Постоянные читатели газеты «День» могут помнить несколько упоминаний о нашем соотечественнике, канадско-американском профессоре Иване Лысяке-Рудницком. Поисковая система в интернете дает возможность перечислить их.
23 мая 2002 года Джеймс Мейс в своей колонке записал, вспоминая первую половину 80-х годов: «Буду откровенным, ни я, ни кто-либо из украинской общественности, может, за исключением гениального аналитика Ивана Лысяка-Рудницкого, не ожидал, что при нашей жизни совдепия развалится». Попутная, но весомая ремарка... Мейс называл этого человека своим другом и находился под его могущественным воздействием.
5 ноября 2004 года Игорь Сюндюков напечатал короткую статью «Между политикой и историей», где рассказал о жизненном пути И. Лысяка-Рудницкого.
12 августа 2005 года я рассказал в газете о Богдане Осадчуке, которому тогда исполнилось 85 лет. Конечно, не мог не вспомнить о берлинской организации студентов «Мазепинец», которая действовала в начале 40-х гг., в нее входили, кроме Осадчука, его друзья — Иван Лысяк-Рудницкий и Омелян Прицак.
4 июля 2008 года в газете выступил Виктор Мироненко, который создал и возглавил Центр украинских исследований в Институте Европы Российской академии наук. Он сообщил, что в Москве положено «начало Библиотеке украинской мысли», в рамках которой будут издаваться труды Симона Петлюры, Михаила Драгоманова, Михаила Грушевского и других украинских мыслителей. Первым в этой антологии был издан в 2007 году однотомник произведений И. Лысяка-Рудницкого «Между историей и политикой».
Кто же он такой, Иван Лысяк-Рудницкий, имя которого стало в один ряд с именами великих украинцев?
ПОСМЕРТНАЯ СЛАВА
Ученые добиваются признания благодаря книгам. Однако И. Лысяк-Рудницкий при жизни не написал ни одной. В книжном формате в 1973 году появился только сборник статей «Между историей и политикой». Когда издательство «Сучасніcть» собрало разбросанные по журналам статьи в книгу, она впервые показала масштаб интеллектуального потенциала автора. Однако украинский язык заранее определил ограниченность распространения издания в научных кругах Запада. А в советской Украине Лысяк-Рудницкий вообще оставался неизвестным. Его ученик И.П. Химка во время поездки в Советский Союз нелегально провез несколько экземпляров сборника, и они распространялись в режиме «самиздата». Только через три года после смерти, в 1987 году, сын ученого Петр Рудницкий подготовил и издал в Эдмонтоне (Канада) новый сборник на английском языке. 500-страничный том состоял из 22 эссе, которые поразили ученых своей глубиной и совершенством.
У нас первое произведение Лысяка-Рудницкого появилось в последний год существования Советского Союза. Выпускник Львовского университета Ярослав Грицак объединил три исторических эссе в небольшую книгу под названием «Очерки по истории новой Украины». Среди них была и знаменитая статья «Націоналізм», впервые опубликованная в 1966 году в «Енциклопедії українознавства».
В начале 90-х гг. Я. Грицак упорядочил архив Лысяка-Рудницкого и при помощи Центра исследований истории Украины им. Петра Яцика в Эдмонтоне (Канада) опубликовал в издательстве «Основы» в 1994 году двухтомник его произведений под названием «Исторические эссе». Для этого издания общим объемом 1 127 стр. распорядитель отобрал 59 трудов, т.е. намного больше, чем было опубликовано в двух зарубежных сборниках. С появлением двухтомника научное наследие Лысяка-Рудницкого стало доступным широкой общественности. Неопубликованной осталась только переписка.
Я. Грицак — талантливый ученый. Он еще молодой и может немало сделать. Убежден, что свой главный труд, свой шедевр он уже сделал: обогатил украинскую и мировую историографию интеллектуальным багажом Лысяка-Рудницкого. Московский однотомник трудов ученого также вышел под его редакцией и с его вступительным очерком «Иван Лысяк-Рудницкий: интеллектуальная биография».
