Любой знаменитый политик, а особенно диктатор (Наполеон, Муссолини, Гитлер, Сталин, Мао Цзэдун, Чаушеску...) — всегда актер. Недаром же в обиход историков с некоторых пор вошел термин «Театр Иосифа Сталина»! «Вождь» может быть актером гениальным, просто талантливым, средней руки или вовсе бездарным (в последнем случае он заслуженно вызывает презрение или выставляет себя на посмешище) — но всегда на его лице та или иная маска, страшная или смешная, трагическая или лживая... Именно здесь — ключ к пониманию пресловутой «психологии власти», а ведь постичь ее крайне необходимо не столько интеллектуалу-политологу, сколько тому самому «простому человеку», чье мнение, по идее, должно бы быть решающим в демократическом государстве.
Но был один мудрец, живший 500 лет назад в Италии, который одним из первых в мире прозрел сценарий той страшной пьесы под названием «Безраздельная власть», в к оторой главные роли играют одинокие актеры (иногда — кровавые!). Этого философа, историка, драматурга и поэта звали Никколо Макиавелли. Взглянем ему в глаза: перед нами — лицо человека, много, слишком много знавшего о мире, о людях и о тиранах. Чудо по тем временам, что он умер в 58 лет своей смертью (в 1527 году). Но — стоп... Не кажется ли вам, читатель, что он хочет что-то сказать, хочет поделиться своими мыслями и открытиями, важными именно для нас с вами? Великий итальянец явно не считает, что его давние озарения — достояния только ветхого прошлого и к XXI веку не имеют никакого отношения. Может быть, послушаем его?
— Приветствую вас, досточтимые синьоры, живущие в году 2001 от Рождества Христова! Долгом своим прежде всего почитаю заявить: я не макиавеллист — если понимать под означенным словом человека коварного, вероломного, жестокого и хитрого (каковых и я в моем XVI веке знал немалое число, чего стоит один только Чезаре Борджиа, убийца, отравитель и нечестивый кровосмеситель, сын римского папы Александра VI!).
Но вовсе не ради самооправдания, цели жалкой и ничтожной, предстал я сейчас перед вами, достопочтенные сеньоры! Ибо мое имя вот уже 500 лет само говорит за себя, и мне оправдываться не в чем. Однако ж иная нужда, более высокая и насущная, побуждает меня к разговору с вами: а именно, потребность предостеречь вас. Я, видевший в годы своей жизни множество правителей злобных и кровавых, с невыразимой болью вынужден признаться вам: только что завершившийся век ХХ ужасает изобилием таких чудовищ даже меня, так хорошо знавшего людей...
Особенно же хочу отметить несравненного в злодеяниях своих сеньора Сталина. Когда я в труде «Государь» описывал, каким должен быть сильный и справедливый правитель, — а заодно и приводил примеры лютых и отвратительных зверств — мог ли я помыслить, что в веке ХХ появится тиран столь гениально артистичный, столь вдохновенно жестокий, способный и ребенка приласкать, и великого писателя своим телефонным звонком «вдохновить», и «простого человека», очень скромно живущего, изобразить, и многотысячный расстрельный список смертников за одно мгновение без всяких колебаний подписать... Он, сеньоры, будто бы читал мои слова: «Правь подданными, стремись их понять, не будучи ими обманут, а сам их обманывая».
Надобно, синьоры, прояснить одну весьма важную истину, знание коей необходимо правителю во всех его делах. А именно: политику, в отличие от человека обыкновенного, знание людей необходимо не само по себе, а как вернейшее средство найти дорогу к власти. В основе же человеческого характера — и я писал об этом во множестве трудов своих — общая черта: люди не знают предела своим желаниям или аппетитам. А среди аппетитов этих, синьоры, аппетит власти — наипервейший. И вот, представляя себе все сказанное достаточно ясно, изложил я суть «науки власти» в таких откровенных словах: «Людей следует или ласкать, или истреблять; ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое — не может. Следовательно, наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести». Мысль эту можно бы сформулировать и несколько иначе: самое сильное чувство из всех, на которые люди способны — это, увы, страх; и потому правитель должен всячески стараться, чтобы его не столько любили, сколько боялись. Главное же, чего надобно ему опасаться, — это презрения.
