Как сейчас стоит перед глазами солнечное майское утро 1943 года с птичьим щебетом, ароматами умытой росой зелени. Мы, воспитанники детского дома на Соломенке, удивленно смотрим на пустые, без оконных стекол и рам, окна в одной из спален на втором этаже. Те рамы и битое стекло лежали на земле под домом, вытянутые наружу, как теперь понимаю, мощной воздушной волной. А воспитательницы притворно беспечально объясняли: «Это, дети, ночью была очень сильная гроза». И мы, малышня, соглашались, лукаво улыбаясь: «Да-да, такая сильная гроза, что аж бомбы падали!»
Возможно, если бы не такая неискренняя неправда уважаемых взрослых, оно бы так ярко не запомнилось нам, маленьким правдолюбцам. Уже потом, через многие годы, узнал, как нас, сонных, воспитательницы и няни переводили из-под окон ближе к внутренним капитальным стенам, как с ужасом вслушивались в зловещий рев авиамоторов и грохот близких взрывов. Это было не в первый раз, но только впоследствии пришло осознание, что той неправдой взрослые пытались отвлечь внимание детей от темы войны и политики, ведь в зале у нас висел портрет «Гитлера — освободителя», а бомбили же «сталинские соколы». Бомбили киевский железнодорожный узел, близ которого располагался наш детдом на улице Стадионной. Шла война, киевлянам не раз приходилось находиться под ударами авиации советской, а затем — вплоть до июня сорок четвертого — немецкой.
...В первую весну после освобождения Киева из-под оккупации городская власть предоставила работающим гражданам свободные участки под огороды. Так наша мама и ее сестра получили какой-то кусочек на Сырце — за Лукьяновким гражданским кладбищем. Посадили картофель, расчетливо порезанный на частицы с «глазком». Ухаживая время от времени за огородом, мы ходили, сокращая дорогу, через кладбище. Старший брат неизменно обращал мое внимание на стелу без надписи и, почему-то оглядываясь, приговаривал: «Здесь лежат люди, погибшие в прошлом году от авианалета наших, понял?». И всегда с натиском произносил последние два слова.
Пережив ужасы оккупации и радость освобождения, мы, дети, вслед за взрослыми тоже хорошо усвоили правило: о чем можно, а о чем не стоит делиться с другими... Поэтому таинственность безымянной стелы, досадная несправедливость болезненно запала в память на долгие десятилетия.
Уже в конце 80-х годов в руки попали две маленькие фотокарточки, датированные 15 мая 1943-го. Неизвестный киевлянин сделал их, очевидно, с балкона на улице Большой Житомирской, 33, увековечив похоронную процессию массовых жертв советского авианалета, который произошел в ночь с 10 на 11 мая того же 1943 года. Поэтому понял, это была та же стела. А брата с нами уже не было.
Только в девяностых годах, в независимой Украине, стало возможным узнать правду, погрузившись в теперь уже рассекреченные архивные документы и газеты из библиотечных «спецхранилищ». В фондах Государственного архива Киевской области сохранились дела Киевской городской управы времен оккупации, а в отделе периодики Национальной библиотеки Украины им. В. Вернадского — подшивки газет 1943 года. 12 мая московская «Красная звезда» сообщала: «10 мая наша авиация произвела крупные налёты на железнодорожные узлы и станции — Киев, Унеча, Дебальцево, Волноваха, Брянск, Орел, Змиевка, Харцызск, Успенская... В результате бомбардировки разбито много паровозов, железнодорожных эшелонов и автомашин противника. На железнодорожных узлах Киев и Унеча наблюдались взрывы огромной силы...».
Напомним: тогда обе воюющие стороны готовились к грандиозной, как потом стало известно — решающей битве на Курской дуге. Немцы день и ночь подтягивали боевую технику, боеприпасы и «живую силу». Шли эшелоны и через Киев. Через двадцать пять лет маршал авиации Степан Красовский, прежний командующий 2-й воздушной армией, писал: «С апреля по 5 июля (начало Курской битвы. — Д.М.) летчики 2-й воздушной армии осуществили свыше двадцати тысяч вылетов».
