Начну с трех цитат.
Первая: «Сегодня, в связи с 60-летием волынской трагедии, официальная Варшава уже заявляет через своих представителей, что украинский Президент должен покаяться, попросить прощения у польского народа от имени украинцев».
Вторая: «Считаю ценной инициативой публикацию блока материалов, посвященных приближающейся годовщине деполонизации Волыни... Но часто авторы этих публикаций демонстрируют склонность к политизации трагических страниц истории. Цитируют слова польских представителей, которые никогда не были произнесены. Это вызывает ненужное обострение атмосферы вокруг столь печальной и болезненной годовщины. Еще раз хочу публично заявить, что Польша не оказывала и не намерена оказывать давление на украинскую власть, а также каким-либо способом вынуждать произносить слова покаяния за преступления, совершенные ОУН-УПА на Волыни. Руководство Республики Польша никогда не заявляло через своих представителей, что украинский Президент должен «покаяться и от имени украинского народа попросить прощения у поляков».
Третья: «В контактах с Украиной крайне необходимо настойчивое напоминание трагической правды о геноциде поляков на Волыни. Отход от нее вреден не только с точки зрения морали, но может быть в будущем источником угрозы для Польши, а Украине может принести вред».
Первым я процитировал публициста Костя Бондаренко, который в газете «Зеркало недели» (2003, № 6) напечатал статью «Трагедия Волыни: взгляд через десятилетия». Автор опирается преимущественно на текст работы покойного, к сожалению, львовского историка Юрия Киричука, утверждая, кстати, ошибочно (и уже неоднократно), что эта работа не опубликована (на самом деле напечатана во Львове еще в 2000 году тиражом 500 экземпляров). Чем Бондаренко руководствовался, не знаю, но он дал «хороший» пример украинско-польского «взаимопонимания». Это взялся «исправить», как можно понять, в том же еженедельнике (2003, № 9) автор второй цитаты — государственный секретарь и руководитель бюро национальной безопасности Польши Марек Сивец, подчеркивая, что Президенту Украины вовсе необязательно просить прощения у поляков.
Наконец уж совсем всех — и поляков, и украинцев — менторски «поправляет» Ева Семашко, которая недавно в Варшаве опубликовала статью «Правда прежде всего» (третья цитата из нее). Госпожа Семашко является соавтором книги «Геноцид украинских националистов в отношении польского населения Волыни 1939 — 1945». В принципе, книгу с таким «черно-белым» названием можно не читать. Все и так понятно. Однако история не бывает такой «черно-белой». История, скажем, все еще не дает однозначного ответа на вопрос, кто первым начал кровопролитие на Волыни, но свидетельствует, что кровью там были «повязаны» не только украинцы, но и поляки, немцы, русские.
Упомянутая книга, авторами которой являются Владислав и Ева Семашко, фактически изображает жертвами только поляков, и тем наносит вполне реальный ущерб не только Украине, но и исторической правде. И эта книга издана (обратите внимание!) при финансовой поддержке администрации президента Польши, Бюро национальной безопасности (орган, который возглавляет господин Сивец), министерства культуры и национального наследия, совета охраны памяти борьбы и мученичества, а также частных спонсоров. Эта книга не только актуализировала в польском обществе восприятие волынской трагедии, но и однозначно указала на «виновных».
Но, как известно, не всегда обвиняемые бывают виновны, а не все написанное бывает правдой. Правда то, что украинско- польские контроверсии имеют свою историю. С этого и начну. Исторически в польско-украинских отношениях накопилось много «взрывной» массы. Сначала это были локальные конфликты, но впоследствии — особенно польская политика колонизации и грубое подавление крестьянских и казацких движений и восстаний XVI — XVIII столетий — разбередили рану конфронтации. Восточные земли Речи Посполитой полонизировались в течение трех с половиной веков, вследствие чего польские поселения появились далеко за той границей, которую в 1920 году назвали «линией Керзона». Понятно, все, что сопровождало это польское продвижение на Восток, не могло вызывать у местного населения только оптимистические чувства. Их не могло быть в условиях постоянного напряжения или ожидания репрессий со стороны польской власти. Конфликты то обострялись, то утихали, но «фермент» противостояния никогда не исчезал. Итак, Вторая мировая война только вывела давнюю польско-украинскую вражду на поверхность.
