Граждане Франции! Отныне, чтобы защитить свободу, мы должны неуклонно двигаться к деспотизму свободы.
М.Робеспьер. Из выступления в Конвенте 17 апреля 1794 г.
Среднеобразованный человек почему- то глубоко уверен, что уж о ком, но о Робеспьере он давно уже все узнал из школьного учебника истории. Вождь якобинцев, пламенный революционер, предельно передовой для своего времени (это — советские учебники); кровожадный фанатик, тиран, правивший исключительно посредством террора и готовый во имя возвышенной, благородной цели отправить на гильотину десятки тысяч людей (таков более современный взгляд).
Надо признать, что чем больше узнаешь о лидере Французской революции, тем больше убеждаешься, что он давал достаточно поводов именно для второй точки зрения из двух крайних, здесь приведенных. Но есть и другая сторона проблемы. Современные мыслящие люди, анализируя леденящие душу «достижения» тоталитарных режимов ХХ века, ищут истоки их практики геноцида. Ведь только познав первопричины «раковой опухоли» деспотизма, можно предотвращать ее появление в будущем.
Но ближайшее по хронологии историческое звено — вовсе не обязательно ближайшее в причинно-следственной связи событий. Именно трагедия Великой Французской революции и превращает Максимилиана Робеспьера в фигуру глубоко символическую; короткая жизнь этого человека, закончившего ее там же, куда он отправлял сотни своих врагов и прежних друзей — на гильотине, требует осмысления здесь и сейчас. Более того, если когда-нибудь некая, очень далекая от судеб человечества (но не всеведущая) сила предложит роду людскому проиллюстрировать на конкретном примере, как «злокачественно» перерождается борец за свободу, прикрывая звонкими патриотическими фразами необузданный деспотизм — то, быть может, самым достойным ответом будет история жизни Робеспьера.
ЧУДОВИЩЕ ИЛИ ЧЕЛОВЕК?
Этот человек не был наделен способностями блестящего оратора, никогда не обладал значительным состоянием — его с полным правом прозвали в народе Неподкупным. Когда верхи общества живут исключительно сегодняшним днем, то протестные движения возглавляют зачастую люди действительно бескорыстные. Но Робеспьер явил собой, возможно, первый в истории пример лидера, целью которого была не нажива ради власти, но власть как таковая. Как он сумел так потрясти Францию, что, как говорил один из героев Бальзака, «после него вплоть до 1830 года (т.е. 40 лет! – И.С. ) лавочники уже не вмешивались в политику»? Здесь видим некую загадку. Ответ, возможно, помогут дать люди, лично хорошо знавшие Неподкупного и мыслящие современники.
Вот как Бертран Барер, интереснейшая личность, долгое время ближайший соратник Робеспьера, радикал крайних взглядов, а затем — активный участник заговора против него, рисует портрет вождя революции: «С одной стороны, честность, любовь к свободе, верность принципам, сочувствие беднякам, преданность делу народа, с другой стороны, устрашающая угрюмость, язвительная ярость в отношении врагов, отвратительная зависть к тем, кто своими талантами превосходил его, страсть во всем первенствовать, безграничная подозрительность, фанатичная приверженность законам, которая побуждала его предпочитать их исполнение самому существованию народа». Выразительно, не так ли? Не проглядывают ли здесь типологически общие черты авторитарных лидеров любой эпохи?
V
Очень интересны оценки маркиза де Симонвиля, одного из немногих уцелевших в годы революции французских аристократов, человека умного и наблюдательного, стремившегося сохранить объективность в вихре кровавых событий. Он писал о Неподкупном (полностью, кстати, признавая его бескорыстие): «Человек с физиономией больной лисицы, ужасающий тех, которые пристально посмотрят на него, он в глубине души положительно отличается недостатком смелости; он очень ловко умеет выдвинуть вперед других, с тем, чтобы самому оказаться позади. Его красноречие водянисто; в его крикливом голосе заметен недостаток отчетливости, его никак нельзя назвать оратором. Почему же в настоящее время он оказывает такое необычайное влияние на Конвент? Говоря правду, я просто думаю, что он внушает страх. Он говорит, что он великий друг и защитник свободы, но я в этом несколько сомневаюсь, так как он защищает ее только тогда, когда дело идет о нем самом».