Но обычные киевляне не могли знать планы войны, поэтому десятки невинных стали жертвами взрывов и вовсе не тех, которые наблюдали летчики. Услышанное от брата, те две фотографии не давали покоя, как это бывает с неразгаданными тайнами. От случая к случаю на протяжении многих лет приходилось слышать от старых киевлян о той майской ночи сорок третьего. Сопоставляя отдельные рассказы с ранее услышанными воспоминаниями, удалось проследить и нанести на план Киева последовательность взрывов, кроме удара по железнодорожному узлу. Так вот, один из краснозвездных самолетов почему-то пошел в сторону, сбрасывая бомбы уже не на колеи с враждебными эшелонами, а на мирные кварталы. Первая бомба до основания разрушила жилой дом по улицы Никольско-Ботанической, 13 (!). Вторая упала на проезжей части на углу улиц Паньковской и Караваевской (Толстого), выведя из строя водопровод. Об этом рассказывала одна знакомая, а тогда девочка, которая с мамой, услышав взрывы, выбежали из дома и легли под ограждением Ботанического сада. Две неразорвавшиеся бомбы видел на следующее утро на тротуаре у дома № 19 по улице Фундуклеевской (Богдана Хмельницкого) наш добрый приятель, а тогда — юноша. По предположениям, одну из тех бомб немцы вытащили из подвала Оперного театра. Об этом случае вспоминают многие киевляне: бомба пробила крышу Оперного театра, не разорвалась, прошила потолок и, падая с обломками свода, убила своей массой четырех немцев в партере, еще десятерых ранила и замерла, так и не разорвавшись, в подвале. В зале поднялась паника: немцы решили, что бомба имеет замедленное действие, и бросились наутек, давясь в дверях и на лестнице. По воспоминаниям киевлян, в тот вечер шла опера Р. Вагнера «Лоэнгрин». Следующая бомба, взорвавшись, разрушила капитальную стену жилого флигеля на Театральной (Лысенко), 3. Об этом рассказывали несколько свидетелей.
Налет осуществляли, скорее всего, советские бомбардировщики дальнего действия типа «Илюшин» Ил-4 («ДБ-3Ф» — дальний бомбардировщик). Напомним: ночные налеты на Киев начинались со сброса с самолетов так называемых «САБ» (светящая авиационная бомба). Пока они медленно спускались на парашютах, ярко освещая местность, самолеты заходили на второй круг. Пилоты не могли не видеть, что под ними не железнодорожный узел, а жилые кварталы города. Никакого противодействия немцы не оказывали — возможно, зенитчики прозевали или их и не было в то время в тыловом городе. Бомбили киевский железнодорожный вокзал, паровозное депо, станцию Дарница. Во «всезнающем» Интернете теперь, словно преднамеренно, нашлось соответствующее фото с подписью: «Экипаж ДБ-3Ф уточняет задачу перед ночным вылетом». Наверное, в случае с Киевом не так уточнили. Разумеется, на снимке не тот экипаж.
14 мая киевская газета «Нове українське слово» поместила несколько обращений к киевлянам, сообщив, что (язык и правописание оригинала) «в ніч на 11 травня большевицькі пірати вчинили розбійницький терористичний наліт на наше місто. В наслідок цього злочинного акту зруйновано кілька житлових будинків, убито кілька мирних жителів, наших співгромадян, серед них — діти, жінки, старики, інваліди... Глибокий сум і разом з тим невимовний гнів та обурення сповнюють кожного з нас — свідків цієї злочинної справи. Своє звіряче обличчя большевики виявляли багато разів: і тоді, коли засилали наших братів на біломорську або колимську каторгу, і коли піддавали їх нелюдським тортурам у катівнях сталінсько-єжовського НКВД, і коли морили штучно створеним голодом мільйони наших селян. Так само виявили вони шалену лють, збільшену ще почуттям безсилля, коли, залишаючи під тиском героїчної німецької армії Київ, власними руками висадили в повітря кращі його будови, пам’ятки нашої культури...»