Я, в ходе жизни моей, непрестанно задавался вопросом: как может государь, будучи и сильным и мудрым, возбудить в народе доверие к себе? И, казалось мне, скромность (мнимая или подлинная — это особый разговор) — лучшее средство достичь сего. Ибо, как писал я в «Истории Флоренции», «роскошь, постоянно выставляемая напоказ, порождает в людях большую зависть, чем настоящее богатство, которому всегда можно придать благовидность». Второе же средство, ведущее к названной цели — общая с народом ненависть к единому врагу. Я говорил об этом так: «Кто борется за управление народом и не обеспокоится о том, что существуют враги нового строя, образует государство весьма недолговечное».
И, тем не менее, есть и еще средство, ведущее великого государя к власти, им столь желаемой: надо убедить людей, что не власть сама по себе важна для него, но интересы и идеи куда более высокие. Пример, быть может, самый яркий — Родина, во имя которой правитель и живет, и дышит. Я считал (и вот мои подлинные слова), что «коль скоро речь идет об интересах родины, не должно рассуждать, справедливо ли то иное решение или несправедливо, милосердно или жестоко, похвально или зазорно; следует оставить в стороне всякие соображения и принять то решение, какое содействует спасению ее жизни и сохранению свободы». И вот, думается мне, в чем был источник силы синьора Сталина: он сумел отождествить себя с Великой Родиной! И действовало это куда сильнее, нежели все его гениальные театральные приемы, о которых тоже, разумеется, забывать нельзя. Еще скажу: история продолжается, происходит соскальзывание (мое слово) разных форм государств в свою противоположность, и кто знает, может, такие повелители, которых я описываю, еще появятся или уже действуют и на вашей Родине, синьоры читатели, в Украине...
Чтобы опровергнуть подлую клевету, вот уже почти пять веков чернящую мое имя: мол, я, Макавелли, любимый наставник тиранов, духовный кормилец злых и коварных деспотов, не буду многословным. Напомню лишь о собственных же словах: «Нельзя назвать доблестью убийство сограждан, предательство, вероломство, жестокость и нечестивость; всем этим можно стяжать власть, но не славу». Да, тернист и труден путь вождя, много препятствий ждут его на пути; и я предупреждал государей итальянских об этом, когда писал: «Тем, кто становится государем милостью судьбы, а не благодаря доблести, легко приобрести власть, но удержать ее трудно. Как бы перелетев весь путь к цели, они сталкиваются со множеством трудностей впоследствии». И еще одно прибавлял я: ни в коем случае не следует допускать к власти тех, которые были властителем обижены в прошлом или могли бы бояться его в будущем. Но, при всем сказанном, главное не в этом. Главное — поддержка и вера народа.
Мне ведомо, что в вашу эпоху, на переломе тысячелетий, у людей ученых стало модно говорить о своем народе надменно и свысока (читал я и словечко «электорат», мне в мою эпоху неизвестное). Но я писал в 1512 году совсем иначе: «Народ в совокупности силен, а в отдельности слаб. Если сравнивать государя и народ, связанных законами, видно, что народ лучше; бывает и так, что против государя нет никаких средств, кроме железа». И еще, спустя 8 лет, утверждал я: «Государь — это форма, народ — материя, а форма, подобная материи, не может быть совершенно противоположна ей». Я не употреблял слово «демократия», которым у вас клянутся все государственные мужи без изъятия; но я, имея опыт в делах управления, будучи 14 лет государственным секретарем в родной Флоренции, зная и видя лютых тиранов, усвоил одно: неуважение к своему народу, как правило, рождает плачевные плоды. И в заключение скажу: «Добрые порядки рождают счастливую судьбу, а она — удачу во всех начинаниях». Но учтите, синьоры в Украине: я могу только дать совет и предостеречь, решать предстоит вам! Прощайте!
Конечно, этот монолог великого итальянца — вымысел автора. Но главные открытия Макиавелли, боль его горьких размышлений сохранены. Задумаемся, читатель?