Будучи 25-летним юристом (кстати, блестящим юристом, одним из лучших выпускников Сорбонны!), Робеспьер писал другу: «Для меня принципы — дороже всего на свете. Самые же главные из них — свобода и право на жизнь. Что может быть священнее и неприкосновеннее, чем жизнь человека?» В те годы он решительно выступал за полную отмену смертной казни во Франции. Через 10 лет он же со своими единомышленниками: Сен-Жюстом, Кутоном, тем же Барером отправит на гильотину, по разным оценкам, от 18 до 65 тысяч человек...
ВЕЛИКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Почему так случилось? Видимо, одна из главных причин — дурманящий политический азарт, когда кажется, что заветная цель совсем близка, всеобщее благо уже рядом, наступит через несколько лет; надо только отстоять свою власть (нет, не свою, а народа!), ведь только имея власть, мы сделаем то великое, что никто, кроме нас, не сделает... И вот уже стала раскручиваться адская спираль политической борьбы, где нет и не может быть друзей и постоянных союзников, а есть лишь те, кто пока еще не мешает и потому временно может быть терпим.
Большевики иногда любили называть себя «якобинцами». Но даже наиболее образованные и интеллектуально мощные из них (Ленин, Троцкий, Бухарин), видимо, очень поверхностно знали историю Великой Французской революции. А ведь просто поражает количество совпадений в политической практике двух страшных социальных катаклизмов XVIII и ХХ веков! В самом деле, понятие «враг народа» было впервые введено отнюдь не большевиками; этот термин (а также поразительное клеймо: «подозрительный»!) — порождение 1793 года. Один из самых зловещих органов революционной диктатуры именовался «комитет общественной безопасности» (1793—1794 годы: текстуальное совпадение со знаменитым учреждением ХХ века почти полное!). А такие политико-экономические приемы, как введение строжайшего регулирования зарплаты и максимума цен (кстати, верный признак нависающей над обществом угрозы диктатуры?!). Иногда кажется, что та великая Революция — не что иное, как огромный исторический демонстрационный стенд. В назидание всем нам...
ТОЙ ЖЕ ДОРОГОЙ
А ведь исходные предпосылки были вполне прогрессивны и благородны. В самом деле, тупость и животная жадность правящих кругов переходили уже все пределы. Королевский двор не только жил в оскорбляющей нравственное чувство народа роскоши (и это на фоне регулярного голода и неурожая в крестьянской тогда Франции!) — верхи считали, что это в порядке вещей и иначе быть не может. За подобное в истории всегда следует расплата. Истоки революции — не в фанатизме Робеспьера, а в безумной черствости королевы Марии-Антуанетты, которая, узнав, что к стенам Версальского дворца пришел народ требовать хлеба, ответила: «Очень странно! Вот наглецы: если у них нет хлеба, почему же они не хотят есть, например, пирожные?» Если жить по принципу: «После нас — хоть потоп», то социальный потоп наступает, как правило, не «после нас», а гораздо раньше...
И вот — «протестная» предвыборная программа Робеспьера на заре революции, в 1789 году. Вчитаемся в нее: возможность для всех граждан занимать любую государственную должность; гарантии личной неприкосновенности любого француза; полная свобода печати; веротерпимость; пропорциональное распределение налогов (сверхактуальная проблема! Прибавим сюда и острейший бюджетный дефицит — одну из главных причин революции. — И.С. ); устранение всех привилегий и злоупотреблений; ограничение прав исполнительной власти...
Это же, по сути, общедемократическая платформа (и не только для того времени!). Но логика террора, логика силы привела к тому, что бывшие демократы стали радикалами, истребившими друг друга. Когда знаменитого якобинца Жоржа Дантона вместе с бывшим лучшим другом Неподкупного, Камиллом Демуленом, везли на гильотину — мощный, быкоподобный Дантон громовым голосом провозгласил: «Робеспьер! Я жду тебя! Ты последуешь за мной!». Это предсказание сбылось через 3 месяца и 23 дня...
Очень своеобразный поэт, бывший советский гражданин, с 1988 года живущий в Израиле, остроумец, философ и грубоватый мудрец, Игорь Губерман как-то написал:
Возглавляя партии и классы,
Лидеры никак не брали в толк,
Что идея, брошенная в массы —
Это девка, брошенная в полк!
Резко, откровенно, с некоторым налетом цинизма... И все же, в связи с темой нашего рассказа — есть о чем задуматься, не правда ли?
