Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

«С Варшавой связанный прочно...»

Евгений Маланюк и польские художники
3 апреля, 2004 - 00:00

Отношения выдающегося украинского поэта ХХ века Евгения Маланюка и польских художников — весьма интересная тема, достойная обстоятельного монографического исследования. В конечном счете, поэт немало тому поспособствовал. Судите сами, в то время, когда украинские писатели-эмигранты между двумя войнами всячески пытались дистанцироваться от польских художников, изолироваться в своем украинском мире, Евгений Маланюк, наоборот, самым активным образом стремился сотрудничать с польскими литераторами, издателями, периодикой. Обратим внимание: украинский писатель в годах 1933—1938 имеет, считайте, собственную рубрику, посвященную событиям «с просторов СССР» в «Бюллетене Польско-Украинском». Он один из наиболее популярных авторов ежеквартальника «Всхуд», публикует на его страницах статьи самой разнообразной направленности — от «Тайны Гоголя» до «Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Газета «Мысль Польская» довольно часто предоставляет свои страницы для проблемных статей нашего соотечественника, касающихся вопросов общеевропейских. Например, в № 10 за 1936 год печаталась обширная статья «Годовщина монгольская. 1236—1936», в которой украинский художник рассуждает о последствиях монголо-татарского нашествия для европейской цивилизации. Справедливости ради должны сказать, что речь идет не о спорадическом корреспонденте, а об одном из самых популярных авторов даже среди польских писателей. При этом тема Украины, ее судьбы, ее отношений с Польшей так или иначе присутствовала в трудах и произведениях Е. Маланюка. Евгений Маланюк пытался своим творчеством, своей бурной деятельностью переориентировать «агрессию ментальности», приобретенную исторически сложившимся вековым противостоянием двух народов, или же хотя бы приблизить обе стороны к развязыванию Гордиевого узла польско-украинских отношений. Он пытался открыть украинскую проблему не только своим соотечественникам, но и полякам.

Межвоенная Варшава знала несколько адресов, где часто приходилось бывать нашему поэту и встречаться с польскими приятелями. Нескольким из них посчастливилось пережить войну. Речь идет, например, о гостеприимном когда- то жилище Марии Домбровской, кстати, и сейчас также, ведь в нем ныне работает музей писательницы. Здесь собиралось избранное общество польских писателей, художников, актеров. Часто гостил здесь и Е. Маланюк. Ведь же прекрасным собеседником была не только хозяйка, но прежде всего его старший товарищ Станислав Стемповский. Судьба свела их еще во времена эмиграции из Украины, а после переезда Маланюка в Варшаву они работали в одном учреждении, министерстве реформ сельского хозяйства. В архиве музея сохранился «документ», свидетельствующий о моменте возобновления их знакомства в Варшаве. Это книга Е. Маланюка «Стилет и стилос» с дарственной подписью: «Многоуважаемому господину Станиславу Стемповскому в память о 1920 годе, о диком поле, вагонах, канонаде, ветре, Евг. Маланюк. 1929. 8. XI». Это посвящение стоит прокомментировать. Ведь только летом 1929 года поэт прибыл в Варшаву, сразу же наладив отношения с польскими художниками. Кстати, несколько позже, жалуясь в письме львовскому писателю Е. Пеленскому на «землячков» Шевченкового типа, Маланюк писал: «Что касается Варшавы, то с ней связан прочно. И, наверное, это хорошо» (письмо от 3.10.1931). Станислав Стемповский с симпатией относился к Украине, к украинским землям в пределах Польского государства, что стоило ему карьеры. Но именно эти качества ценил в нем Е. Маланюк, называя его отцом украинской эмиграции.

А вот другое посвящение, адресованное сыну С. Стемповского — польскому поэту Ежи Стемповскому: «Дорогому приятелю Ежи Стемповскому, без которого автору книги... было бы временами — очень — плохо. 13.1.1935 года. Варшава. Е. Маланюк». Ежи Стемповский стал крестным отцом сына Маланюка Богдана. Вторая мировая война сделала приятелей эмигрантами, но они не потерялись. В Нью-Йорке в архиве Украинской Вольной Академии Наук хранятся интересные письма Е. Стемповского Е. Маланюку. А в 1967 году Ежи Стемповский прибудет на встречу со своим приятелем и крестным сыном Богданом Маланюком в Париж. Напомню читателям, что Евгений Маланюк в тот год во второй раз после того, как покинул Старый Свет, приезжал в Европу. В этот раз путешествовал от Франции до Италии вместе со своим сыном. Встречался с многочисленными друзьями, в том числе и с Стемповским-младшим. Узнаем об этом из письма Маланюка сыну: «Как раз сегодня я получил письмо от твоего крестного отца (Е. Стемповского. — Л.К. ) — он будет в Париже до июня, так как хочет тебя увидеть... Очень растрогало меня его письмо» (письмо от 4.05.1967).

Именно Ежи Стемповский имеет отношение к продолжению сотрудничества Евгения Маланюка с польским эмиграционным журналом «Культура» (Париж). Итак, писатель продолжал начатое им колдовство над Гордиевым узлом отношений двух славянских народов.

... Березіль. Хмари мчаться отарою турків.
Яре сонце і мокрий норд-вест...
Але раптом — тортури літератури
І слово — щоденний крест.

