Полемикой вокруг причин, хода и последствий распространенной в течение почти всего XVIII ст. на украинских землях Речи Посполитой т. н. Гайдаматчины в течение длительного времени занимаются представители украинской, польской, российской, французской, еврейской (израильской), американской и других исторических наук мира.
К сожалению, до сих пор историки разных стран не пришли к единому мнению относительно внутреннего содержания тех событий, и достаточно часто по разному их оценивают: что это было — проявление религиозных или этнических войн, социального разбойничества или национально-освободительного восстания, крестьянской «революции» или же новой казацкой войны, а может еще что-то другое?
Уже современники, в частности представители власти Речи Посполитой, объявляли восставших разбойниками, которые якобы беспричинно выступали против высших, средних и низших сословий Киевского, Брацлавского, частично Волынского, Подольского и даже Российского воеводств Короны Польской, преследовали и убивали своих панов вместе с державцами и арендаторами, а потому объявлялись гайдамаками (от турецко-арабского «hajdemak» — гнать, отбирать, заниматься разбоем).
В свое время известный французский историк Люсьен Февр высказал интересное мнение о том, что главное задание историка должно заключаться в том, чтобы понять людей, которые действовали в тех или иных исторических обстоятельствах.
Но можно ли понять тех людей (а историческая наука, в первую очередь, является историей о Человеке и для Человека), которые убивали, мордовали или же грабили себе подобных и нужно ли это делать?
Только сегодня наше общество, а не только историки, приходят к пониманию того, что нужно «не судить, а понимать» своих предшественников. Именно таким, начиная от Марка Блока и Люсьена Февра, был и остается один из главных методологических постулатов признанной мировой научной общественностью исторической школы «Анналов».
«Судить или понимать?» — это высказывание будет не только эпиграфом, но и своеобразным лозунгом нашей статьи.
В последнее время в «узких» интеллектуальных кругах научной среды распространилась привычка безосновательно называть представителей разных сословий украинского люда, проживавших в XVIII ст. на Правобережной Украине не иначе как «резунами» или же «бомжами».
Это делается талантливыми в своей сфере историками, известными учеными не только в Украине, но и за ее пределами, которые неоднократно публично провозглашали о соблюдении «заветов» Марка Блока, Люсьена Февра или же их российского последователя Арона Гуревича.
Так, например, профессор Наталья Яковенко, критикуя украинские учебники по истории, высказала такие саркастические мысли:
«...Уманская резня 1768 г. либо вообще не попадает на страницы учебников, либо фактически одобряется как оправданная «тяжелыми формами польского притеснения» или целью «освободить свой народ от крепостничества и защитить православную веру».
Уже не принимая во внимание моральный аспект проблемы, задам риторический вопрос: почему мы предлагаем современному школьнику отождествлять себя с очень «обездоленными низами», которые сегодня в широком сознании ассоциируются скорее с несчастными бомжами, чем с обществом как таковым?».
Из этой короткой цитаты пламенной речи известного историка становится понятным что:
• во-первых, в 1768 г. в Умани состоялась резня (и это не подлежит обсуждению, ведь «вопрос риторический»);
• во-вторых, эту резню нельзя оправдывать причинами «польского притеснения» или же «защитой православной веры»;
• в-третьих, эта же самая резня еще не оценена с моральной точки зрения;
• в-четвертых, резню осуществили «обездоленные низы», на современном сленге — бомжи (с рус. — люди «без определенного места жительства»)
• в-пятых, бомжи-резуны, осуществившие резню, не заслуживают того, чтобы считать их принадлежащими к тогдашнему обществу.
Судить или понимать? Очевидно, пани профессор Яковенко в данном случае, по нашему мнению, «судит» казаков-гайдамаков, ведь для нее этот риторический вопрос.
Эмоциональные «аксиомы» пани Яковенко быстро подхватил ее коллега, львовский историк и специалист по польской историографии ХІХ ст. профессор Леонид Зашкильняк.
Он также беспощадно раскритиковал один из отечественных школьных учебников и отметил, что на его страницах (цитирую) движение «гайдамацкое движение XVIII века оценено как национально-освободительное. Бесспорно, он имел социальные и национальные составляющие, но это только часть правды; между тем другую — истребление гражданского населения Правобережной Украины — замолчал: о так называемой уманской резне в учебнике даже не упомянуто. На основе всего этого возникает негативный образ Польши и поляков как «захватчиков» и «поработителей».
Если мы правильно поняли высказывание уважаемого коллеги, то гайдамаки на Правобережной Украине в течение века только то и делали, что уничтожали (то есть «резали») гражданское население, а современные авторы школьных учебников формируют из поляков «образ врага», потому что не вспоминают об уничтожении и резне мирных жителей. Странная все же логика у профессора Зашкильняка.