ЕГО ЖИЗНЬ
Иван Лысяк-Рудницкий родился 27 октября 1919 года в Вене, в семье Павла Лысяка и Милены Рудницкой. Отец был известным адвокатом, редактором и сотрудником многих украинских изданий, послом в Польском сейме от Украинского национально-демократического объединения (УНДО) в 1938—1939 гг. Мать была послом от УНДО в сейме (1928—1935), председателем Союза украинок во Львове (1928—1939) и Мирового союза украинок (с 1934 года). Из уважения к обоим родителям, которые развелись, он взял себе двойную фамилию. Отец обеспечивал сына материально вплоть до своей смерти в 1948 году, что позволяло юноше погрузиться в учебу.
Детство и юность (до 20-летнего возраста) прошли в довоенной Польше. После окончания Академической гимназии во Львове (1937 г.) он учился на юридическом факультете Львовского университета (1937—1939). С приходом советских войск в Западную Украину семья эмигрировала в Германию, и Лысяк-Рудницкий продолжил обучение на факультете внешних отношений Берлинского университета (1940—1943), а затем — Карлового университета в Праге. С весны 1945 года переехал с семьей в Австрию. С 1947 года учился в Институте высших международных исследований (Женева). С переездом семьи в США летом 1951 года прошел стажировку в Колумбийском университете (1951—1953). В уже зрелом возрасте (37 лет) получил постоянную должность преподавателя (впоследствии — профессора) истории в Филадельфийском колледже Ла Саль, где проработал 11 лет. После отъезда Ярослава Пеленского из Вашингтона и при его содействии получил в 1967 году вакантную профессорскую должность в Американском университете, где работал на протяжении пяти лет. Преданность украинской проблематике не находила сочувствия среди американской профессуры, которая не считала этот участок исторического знания достойным внимания. Его сын замечал, что только с переездом в Эдмонтон (Канада) отец оказался в родственной со своими интеллектуальными наклонностями среде. С 1971 года Иван Лысяк-Рудницкий работал профессором Альбертского университета. В 1976 году вместе с коллегами основал при нем с помощью диаспоры Канадский институт украинских студий (КИУС). Умер в Эдмонтоне 25 апреля 1984 года.
На склоне жизни Лысяку-Рудницкому удалась реализовать свою заветную мечту — побывать в родной Украине. Он высказал пожелание встретиться с Раисой Ивановой (Иванченко) — единственным тогда у нас исследователем творчества и деятельности М. Драгоманова. Раиса Петровна с юмором рассказывала мне об этой встрече у нее дома. Они смогли обменяться мнениями о Драгоманове только после того, как бутылка коньяка помогла усыпить бдительность приставленного к встрече члена партбюро Киевского университета им. Т. Шевченко.
В молодые годы Лысяк-Рудницкий пребывал под влиянием консерватизма, и потому увлекся трактатом Вячеслава Липинского «Листи до братів-хліборобів» (1926). Некоторое время принимал участие в политической деятельности последователей Павла Скоропадского. «Внутренне разошелся я с гетманцами еще во время войны, насмотревшись в Берлине и Праге на их духовную и организационную мизерность», — писал он в 1951 году в одном из писем. Находясь в Швейцарии, увлекся идеей возрождения довоенной галицкой национал-демократии. Однако эта идея потеряла практическую ценность после массового выезда украинских эмигрантов из Европы в США и Канаду. В начале 50-х гг. сблизился со средой Украинской революционно-демократической партии (УРДП), которая имела своих сторонников преимущественно среди эмигрантов из Надднепрянщины. Но эти контакты, как убеждал он Богдана Осадчука (в августе 1952 года), ограничились только публикациями в партийной газете «Українські вісті».
Оставаясь решительным противником националистической идеологии, Лысяк-Рудницкий в конце 60-х гг. сблизился с отдельными представителями ОУН («двійкарями»). Он ценил эту часть националистического движения, которая полностью отошла от донцовской идеологии. В отличие от подавляющего большинства ученых украинской диаспоры, он был политически нейтральным, а свои мировоззренческие взгляды определял как либеральные. «Я чувствую идеологическую близость к классическому либерализму в европейском значении слова, который, в конечном счете, имеет сильную дозу консерватизма», писал он в январе 1968 года Евгению Пизюру.
