Поскольку одним из посредников в переговорах на протяжении 1707—1708 годов был также А. Меньшиков, то среди оправдательных документов относительно его растрат государственных средств есть упоминания о посылке в 1707 г. герцогу Мальборо ценного портрета царя. Если верить сообщениям Матвеева Головкину, герцог таки получил упомянутый «клейнод», но это не повлияло на его позицию относительно поддержки шведов, а не московитов.
Окончание. Начало читайте в «Дне» №110 — 111 от 27-28 июня 2013 г.
АЛЕКСАНДР МЕНШИКОВ — КНЯЗЬ ЧЕРНИГОВСКИЙ?
Следующим претендентом на украинскую корону стал сам А. Меншиков, при Петре І — «счастья баловень безродный, полудержавный властелин», а после смерти последнего — и претендент на родство с императорской семьей. Имея чрезвычайные амбиции, Меньшиков, очевидно, вдобавок к пустозвонным титулам Священной Римской империи (графа и князя), полученным им еще в 1706 г., или вновь созданному титулу «светлейшего князя Ижорского», за которым не было ничего — ни земель, ни реальной власти, хотел иметь в руках что-то более обстоятельное, с настоящими подданными и большими прибылями.
Поэтому вероятно, что конфликт с Иваном Мазепой, который стал одним из последних камней в резкой смене внешнеполитической ориентации гетмана Войска Запорожского, был преднамеренно спровоцирован Меньшиковым, чтобы сбросить «больного дедугана» и освободить место под себя. Такая идея, возникшая после посещений «цветущего Украинского государства», по свидетельству российской исследовательницы Т. Таировой-Яковлевой, руководила царским фаворитом приблизительно с 1705 г. По этому поводу известный историк писала в своей последней работе: «Возможно, что гетманом Меншиков становиться не собирался, но получить в свою вотчину Украину явно был не прочь. По мнению историка диаспоры Б. Крупницкого, даже получение Иваном Мазепой титула князя Священной Римской империи в 1707 г. последний встретил без энтузиазма и считал определенным отступным: «Собственно, он уже не сомневался: княжеский титул — не что иное, как своеобразная компенсация за передачу фавориту гетманской булавы».
Главный на сегодня источник, в котором говорилось о посягательстве А. Меньшикова на украинскую корону — письмо Пылыпа Орлыка к Стефану Яворскому в 1721 г., где первый излагал свое виденье причин перехода гетмана Мазепы на сторону шведов. Поэтому стоит привести полностью тот фрагмент письма, где говорилось об амбициозных планах светлейшего князя, пересказанных княгиней А. Дольской со ссылкой на мнение российских военных: фельдмаршала Б. Шереметева и генерала К. Ренне. Пылып Орлык утверждал: «Писала однакъ единъ листъ цифрами до его Мазепы съ Львова, въ которомъ для перестороги доносила ему, что она тамъ же в Лвовъ была у когось (того не упамятаю) воспрiемницею съ Борисомъ Петровичемъ Шереметомъ, а седячи у столу на христинахъ между темъ же Борисомъ Петровичемъ и енералом Реномъ [К. Е. Ренне. — Г. П.], воспомянула по случаю передъ нимъ Реномъ имя его Мазепы похвальнымъ словомъ, а енералъ Ренъ, ответуя ей, такожде похвално, будто соболезновалъ ему Мазепе тако: «пожалея Боже того доброго и разумного Ивана! Он бедный не знает что князь Александеръ Даниловичъ яму под нимъ рiетъ и хочет, его отставя, самъ в Украине быть гетманомъ; а она тому удивившися, вопрошала Бориса Петровича Шеремета, если то можетъ событися? Что будто и онъ когда подтвердилъ, рекла она «и для чого ж нихто его съ добрыхъ прiятелей не перестережетъ? «А Борисъ Петровичъ будто отвечалъ: «не возможно, и мы сами много терпимъ, но молчать принуждены». Выслушав писма того, Мазепа сказалъ: «знаю я самъ барзо добре, что они и о васъ думаютъ и обо мне: хотять меня уконтентовать княженiемъ римскаго государства, а гетманство взять, старшину всю выбрать, городы подъ свою область отобрать и воеводъ или губернаторовъ въ нихъ постановить; а когда бы спротивилися, за Волгу перегнать и своими людми Украйну осадить. Якожъ не треба о томъ много говоритъ, сами вы слышали, что имете надеятися, когда князь Александеръ Даниловичъ, в квартери моей в Кiевъ, во время бытности царского величества, до уха мне говорилъ: «пора ныне за техъ враговъ пріиматца». Другое слышали вы, якъ тотъ же Александеръ Даниловвчъ публычне о княженiе себе черниговское просилъ, черезъ которое стелетъ и готуетъ путь до гетьманства».