Вместе с тем не стоит забывать, что украинское общество к началу Второй мировой войны не было монолитным. Отсюда и отношение к полякам и Польше в разных частях тогдашней УССР не было одинаковым. Часть людей, например, с одобрением воспринимала заявления Вячеслава Молотова в сентябре 1939 года на сессии Верховного Совета СССР против польского государства, которое, по его словам, пало под ударами немецкой, а потом и Красной Армии. Хотя это были противоправные, по форме хамские заявления.
Были люди, считавшие, что Сталин и Гитлер осуществили акт преступного заговора. Я перечитал много информационных сообщений НКВД накануне и в начале Второй мировой войны о настроениях различных слоев украинского общества. Это интересный материал. Например, один из жителей Одессы говорил: «Наше правительство изменило политику. Везде мы кричали, что чужой земли нам не нужно, а сами перешли польскую границу». А вот как высказывался один из киевлян: «Захват Советским Союзом Западной Украины и Белоруссии был согласован с Германией еще в момент заключения договора (речь идет о нацистско-большевистском договоре от 23 августа 1939 года. — Ю.Ш. ). Это не оказание братской помощи, а захват чужой территории».
Отдельная тема — восприятие тех событий украинцами Западной Украины, которые пытались сохранить свою идентичность. Они хорошо помнили жесткую политику режима Юзефа Пилсудского, антиукраинскую «пацификацию» (то есть репрессии украинского населения Галичины осенью 1930 года с применением принципа коллективной ответственности), поэтому стремились решительно деполонизироваться. Вот почему то, что красные пропагандисты назвали «братским воссоединением» 1939-го, то есть вхождение Красной Армии в Западную Украину и Западную Белоруссию, у части населения вызвало иллюзии об улучшении положения, в первую очередь — в смысле проведения справедливой национальной политики по сравнению с тем, что делала польская администрация. Не стоит преувеличивать значение этого временного оптимизма. Он быстро развеялся перед реалиями репрессивной политики коммунистического режима.
Ненависть к коммунистическим оккупантам стимулировала мнение, что используя помощь нацистов, можно построить независимое Украинское государство. Впрочем, и эти надежды не выдержали испытания временем. Уже после 30 июня 1941 года, то есть после неудачной и подавленной немцами попытки украинских националистов-бандеровцев провозгласить возрождение Украинской государственности, стало понятно: «партнеры» с Запада (как и «братья» с Востока) не позволят возникнуть самостоятельному Украинскому государству. Определенное время украинские националисты пытались маневрировать. Однако 19 ноября 1941 года нацисты запретили набирать в органы самоуправления и полиции сторонников бандеровского движения, а через несколько дней, 25 ноября, был издан приказ об их уничтожении. Бандеровцы перешли на нелегальное положение, начали создавать подпольные и вооруженные структуры. Осенью 1942 года возникла УПА.
Интересная характеристика УПА была дана в одном из немецких документов, подготовленном Управлением 2-Восток фронтовой разведки Германии и посланном в Главное Министерство оккупированных восточных областей 17 ноября 1944 года: «УПА — военная организация ОУН, стремится к созданию самостоятельного Украинского Государства в борьбе с «оккупантами» украинской территории. Советский Союз (или Россия) и Польша рассматриваются в данном случае как главный противник и исторический враг».
В 1942 году польское подполье начало истреблять украинцев на Холмщине. По мнению кое-кого из украинских исследователей, это стало «детонатором» дальнейших событий. Первые нападения украинских повстанцев зафиксированы в конце 1942 года и мотивировались как месть за события на Холмщине. Тогда же произошли и расправы польских военных над мирными украинскими жителями. Руководство ОУН мотивировало антипольские действия политикой самих поляков, ведь руководство Армии Краевой (АК) требовало от поляков не оставлять Волынь, боясь ее потерять вообще. Украинские националисты указывали также на то, что часть местных поляков сотрудничает с немцами, что польские села являются продовольственной базой для красных партизан и тому подобное.
Понятно, что акции такого масштаба, как волынская, не могли быть спонтанными с обеих сторон. Они координировались, и обе стороны — и польская, и украинская — говорили об «обороне» населения. Об этом свидетельствуют многие сохранившиеся документы. Лексика близка, почти тождественна, но само население — и польское, и украинское — стало... жертвой этой «обороны».