Природная любознательность, жажда знаний и почти непрерывное полторадесятилетнее обучение во многих университетах мирового уровня сделали Лысяка-Рудницкого исключительно эрудированным человеком во многих отраслях гуманитарного знания. Особую осведомленность он проявлял в сфере истории — от давних цивилизаций Китая до современной американской культуры. Однако его исследовательская деятельность концентрировалась исключительно на украинской истории двух последних веков. Он сосредоточивался главным образом на проблемах украинской общественно-политической мысли в период, когда она существовала в развитом виде (со второй половины XIX в. до 1933 года, а в Западной Украине — до Второй мировой войны).
Сверстник и друг Лысяка-Рудницкого со времен обучения во Львовском университете Омелян Прицак считал наиболее отличительной чертой его творчества преданность небольшим (от 10 до 40 стр.) научно-публицистическим эссе. Каждое из них шлифовалось до бесконечности, пока автор признавал текст пригодным к опубликованию. Иногда Лысяк-Рудницкий возвращался к проработанной теме спустя много лет, чтобы создать шедевр, который не повторял предыдущего. Его эссе (около полсотни за всю жизнь) имели безупречное логическое построение и хорошо продуманный философский контекст. Они адресовались не только специалистам, но и достаточно широкому кругу читателей с солидной интеллектуальной подготовкой. Проблемы прошлого украинского народа рассматривались на фоне всемирной истории, с учетом методологического арсенала западной исторической науки, которым он в совершенстве владел.
Лысяка-Рудницкого часто называют политологом, который углублялся в исторический контекст. На самом деле ученый политологом не был, он просто не отделял проблем прошлого от современности. Поэтому его научные заключения оказались интересными не только для коллег по профессии.
Монография, как считал О. Прицак, не отвечала темпераменту Лысяка-Рудницкого. По-видимому, более существенной причиной избрания эссе как формы научного творчества была загруженность преподавательской работой. Пользуясь на склоне жизни благоприятными для научной работы условиями, ученый начал работать над первой монографией — «Формирование украинской нации: история и интерпретации». По замыслу, события украинской истории от античных времен до современности должны органически вписаться в общеевропейский и евразийский контекст, а в центре анализа должна находиться проблема взаимодействия украинского народа с его соседями. На этом широком фоне развивалась основная тема книги — формирование новейшей украинской нации с оценкой социальных, политических и интеллектуальных факторов, которые влияли на этот процесс. Но преждевременная и неожиданная смерть прервала работу на начальной стадии.
ЕГО ИДЕИ
Как считал Лысяк-Рудницкий, украинский исторический процесс на протяжении четырех веков проходил, хотя с опозданием, но по западноевропейскому сценарию. Этому не помешал даже приход «второго крепостничества», которое было характерно только для Восточной Европы. В конечном итоге, его смело казацко-крестьянское восстание под предводительством Богдана Хмельницкого.
Лысяк-Рудницкий отрицал формационный подход к истории, который в советской науке имел характер официальной догмы. Но отказ от марксистской периодизации истории не должен означать, по его мнению, возвращения к схемам, развитым украинскими историками дореволюционного времени («княжеская эпоха», «литовско-польская эпоха», «казацкое государство», «эпоха национального возрождения»). В этих схемах он видел искусственную изоляцию отечественной истории от широкого исторического контекста. Вместе с тем он был согласен, что средневековые времена в Украине продолжались дольше, чем на Западе (до Люблинской унии).
Киевскую Русь даже на поздних этапах ее существования Лысяк-Рудницкий не рассматривал как полностью феодальное образование, поскольку в ней отсутствовали самые существенные институты феодализма — вассалитет и лен. Наоборот, Великое княжество Литовское (как и украинские земли в его составе) было феодальным образованием. В Московском (Русском) государстве ученый не находил феодальных черт после того, как корпоративные права землевладельцев раздавила опричнина Ивана IV. Социальные группы в этом государстве, не исключая привилегированных, одинаково страдали от произвола монарха в том, что касалось безопасности лица и прав собственности.
По мнению Лысяка-Рудницкого, вторая после опричнины «революция сверху», которой были реформы Петра I, не внесла ничего существенного в социально-экономическую структуру общества. Несмотря на вестернизацию, тип российской государственности оставался глубоко отличным от западноевропейских образцов. Доказывая это, Лысяк-Рудницкий приводил классическое определение М. Сперанского: русское общество состоит из рабов царя — дворян, и рабов дворян — крестьян-крепостных.