(1930)

Это строки из произведения Е. Маланюка «Ars poetica», посвященного Юлиану Тувиму. Они познакомились еще на встрече поэтов украинских «задротяних республік» в лагерях интернированных воинов УНР и польских художников-скамандритов. Имеется, кстати, документальное свидетельство этого. Речь идет о новогоднем поздравлении Евгения Маланюка: «Прекрасного Юлиуша Цезаря — Поэзии Польской от имени Украинской Поэзии Эмиграции. 1.1.1923. Калиш» (архив Музея литературы А. Мицкевича в Варшаве). У этого небольшого клочка бумаги (ведь где в лагерях найти хотя бы листочек) есть своя история, ее помогают раскрыть уже другие архивы — из музея Ивашкевичей в Стависком. Там хранятся 6, 7, 8 номера лагерного литературно-художественного журнала «Веселка» за 1922 год с подписью Ю. Тувиму: «Юлиану Тувиму от украинских коллег Евгений Маланюк. Года Божьего 1923. Февраль. Калиш». Внизу приписка: «стр. 54». А на ней, собственно, и находим историю приведенной выше записки-поздравления. В рубрике «Хроника» читаем сообщение о «Докладе об украинской поэзии»: «2 декабря 1922 года в помещении «Русского Дома» по приглашению «Общества поэтов» прилюдный доклад об украинской поэзии». Докладчиком был Евгений Маланюк. «Докладчик тогда же, — сообщает корреспондент, — находясь в Варшаве, при посредничестве поэта Леопарда Подгурского-Окулова, встретился с самым выдающимся современным лириком Польши г-ном Юлияном Тувимом, которого проинформировал о современной украинской поэзии, в частности, о жизни украинской литературной эмиграции».

С тех пор двух поэтов связывала искренняя дружба, в которой было место и творческим радостям, и переводам, и резким категорическим словам непринятия позиций друг друга. Свидетельством последнего может быть дружеское письмо Е. Маланюка Ю. Тувиму от 14 марта 1936 года. Обменявшись семейно-бытовой информацией, Маланюк становится более категоричным, когда переходит к дискуссии (очевидно, начатой письмом Тувима) о «твоем «полевении»... и моем — сказано — поправении». Камнем преткновения стало отношение к России советской. Аргументируя свою позицию, Маланюк приводит факты последних расстрелов «феноменального новеллиста Косынки», «поэта моря Влизько», «единственного по певучести лирика Фалькивского». А затем тональность и аргументы украинского поэта приобретают металлический тон: «Не думай, что для меня существует хоть какая-то малейшая разница между Николаем Романовым и Николаем Лениным-Ульяновым — «оба хороши». От 5000000 до 7000000 моих братьев и сестер кремлевские сатрапы уничтожили («истребили» — любимое слово Достоевского) — только в период с осени 1933 до весны 1934 г., от нашей литературы, которая (по крайней мере в части поэзии) занимала полное место в Европе, — не осталось следа... Поэт! — не могу уже писать стихотворения (разве что «наганом»), и нет на свете такого диалектика, такого спинозы, который бы мог мне в моих чувствах и убеждениях в отношении матушки Москвы — убедить или поколебать...» (архив Музея литературы А. Мицкевича в Варшаве).

Dzen trwa. Wysoko sajeszcze blekity.
Wieczor nierychlo nastanie. jedyna.
Mocny moj uscisk, zarki
I niesyty I przyjdzie chwila,
ze zrodzisz mi syna.

А это знакомая уже нам строфа поэзии «Ще сяє день. Ще високо блакить», только в переводе на польский Чеслава Ястшембец-Козловского. Он в 1936 году в издательстве «Зет» издал книгу переводов украинского поэта Е. Маланюка, с которым его связывали годы дружбы, «Эллада Степная».

Дружба Ярослава Ивашкевича и Евгения Маланюка вообще претендует на отдельное исследование. Помню, как рассказывал мне Богдан Маланюк, что летом он часто с родителями отдыхал в Стависком у Ивашкевичей. И еще десяток неназванных имен польских художников, с которыми Е. Маланюк поддерживал дружеские отношения. Маланюк переводился на польский не только Ч. Ястшембец- Козловским, и не только в межвоенный период. Интересно, что читатель социалистической Польши, в отличие от Украины, мог знакомиться с поэзией Евгения Маланюка в переводах польских творцов. Например, прекрасная подборка произведений нашего соотечественника вышла в книге переводов Казимира Анджея Яворского (Люблин, 1972), отдельные стихотворения были представлены в книге Юзефа Чеховича (Люблин, 1982). В поле проблемы взаимосвязей славянских народов есть статья Е. Маланюка со страниц «Мархольта» (1935) «Шкіци до типології культури» или рецензия «Бой с Гоголем» на книгу К. Вежинского «Воля трагическая» (1936) и другие.

Впрочем, проза Маланюка на страницах польской периодики — нехоженое поле для исследователей. Так что пора не только подводить итоги, но и дальше работать над вынесенной в заголовок темой.

Леонид КУЦЕНКО, профессор кафедры украинской литературы Кировоградского педагогического университета имени Владимира Винниченко
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