Одним словом, у каждой стороны (то есть у украинской и польской) были свои мотивы. Так и началось кровавое противостояние АК и УПА, действия, в которых не может быть оправдания ни одной стороне. Масштабы его еще предстоит установить. Обратите внимание, какие огромные разногласия существуют по поводу количества жертв. Я проанализировал то, что называлось в течение последнего года в средствах массовой информации в Украине. Польские жертвы: 80, 50, 30, 18 тысяч; украинские жертвы около 100, 26, 18 тысяч. Утверждаю: ни одна из цифр не является окончательной и доподлинно доказанной. И потому нельзя смешивать политическую и академическую сторону дела , связанного с волынской трагедией. 60- летие пройдет, а исследователи должны и дальше работать, используя все возможные источники для воссоздания правды, которая нужна обоим нашим народам.
Серьезные исследователи в Украине, касаясь польско-украинского конфликта, избегают ригоризма, односторонности, спекуляций, стремятся понять весь комплекс причин, вызвавших волынскую трагедию — территориальных, политических, этнических, социальных. К этому следует добавить еще и военные аспекты, если учесть действия таких структур как УПА и АК. Обстоятельно исследовано то, как Берлин и Москва подпитывали конфликт поляков и украинцев. Показано, в частности, что после того, как украинская полиция на Волыни и в Полесье ушла в леса, немцы набрали новых полицаев, преимущественно из местных поляков. Если добавить к этому тот факт, что в Луцке все немецкие административные заведения возглавляли поляки, то мы многое поймем. И еще такой красноречивый факт: при организации баз самообороны именно немцы давали оружие некоторым польским селам.
Итак, доказано, что немцы использовали поляков против украинских националистов, что делал также и сталинский режим. Это, в частности, признавал нарком внутренних дел УССР Сергей Савченко. Сохранилась его чрезвычайно важная докладная записка от 5 июля 1943 года, в конце которой он подчеркивал, что основные планы поляков в Западной Украине украинские националисты оценивали правильно, поскольку поляки всяческими методами проникали в государственный, административный и торговый аппарат немецкой власти. Для чего? Чтобы удержать тот плацдарм, который бы позволил сохранить ключевое влияние на западноукраинских землях после разгрома Германии, не отдавать эти земли. И это при том, что польское население на Волыни составляло не больше 16%.
Об этом не стоит забывать. Именно поэтому я всегда подчеркиваю, что не только о вмешательстве русских и немцев в польско-украинский конфликт нужно упоминать. Кровавое противостояние было детерминировано польским и украинским обоюдным экстремизмом, который делал людей жертвами, оправдывая это государственными (геополитическими) интересами или патриотизмом. Здесь не может быть оправдания ни одной стороне и это — как и любое насилие — подлежит осуждению. Поэтому считаю, что президенты наших стран в рамках мероприятий по поводу 60-й годовщины волынских событий должны открыть вместе памятники и польским, и украинским жертвам (соответственно в Варшаве и, скажем, в Луцке), максимально сблизив во времени эти события.
Теперь — о силах, которые сознательно актуализируют волынскую трагедию в нужном им русле. Я упомянул только одну, но наиболее одиозную польскую публикацию. Здесь можно еще вспомнить публикации Эдварда Пруса, Виктора Полищука, журнал «На рубежи» — орган (внимание!) «Общества исследования преступлений украинских националистов» и тому подобное. У нас в Украине пока что нет таких тенденциозных антипольских публикаций, но — даю слово! — могут быть. Политических экстремистов и спекулянтов (уж не говорю о «знатоках» истории) и у нас хватает. Сегодня все громче звучат голоса, что, дескать, с поляками не о чем дискутировать, ведь волынских поляков уничтожали «на наших этнических землях», «поляки пришли на Волынь непрошеными и ушли оттуда нежаловаными».
Вот почему я убежден, что и антиукраинским и антипольским публикациям одинаково энергично следует давать отпор, и ни в коем случае нельзя класть такие публикации в основу политики наших государств. Нужно «не напоминание трагической правды о геноциде поляков на Волыни», как учит госпожа Семашко, а напоминание о гибели и поляков , и украинцев , нужно создать коллективную память об общей трагедии наших народов. Украина и Польша должны осудить прошлое обоюдное насилие, чтобы «волынский синдром» снова не дал о себе знать.