Принципиальный характер имело различение Лысяком-Рудницким понятий «народ» и «нация». Считая национальный характер объективным явлением, он относил его к общественно-культурной, а не биологической сфере, т.е. связывал со способом жизни, комплексом культурных ценностей, системой институций, присущих данному народу. Нация, утверждал он, является феноменом политической сферы и опирается на сознательную волю людей, которые хотят иметь собственную государственную организацию. Народ определяется совокупностью объективных черт таких, как обычаи, быт, язык, которые передаются из поколения в поколение почти автоматически, без сознательных усилий. Народ (этнос) является субстратом, из которого может, но не должна возникнуть нация. Он является феноменом старшим и более длительным, чем нация. Чтобы угасить национальную жизнь, не нужно физической гибели этнического массива, который создает ее русло. Достаточно, чтобы у социальной элиты исчезло желание видеть в своем народе политический субъект.
В советской историографии Люблинская уния 1569 года изображалась исключительно черной краской. Лысяк-Рудницкий стремился использовать для изображения исторического процесса цветную гамму. Он признавал, что включение всей Украины в состав польских коронных земель резко ускорило процесс закрепощения крестьян панами (не столько польскими, сколько местными, которые желали полонизироваться). В результате создались условия для восстаний, которые переросли в широкомасштабную войну. В этой войне и родилось Казацкое государство.
Под углом зрения социальных отношений Лысяк-Рудницкий рассматривал последствия Люблинской унии большей частью негативно. И это — несмотря на появление новой украинской элиты, которая сразу занялась созданием государства. Напротив, в сфере культурной его оценка унии была исключительно высокой. Поглощение Польшей украинских земель обеспечило распространение в них западноевропейской культуры.
Сочетание социального и национально-религиозного начал придало Освободительной войне под предводительством Б. Хмельницкого характер самого масштабного, длительного и ожесточенного межсословного конфликта в Европе при переходе от Средневековья к Новому времени. Эта конфронтация смела систему крепостнических отношений в украинском селе. Поэтому Лысяк-Рудницкий назвал Освободительную войну великой казацкой революцией. Однако он отбрасывал введенную в историографию учеными народнический школы интерпретацию войны как борьбы между аристократией и демократией. В огне казацкой революции рождалось сословное общество. Казачество как целостность стремилось к созданию сословия, отличного от крестьян. Образование в этой ситуации новой земельной аристократии из казацкой старшины было явлением неизбежным.
Периодизация ХІХ в. у Лысяка-Рудницкого отличалась от общепринятой. Он отличал три фазы развития: от упадка казацкой государственности до 1840-х гг., от 40-х гг. до 80-х гг. и, наконец, от 90-х гг. до Первой мировой войны. Эти фазы он предлагал назвать шляхетской, народнической и модерной, в зависимости от того, кто выходил на ведущее место в общественно-политической жизни. Эта схема выводилась из проблематики национально-освободительного движения и его основных носителей — шляхта, разночинная интеллигенция или народные массы. Вместе с тем отмене крепостничества в 1861 году и созданию машинной промышленности он отдавал должное.
В 20-х гг. в трудах М. Волобуева, А. Оглоблина, М. Слабченко, М. Яворского обосновывался тезис о колониальном положении Украины в империи. Он настолько утвердился, что любая другая точка зрения просто не воспринималась. Наоборот, Лысяк-Рудницкий напоминал, что царизм рассматривал украинские земли как коренные провинции и обеспечивал в них при помощи иностранных инвестиций даже высшие темпы индустриального развития, чем в центральных регионах. В дискуссии с ним Оглоблин указал, что не считал Украину колонией России, а только утверждал, что российское правительство проводило в ней колониальную политику. Чувствуя, по-видимому, несогласованность этих утверждений, он согласился, что термин «колониализм» не вполне отвечал реалиям Восточной Европы.
Размышляя над уроками освободительной борьбы 1917—1920 гг., Лысяк-Рудницкий видел основную причину ее неудач во внутреннем состоянии украинского общества. Он считал опасным и далее пропагандировать распространенный миф о позитивности «революционной стихии», в которой на самом деле было много варварски разрушительного.
Лысяк-Рудницкий признавал, что тоталитарный режим не допускает децентрализации власти, и под этим углом зрения советский федерализм был конституционной фикцией. Однако он настаивал на том, что этот федерализм имел реальное содержание — многонациональный состав населения СССР. Будучи полностью подчиненными Кремлю, советские республики все-таки представляли собой национальные государства, за которыми скрывались живые нации.