Современные историки по-разному оценивают достоверность помещенных в письме фактов. Часть выражает им безоговорочное доверие. Другая — критически воспринимает его содержание. А. Сокирко по этому поводу вполне справедливо отмечает: «Однозначно определить ценность этих сообщений трудно. С одной стороны, Орлык входил в круг немногих гетманских «конфидентов», с которыми Мазепа делился самыми сокровенными рассуждениями, а следовательно, и разного рода секретной информацией. Безусловный доступ к последней он, как следует из того же письма, имел и как генеральный писарь, и часто даже как личный секретарь гетмана. С другой стороны, письмо к Яворскому написано через 15 лет после событий, что не могло не отразиться на неумышленном переистолковании деталей и фактов, их изложении в произвольной последовательности, словом, фиксации в манере, свойственной не суровому канону официального документа, а, скорее, мемуарного жанра. Не надо забывать и об общем тоне письма, его направленности. Писав к Яворскому, Орлык через компромисс и примирение с Петром искал возможности вернуться в Украину, что объясняет прежде всего тот набор фактов, которые фигурируют в письме. В своей совокупности они должны раскрыть причины не столько мазепинского выступления, в котором Орлык отводит себе достаточно пассивную роль, сколько причины общего недовольства «малороссийским» народом российской политикой: издевательства российских офицеров над казаками, использование их на работах, неподобающих рыцарскому положению, презрительное отношение к старшинам и т. п.».
Определенным подтверждением достоверности фактического материала письма Пылыпа Орлыка служит гетманское обращение от октября 1708 г. к Ивану Скоропадскому, в то время полковнику Стародубскому, в котором обстоятельно говорилось о причинах выступления. Важное место среди них принадлежало разоблачению московских планов реформирования правительственной структуры Войска Запорожского, хотя об угрозе своей должности Мазепа не упоминал: «не тилко от зычливыхъ пріятелей міючи тайные перестороги, лечъ и сами тое явными доводами відячи и совершенно вдаючи, же насъ, Гетмана, Енералную Старшину, Полковников и увесь войска Запорожского начал, врожоными своими прелестми хотят к рукам прибрати и в тиранскую свою неволю запровадити, имя войска Запорожского згладити, а козаков в дракгонію [драгунов. — Г. П.] и салдати перевернути».
Так образом опосредствованным свидетельством ощущения самим гетманом угрозы, нависшей над ним, стали и зафиксированные в доносе В. Кочубея слова Мазепы, будто бы сказанные им на вечеринке в доме последнего в июне 1706 г.: «Але що мне за утіха, коли я живу, никогда не маючи совершенной надіи своїй цілости, всегда небезпечне, ждучи, как вол обуха!»
Одним словом, возможно, документально не оформленное, но очевидное желание московских начальников любым способом трансформировать политико-государственный уклад Войска Запорожского было очевидным. Началом его должна была стать замена ключевой фигуры во главе государства. При этом характерно, что Меньшиков, не рассчитывая получить старшинские голоса, настаивал на титуле не гетмана, а «князя Черниговского» — следовательно, речь шла фактически о создании Украинского (Черниговского) княжества и таким образом о коренном изменении государственного строя Войска Запорожского.
Интересным является свидетельство Б. Миниха, одного из следующих претендентов на украинскую корону. В своих записках для императрицы Екатерины ІІ, написаных в 1763—1774 гг., он утверждал, что именно Меньшикову принадлежала инициатива возобновления гетманства в Украине (1727), и это отвечало его личным интересам: «В лице казацкаго полковника Апостола он восстановил должность украинского гетмана и действовал вообще только в своих інтересах». Такого же мнения придерживается и известная исследовательница истории Украины Н. Полонская-Василенко, которая напрямую связывала возобновление гетманства с тем, что «Меньшиков стал врагом Малороссийской коллегии» из-за налогов, которыми обложили его огромные имения в Украине. Но в действительности избрание Даниила Апостола гетманом всесторонне обсуждалось Верховным тайным советом, а произошло 1 октября 1727 г., уже после ссылки Меньшикова.
О желании «светлейшего» стать настоящим, хотя и не всевластным монархом свидетельствуют его активные претензии (в 1711-м и уже после смерти Петра І — в 1726 г.) на корону герцогства Курляндского. Эта земля тоже лежала между Россией и Речью Посполитой, как и Украина; на нее претендовали оба государства, и, как и Гетманщина, впоследствии она стала вассальной относительно Российской короны. Испанский дипломат шотландского происхождения Хакобо Фитц Джеймс Стюарт, герцог Лириаи-Херика, который несколько раз приезжал в Россию и был свидетелем всевластия и падения Меньшикова, обвинял императорского фаворита в посягательствах на российскую корону: «возможно даже с намерением со временем избавиться от него [Петра ІІ. — Г.П.] дабы водрузить корону себе на голову». Тот же мемуарист вспоминал, что в 1727 г. «светлейший князь» получил от императора Священной Римской империи титул герцога с соответствующими владениями в Саксонии. Современники говорили и о том, что Меньшиков «создал себе двор, как у мелких немецких князей, состоящий из гофмейстеров, гофмаршалов, секретарей и т.п., по большей части иностранцев».