Ради объективности и непредубежденности напомним: эта откровенно коллаборантская газета ни одной строкой не осмелилась даже намекнуть о десятках тысяч киевлян, расстрелянных нацистами в Бабьем Яру, не вспоминала о замученных гестаповцами в тех же подвалах (кстати, и о составе редакции предыдущего «Українського слова»). Газета призывала молодых киевлян ехать в Германию, чтобы там своим трудом ускорить победу над большевизмом, но ни слова не сказала о массовых облавах, во время которых оккупанты хватали эту молодежь и принудительно вывозили в Германию. Такая судьба постигла за время оккупации свыше ста тысяч киевлян. Если идти еще дальше, то нацистские оккупанты в такой же бессильной ярости жгли Киев, убегая из него в начале ноября того же 1943 года.
Того же 14 мая газета поместила обращение к киевлянам городского головы Леонтия Форостивского с просьбой принять участие в жалобной церемонии похорон жертв авианалета. Городской голова призывал к... мести. Как? Цитируем: «Сталін знову кинув нам виклик. Цього разу ми маємо змогу дати йому відповідь. Ми будемо працювати і творити для швидкої перемоги німецької зброї. Це ми обіцяємо загиблим, і цим найкраще помстимось за злочин убивць». Вот так!
В субботу 15 мая десятки открытых гробов, привезенных из морга, стояли на телегах на площади перед университетом. На общественной панихиде выступили городской голова Форостивский и представитель Штадткомиссариата немец Майер. Велась прямая трансляция по городскому радио. Потом траурная процессия медленно двинулась по Владимирской улице в сторону Софийской площади, дальше по Большой Житомирской, Львовской — на Лукьновское гражданское христианское кладбище. Впереди несли венки, за ними шел хор, высокое духовенство, хор евангельских общин, оркестр, большой белый катафалк, запряженный лошадьми, телеги с гробами. За ними двигались родственники погибших и десятки тысяч киевлян. Процессию сопровождали украинские полицаи. Только под вечер добрались до кладбища, где в самом конце центральной аллеи были вырыты могилы. Затем участников похорон отвозили в центр города на специально поданных управой трамваях — тогда еще существовали трамвайные пути на Лукьяновку.
Форостивский и Майер посетили и Дарницкое кладбище, где возложили венки на могилы жертв того же авианалета — дарничан.
16 мая газета «Нове українське слово» поместила карикатуру: пикирующий самолет со звездами на крыльях и хвосте, но вместо носа — разъяренная голова Сталина, а вместо моторов — сталинские руки с бомбами.
Оккупанты и их киевские прихвостни придали этой трагедии политическое антисоветское содержание. Сама акция с массовым траурным шествием киевлян интерпретировалась как протестная с призывом к ... мести. В августе 1943 года над местом захоронения установили стелу, привезенную из соседнего еврейского кладбища. На ней выбили текст: «Безвинним жертвам більшовицького нальоту на Київ у ніч з 10 на 11 травня 1943 р.». Ниже дописали: «Мені помста, я віддам. Управа м. Києва».
После освобождения Киева из-под оккупации работники кладбища надпись сбили, а автор текста эпитафии — заведующий похоронным бюро города — получил десять лет заключения по обвинению в «антисоветской националистической деятельности». Антисоветскость виделась в самом содержании эпитафии, а национализм — в ... украинском языке (!) — такие были времена.
Теперь могу только догадываться, что мой старшей брат Георгий в свои тогда пятнадцать лет многое знал. Недаром же он, заслуженный художник Украины Георгий Малаков (1928—1979), автор монументальных серий линогравюр «Киев. 1941—1945» и «Киев в грозное время», созданных еще в 60-е годы, считается творческим летописцем Киева времен прошедшей войны. И то, что он когда-то, иногда с оглядкой, рассказывал младшему брату, теперь нашло документальное подтверждение — из архивов и когда-то, повторюсь, запрещенных изданий.
