссия, которая разработала и обосновала целесообразность перехода русской письменности с кириллицы на латиницу, вслед за которой планировалось осуществить те же действия относительно украинского и белорусского языков. В свете этого предложения Скрипника ввести в украинский язык буквы ZS для обозначения звуков «ДЗ» и «ДЖ» выглядят совсем невинно.
Успешному воплощению в жизнь скрипниковских установок в национальной политике помогал его имидж настоящего большевика. Ведь он был членом коммунистической партии со времен ее учреждения и не был замечен в различного рода оппозициях и уклонах. Благодаря этому украинизация стала восприниматься всерьез как в партийных кругах, так и в самых широких слоях населения. Прогресс был очевиден: в 1930 — 1932 гг. уже речь не шла, как кричал в 1927 г. А. Шумской, о «пребывании украинца-партийца под постоянным подозрением в национализме» и о лозунгах наподобие «Украинизация без украинцев» или «Мы проведем украинизацию не украинскими руками». Более того, немало фактов свидетельствует, что скрипниковская национальная политика выходила за отведенные ей Москвой пределы.
Существовало еще одно непреодолимое противоречие. Вместе с внедрением обучения украинскому языку и укоренением украинского языка в государственных структурах, вследствие насильнической коллективизации, фактического запрещения религиозных общин и вмешательства в быт и местные обычаи разрушался этнический менталитет, духовная культура украинцев. Т.е. уничтожалась именно и национальная «окремішність», которую скрипниковцы пытались сберечь при помощи развития украинского языка, образования и культуры. А такое разрушение не могло содействовать поддержке власти основной массой населения. Поэтому не удивительно, что на украинских землях было сильнейшее сопротивление сталинской политике в 1930 — 1932 гг. Украинизация, несмотря на все попытки, не стала действенным средством советизации общества. Село катилось к катастрофе.
В этих условиях перед Скрипником особенно остро встала проблема выбора между преданностью национальному делу и большевизму. И хотя в 1932 — в начале 1933 г. он фактически выступал против повышенных темпов хлебозаготовки (о чем специально подчеркнул в своем письме к Сталину Каганович летом 1932 г.) и поиска виновников в неудачах в селе на местах, стать на путь открытого противостояния не смог.
Однако и Сталин, усмотрев опасность потерять Украину, начал планировать конкретные шаги по ее преодолению. Поскольку в УССР усилились антимосковские настроения и симпатии к неприятелям московского большевизма — украинским национальным правительствам, — то и основных врагов нашли быстро — украинские националисты. Под этот «уклон» следовало найти (или придумать) конкретных виновников, а заодно — блестящий ход! — объявить их виновными в проблемах на селе. Однако, как свидетельствуют документы, «козлов отпущения» определили не сразу. Н. Скрипник какое-то время был вне подозрения. Основной удар как во время пресловутого постановления 14 декабря 1932 г., так и во время февральского 1933 г. пленума ЦК КП(б)У направлялся против бывших борцов — Любченко и Хвыли. Сразу после пленума Любченко отправился в Москву с тщательным обоснованием своей «невиновности» — и смог убедить «вождя». Более того, его обвинения против Скрипника, изложенные в письме к Сталину еще в феврале 1933 г., стали основанием для обвинения наркома образования в национал-уклонизме.
Казалось бы нонсенс — национально-культурное строительство в Украине, которое ставили в пример другим советским республикам и которое не влияло непосредственно на экономическое положение села, стало объектом усиленной «чистки». Но на самом деле — закономерность. Ведь эта сфера была единственной слабо контролируемой Москвой, что само по себе вызвало обеспокоенность верхов. В то же время эта неподконтрольность дала возможность Сталину и его окружению, которые якобы не несли ответственности за положение дел в этой сфере, расправиться с проводниками украинизации. Поэтому сделав акцент на том, что «именно ошибки и промахи, допущенные КП(б)У в осуществлении национальной политики, стали одной из главных причин прорыва 1931 — 1932 гг». Москва убивала двух зайцев — и вину с себя снимала, и добивалась унификации национально-культурных процессов...
Ни самому бывшему наркому образования, ни его сторонникам не предоставлялась возможность хоть как-то объяснить свои действия. Они были отрезаны от средств массовой информации и не желали идти против линии ЦК ВКП(б), а тем более публично дискутировать по вопросу национальной политики. Авторитет коммунистической партии и ее лидеров для них был прежде всего. Скрипник хорошо понимал несправедливость обвинений в национализме и видел, что на самом деле привело к голоду. Из воспоминаний современника, на вопрос, почему он не борется за правду, Скрипник решительно заявил: «Нельзя! В этом вся суть. Это принесет большой вред партии. Не всю правду можно сказать сейчас партии и народу. Это может привести к расколу, к катастрофе. Это вооружит врагов и многих оттолкнет от нас». Единство партии и удержание ею власти, классовая позиция оказались для Скрипника важнее законности и справедливости, любви к Украине. Но в то же время он и не стал активным участником кампании борьбы против «украинского национализма», не предал людей, с которыми длительное время плодотворно сотрудничал, не согласился уже весной 1933 г. на должность генерального прокурора СССР, против введения которой он категорически выступал.
Получив указания из Москвы, П. Постышев с июня 1933 г. всячески пытался склонить Скрипника к принципиальному признанию допущенных ошибок. Однако добиться этой цели в полной мере не удалось. Хотя Скрипник и признавал, что в его работе было немало недостатков, однако принципов своих не предал. Четыре раза в резолюциях политбюро ЦК КП(б)У звучало предложение бывшему наркому образования написать письмо с покаяниями. Но все документы, которые он давал на рассмотрение руководства КП(б)У, не удовлетворяли П. Постышева. Нужного «признания» сталинскому посланцу получить не удавалось.
3 июля 1933 г., получив третье такое письмо Скрипника и еще не проработав его, члены политбюро ЦК КП(б)У приняли решение о проведении 7 июля 1933 г. широкого сбора харьковского актива. На этом собрании должен выступить М. Попов с докладом на тему: «Пронационалистические уклоны в рядах украинской организации и о задании борьбы с ними». Ожидалось также выступление Скрипника с покаянием, письмо-статью которого собирались опубликовать именно к этому собранию. Поскольку на следующий день оказалось, что новое «признание» не удовлетворяет Постышева, то 5 июля политбюро приняло решение в последний раз предложить Скрипнику все-таки написать письмо. При этом отметили, что в основе такого послания «должны быть положения, выдвинутые тов. Постышевым». В то же время было отмечено, что собрание харьковского актива состоится в любом случае.
Однако не так произошло, как предполагалось. После того, как на заседании политбюро утром 7 июля 1933 г. его члены в очередной раз набросились на Скрипника, требуя покаяния, он понял, что уже ничего изменить нельзя. После этого заседания Скрипник покончил жизнь самоубийством. Умирая на руках в Косиора, он просил извинение только за эту — настоящую — свою ошибку.
Окончательный выбор между Украиной и большевизмом Николай Скрипник сделать так и не смог. Кредо жизни этого человека нашло выражение в таких его словах: «...Чтобы украинский крестьянин пошел за донбассовским пролетарием... нужно, чтобы донбассовский пролетарий стал на сторону украинского крестьянина в национальном смысле. Украинская культура является одной из предпосылок победы социализма в Украине».