В конце 50-х гг. Лысяк-Рудницкий сделал прогноз о будущей судьбе тоталитаризма в СССР. Убежденный в том, что тоталитаризм способен на «оттепели», но не на аутентичную демократизацию, которая нарушала бы монополию коммунистической партии на власть, он сформулировал такой вывод: если бы под непредвиденными внешними или внутренними ударами сломалась политическая диктатура, то за этим неизбежно наступил бы развал всей общественно-экономической системы. Так оно и произошло.
НАШ ЛЫСЯК-РУДНИЦКИЙ
Двухтомник Лысяка-Рудницкого сыграл большую роль и в моей интеллектуальной биографии. Когда он появился, я писал как раз книгу «Коммунизм в Украине: первое десятилетие (1919—1928)» для издательства «Основи». Книга шла трудно, потому что приходилось «на ходу» освобождаться от заложенных с детства стереотипов марксизма-ленинизма. Лысяк-Рудницкий существенно помог. Я нашел тогда время, чтобы опубликовать большую статью о его творчестве в журнале, с которым сотрудничал несколько десятилетий («Політика і час», 1996, № 1, с. 57—66).
В чем сила Ивана Лысяка-Рудницкого? В колоссальной эрудиции, которая позволяла ему сочетать, казалось бы, несочетаемые факты из истории различных времен и народов, чтобы получить новое знание. Сила — в преданности отечественной истории. Он расходовал свои усилия на анализ истории Украины в самые тяжелые для ее народа эпохи. Сила — в абсолютной отстраненности научного поиска, в способности не затемнять партийно-политическими, этнически-национальными или социальными преференциями исторический анализ. Своими эссе Лысяк-Рудницкий предлагал ученым не столько собственные выводы, сколько модели исследования.
Мое поколение попало в своеобразную хронологическую ловушку, за исключением сверстников из западных областей. Оно родилось при советской власти и было воспитано ею. Оно избежало тяжелых испытаний, которые пережило предыдущее поколение, а родители не рассказали детям об ущемлениях власти. Тем временем сама власть уже изменила при жизни моего поколения отношение к обществу, не меняя собственной сути. С воспитанниками советской школы можно было справляться не массовым террором, а пропагандой.
Из-за этого для представителей моего поколения наиболее характерны крайние модели отношения к прошлому. Или скрытая глорификация советской эпохи, иногда — с открытым протестом против пересмотра исторической картины, сформированной кратким курсом «Истории ВКП(б)». Или чисто негативистская, продиктованная эмоциональным антикоммунизмом позиции — не только в отношении политического режима, но и в отношении самой эпохи, из которой все мы вышли. Это свойственно, прежде всего, для жителей западных областей. Или пребывание на платформе исторически отжившего этнического национализма, рождение которого было неизбежным после гибели УНР. Или нетерпимость ко всяким проявлениям украинского патриотизма в предыдущие эпохи и в наши дни. Эссе Лысяка-Рудницкого как раз и могут пригодиться как действенное средство лечения исторической памяти старшего поколения и формирования национального самосознания младших возрастных групп.
Леопольд фон Ранке, Арнольд Тойнби, Михаил Грушевский — все они для современных историков представляют только источник знаний. Иван Лысяк-Рудницкий для меня — вполне реальная фигура. Я знаю образ его мышления, некоторые бытовые детали, обстоятельства жизни. Было интересно спрашивать о них у Джеймса Мейса, Марты Богачевской-Хомяк, особенно — у одного из ближайших друзей Лысяка-Рудницкого в определенное время его жизни — Богдана Осадчука.
Вспоминая нашу мировоззренческую эволюцию, могу сказать, что Иван Лысяк-Рудницкий не привил нам своего взгляда на отечественную историю. Мы должны были выработать собственное видение прошлого. Но его аналитика очень помогла в этом деле. После шока, вызванного первыми исследованиями Голодомора, мы взялись в Институте истории Украины за системное изучение политического режима, который был способен применить террор голодом против населения. Потом, используя полученные знания, опять стали анализировать Голодомор, и перед нами открылась реальная картина. Собственно, Голодомор является только примером. Творчество Лысяка-Рудницкого, его подходы к анализу прошлого — универсальны.