А идеологическая война вокруг этого эпизода продолжалась. Возник и был запущен в обращение пропагандистский миф характерного советского образца. Он предназначался, по большей части, для тех киевлян, которые не были свидетелями событий времен оккупации, а возвращались из эвакуации и с фронта. Такие мифы оказались весьма стойкими, как всякая ложь вообще: кто сжег Крещатик, кто расстреливал в Бабьем Яру, кто подорвал Успенский собор, кто и как играл в футбол и т. п. Причем, опять же, совсем не удивительно, эти киевские мифы до сих пор рьяно используют любители «жареного». В этой же цепочке когда-то был и авианалет сорок третьего. Мы вспоминаем об этом по случаю 70-летия трагедии и как дань памяти невинных жертв, и как предостережение против новоявленных политических провокаторов и спекулянтов памятью. А дело вот в чем.
Много лет тому назад автор этих строк прочитал письмо ветерана войны, который в первой половине 1944 года в звании сержанта служил начальником КПП (контрольно-пропускного пункта), расположенного на территории Лукьяновского кладбища. Задачей КПП был военный контроль за передвижением по улицам Дегтяревской и Дорогожицкой, которые вели из Киева на Запад. Базировался личный состав подразделения в одной из кладбищенских цветочных оранжерей: там была крыша над головой и печь — что еще нужно солдату! Однажды на КПП зашел незнакомец в гражданском, лет 30-35, прилично одетый, с портфелем. Отрекомендовался просто: мол, здесь, на кладбище, у него похоронены родители, сегодня годовщина, пришел помянуть, одному грустно, просил искренне разделить поминки, да и могила неподалеку, с краю. На мгновение, как пишет бывший сержант, мелькнуло какое-то сомнение, но мужчина вызывал доверие. Присели на холмике, он вынул из портфеля бутылку казенной водки и закуску — ресторанную на вид, которая сержанту и не снилась. А затем, после второй-третьей, рассказал недавнему фронтовику, раненному при форсировании Днепра, что здесь похоронены мирные жители Киева — жертвы прошлогоднего авианалета, которым немецкая администрация устроила пышные «всенародные» похороны. Это, говорит, сами немцы организовали провокационную бомбардировку рабочих районов с самолетов, на которые вместо крестов были нанесены красные звезды. На панихиде немцы говорили: «Вот вы ждете Красную армию, а их самолеты бомбят вас, рабочие районы, а не войска».
Так в первую годовщину трагедии пошла гулять по городу очередная легенда официоза о жизни в оккупированном Киеве. Как ни странно, через полвека на нее «клюнул» один очень известный киевлянин-врач, поддержав и эту выдумку и расписав в деталях свою версию: вроде бы люди выбегали из домов, радостно махали «нашим летчикам», а те косили их из пулеметов как «советские патриоты — предателей»... Тоже, мол, месть — уже с другой стороны!
Своих воинов, погибших от этого налета, немцы похоронили на Аскольдовой могиле, которую они называли «кладбищем героев Вермахта №1».
В Государственном архиве Киевской области сохранились документов, касающиеся этого события. Нам посчастливилось проработать и обнародовать список 41 жертвы авианалета на Киев в ночь с 10 на 11 мая 1943 года. Приводим этот перечень снова, через десять лет, по алфавиту — вдруг кто-то узнает о своих предках (правописание оригинала сохранено, через запятую год рождения).