Хотя если речь идет об оценке 1768 г., то можно добавить и то, что во многих учебниках до сих пор не вспоминается также о завоевании казаками-гайдамаками Богуслава, Звенигородки, Жаботина, Лысянки, Канева, Корсуня, Смилы и других правобережных городов, городков и поселков. Там тоже происходили события, аналогичные случившимся в Умани.
Историческая наука развивается лишь тогда, когда есть дискуссия относительно тех или иных проблем, в т.ч. открытая полемика между представителями разных историографических школ и направлений.
Учитывая то, что мои оппоненты по специализации принадлежат к полонистам (а потому сознательно или подсознательно стремятся защитить «польское» или же «шляхетское» виденье тех событий), а мы исследуем историю казачества и украинско-польских отношений второй половины XVII—XVIII вв., попробуем объяснить мотивации, которые толкали «бомжей на резню». В данном случае сознательно становимся «по другую сторону баррикады», ведь считаем, что уважаемые Яковенко и Зашкильняк в своих высказываниях не являются беспристрастными и объективными, а лишь отстаивают точку зрения определенной (т. н. националистической) части польской и еврейской историографий.
Одновременно заметим, что нами уже давно было высказано мнение о том, что в XVIII ст. гайдамаков называли не иначе как «дьявольским плодом», но это определение бытовало на просторах Левобережной Украины (Гетманщины).
Известно также и то, что «гайдамаками» на Запорожской Сечи называли тех непослушных казаков, кто не подчинялся власти кошевого атамана и военной старшины.
Одно время нами также было отмечено, что в «казачестве-гайдаматчине» на «начальном этапе выразительно очерчивался грабительский и разбойничий аспекты. Сначала отряды этих социальных разбойников были небольшими и вели борьбу разрозненно, грабя барские имения и физически уничтожая шляхту и нанятых ею арендаторов и посессоров, которые преимущественно были еврейского происхождения».
Согласно исследованиям В. Антоновича, термин «гайдамацкий» впервые был употреблен в 1717 году. Польский историк П. Борек исследовал, что слова «гайдамаки», «гайдамацкий» в польских источниках периодически употреблялись относительно украинского казачества еще с 1649 г., то есть от начала восстания Б. Хмельницкого. Ю. Мицик датирует появление этого движения 1704 годом.
По нашему мнению, т. н. «Гайдаматчина» как явление сопротивления власти Короны Польской в XVIII ст. началась не в 1717 г., а была укоренена еще в восстании 1702—1704 гг. во главе с гетманом Самусем и полковником Семеном Палием.
Известно, что Вторая Хмельнитчина была вызвана османско-польским Карловицким мирным договором 1699 года, согласно которому к Польше отошли правобережные территории Украины, а также возникла в результате запретных постановлений Варшавского сейма 1697 и 1699 гг. — относительно отмены казачества на Киевщине и Восточном Подолье.
Завершилось тогдашнее «гайдамацкое» движение уже в конце XVIII ст., со вторым разделением Речи Посполитой (1793) и переходом украинских земель «с правой стороны» Днепра под власть Российской империи.
По причине принудительной депортации («сгон») 200 тысяч казаков и членов их семей (это прекрасно исследовал львовский историк Николай Крикун) украинцы Киевского, Брацлавского и частично Подольского воеводств, которых в начале XVIII в. насчитывалось около 2,5 млн лиц, потеряли свою прежнюю политическую элиту — казацкую старшину.
Согласно исследованиям профессора Крикуна, принудительный «сгон» украинского населения был проведен с территории площадью приблизительно 35,5 тысяч кв. км [площадь современной территории Украины составляет 603,6 тысячи кв. км.].
Вторую по количеству этническую группу в этих воеводствах на то время составляли поляки, которых было до 270 тысяч лиц. Они вместе с евреями (приблизительно 220—250 тысяч людей) после долгих лет существования на Правобережной Украине институтов государственно-политической власти Гетманата (в течение 1648—1712 гг.) начали определять политическую и экономическую жизнь наиболее восточных воеводств Короны Польской.
По подсчетам историка демографии А. Перковского, на то время местная шляхта составляла на Правобережной Украине 7,7% всего населения, духовенство — 1,5%; купцы — 0,14%; мещане-христиане — 1,7%; мещане-евреи — 3,5%, а крестьяне — 78,7%.
После отмены украинских/казацких органов власти представители благородного сословия (в большей степени польского по этническому происхождению или же политическому самоопределению) заняли все высшие государственные и земские правительства в украинских воеводствах Короны Польской.
Именно этот факт, наряду с искусственным нарушением традиционной социальной стратификации этих земель, начал подпитывать так называемую «Гайдаматчину», которая длилась около 90 (!) лет. Вы можете представить, что в течение трех-четырех поколений продолжалось массовое повстанческое движение?
Окончание читайте в следующем выпуске страницы «Украина Incognita»