З будинку по вул. Микільсько-Ботанічній, 10:
Денисенко Явдоха Григоровна, 1901
З будинку по вул. Микільсько-Ботанічній, 12:
Лахіна Явдоха (Єфросинья) Павлівна, 1921
Пахалок Надія Сергіївна, 1911
З будинку по вул. Микільсько-Ботанічній, 13:
Арбузова Явдоха Герасимівна, 1895
Головань Володимир Михайлович, 1929
Голотюк-Садом Єлизавета Олексіївна, 1930
Голотюк-Садом Нона Олексіївна, 1934
Горобець Кирил Євсеєвич, 1888
Грищенко Микола Миколайович, 1933
Грушевенко Лідія Костянтинівна, 1943
Грушевенко Олександр Матвеєвич, 1888
Дегтярьов Ігор Петрович, 1942
Дегтярьова Лариса Степановна, 1920
Дегтярьова-Істоміна Лідія Олекс., н/д
Заговялко Лизавета Володимирівна, 1910
Заговялко Марія Тимофіївна, 1874
Істоміна Ганна (Галина) Марківна, 1895
Кондра Лариса Андріївна, 1885
Кончаковський Мар’ян Ксаверович, 1876
Кривошеєв Павло, 1938
Кривошеєва Євдокія Іванівна, 1913
Крючкова Марія Семенівна, 1898
Куценко Мотря Ник., 1915
Лозинська Віра Григорівна, 1906
Малинська Ксенія, н/д
Мармуз Параска Архипівна, 1893
Мюлькіан, н/д
Орлик Олена, н/д
Орлик Микола Павлович, 1923
Павленко Єфросинія Даниловна (Іванівна), 1893
Павленко Петро Семенович, 1891 (1901)
Плаксин Павло Васильович, 1937
Сусла (Сосула) Георгій Григорович, 1920 (1930)
Черняк Ірина Борисовна, 1922
Черняховська, н/д
Без адреси:
Шевчук Надя, 1915
Чоловік
Жінка
Хлопець
З вулиці Театральної (нині — Лисенка), 1:
Кононенко Марія Минайовна, н/д
Лапанюк Анастасія Опанасовна, 1917
Следовательно, мгновенно погиб сорок один человек. Самому старшему — 69 лет, самому младшему — несколько месяцев. Еще восемь жильцов домов №№ 8, 10, 12, что напротив, получили тяжелые ранения:
Гроцький Севастьян Семенович, 1888
Кисельов Микола Олександрович, 1910
Кисельов Вова Миколайович, 1930
Куликов Валентин Васильович, 1922 (запис у справі: «Йому треба зробити переливання крові, але немає грошей»)
Лисовський Пилип Макарович, 1898
Масюк Софія Петровна, 1894
Федоренко Олександр Георгійович, 1937 («упал осколок горящий на руку и прожег руку»)
Яцун Надія Євдокиевна, 1887 («осколок шкла в голові»)
Еще тринадцать жителей домов напротив получили легкие ранения:
Вашетко Ксенія Леонідівна, 1882
Гордовський Анатолій Константинович, 1941
Гордовський Олександр Діонисович, 1904
Киселева Евдокія Івановна, 1902
Кокареко Іван Демьянович, 1903
Кокареко Евдокія Дмитрівна, 1909
Комовська Аріадна Романовна, 1909
Комовська Софія Прокофьевна, 1881
Лисовська Ніна Филиповна, 1924
Скаліцький Сергій Миколайович, 1883
Федоренко Григорій, 1936
Федоренко Неоніла, 1939
Федоренко Серафіма Федорівна, 1908
От взрыва соседний дом по улице Никольско-Ботанической, 11 пришел в аварийное состояние, 15-й и 17-й были наполовину разрушены. Так же пришлось отселить жителей из полуразрушенного дома по улице Саксаганского, 62. В четырнадцати окружающих домах вылетели оконные стекла.
Обнаруженные списки были переданы в Лукьяновский государственный историко-мемориальный заповедник в Киеве. В 2003 году стелу увенчал каменный крест, была сделана соответствующая надпись. В следующем, 2004 году сотрудники заповедника привели в порядок братское захоронение, на плитах высекли 19 имен и фамилий, указали еще двух неизвестных. Рядом есть еще несколько отдельных захоронений, которые можно узнать по той же дате: 10.5.1943. Ровно через два года война закончилась, а ныне исполняется семьдесят лет трагедии. Вечная им всем память!
А на сердце спокойно: болезненная правда, которую знал от брата на протяжении десятков лет, ожила в именах и фамилиях на камне.
— Люди, будьте бдительны! — призывал Юлиус Фучик. Добавим: остерегайтесь политических провокаций!