Но Петр І, хорошо зная своего фактотума, сумел помешать его амбициозным политическим аферам. У московского царя было свое виденье создаваемой им Российской империи и, следовательно, планы на Украину, которые предусматривали полное уничтожение традиционного уклада, прав и обычаев украинского народа. Какое-то отделенное Украинское (Черниговское) княжество в такие планы просто не вписывалось. К тому же время было неблагоприятным, и царь, как пишет Д. Дорошенко, «не отважился сразу ломать украинские порядки: напротив, он выдал к украинскому народу универсал, где обещал ему всякие милости и свободы, приказывал перевести выбор нового гетмана, старался любыми способами задобрить казацкую старшину...» Поэтому Меньшикову пришлось довольствоваться насильственно изъятыми у преемника Мазепы Ивана Скоропадского почепскими имениями из гетманского ключа, хотя и относительно них и постоянного их увеличения впоследствии (1720—1723) было начато следствие.
Впрочем, это не помешало «светлейшему князю» распоряжаться в Украине как ее хозяину. Приехав в конце 1719 г. сначала в Шептаки, потом в Нежин и Гадяч, он вел себя весьма пренебрежительно. Так даже не лично, а через хозяина Гадячского замка Михаила Бурковского Меньшиков отдавал распоряжение гетману освободить «для квартирования его княжой светлости двор его милости пана судии войскового генерального». Кроме того, «Его ж княжой светлости указом прекладал мененный г. маиор, жебы все улицы в Гадячом належите были вымощени, на що приуготовленные для оправленя опалого города дубове пале употреблены суть...» Следовательно, по распоряжению Меньшикова на ремонт мостовой возле его дома пошли дубовые колоды, которые должны были бы усилить городское ограждение.
Как почепский властитель Меньшиков даже выдавал собственноручные универсалы, один из которых был опубликован в 1899 г. в «Русском Архиве». Учитывая интересную форму такого акта и его практическую неизвестность в Украине приводим текст полностью:
«Мы, Александръ Меншиковъ, Римскаго и Россійскаго государствъ князь и герцокъ Ижерскій, Его Царского Величества генералъ фелтьмаршалъ и многихъ орденовъ кавалеръ и генералъ губернаторъ и военной колегіи президент, и отъ флота Всероссійскаго шаутбенахтъ и пр., и пр.
Объявляем сим всемъ нашим подданым Почеповскимъ жителемъ: что понеже указали мы церкви святаго Алесандра иерею Григорью Шелендровскому пахотною землею и дубровою съ сенными покосами, где скопана некоторая часть на возраст березняка, и с болотом и обретающимся на той земле грунтом, владеть по прежним его крепостямъ, а другимъ никому въ тоё землю и во всякіе угодія и въ грунтъ отнюдь не вступаться и обид и разоренія ему не чинить подъ опасеніемъ за преступленіе жестокаго истязанія, чего ради сей лист ему дали при подписаніи нашей руки и нашея жъ княжескія печати, еже учинено в Почепе Июня 25 дня 1720 году. Александръ Меншиковъ.
Написано поперек листа. Подпись своеручная князя Меншикова. Влево от нея гербовая печать князя изъ красного сургуча. На обороте листа другой рукой помечено: «Универсал его высококняжой светлости».
Документ относился к Почепскому архиву Меньшикова, унаследованному уже в ХІХ в. графами Клейнмихелями. Не прибегая к детальному анализу формы и содержания упомянутого акта, очевидно не одиночного, подчеркнем только, что он наглядно засвидетельствовал стремление А. Меньшикова к высшей власти — ведь как простой властитель Почепский он имел весьма сомнительные права на издание такого универсала. Есть и другие свидетельства вмешательства «светлейшего князя» в украинские дела путем издания нелегитимных документов, удостоверявших его претензии на власть в Гетманщине. Так в 1720 г. он включился в кампанию против известного взяточника Ивана Чарныша, о чем вспоминал В. Модзалевский: «...гайворонцы снарядили свого атамана в Москву, а затем обратились с жалобой к бывшему тогда в Малороссии и отлично знавшему о насилиях Чарныша Меншикову, который и выдал атаману и козаку Кіндрату Пархоменку «за рукою княжою приказ, абы им розорений и обид никто не чинил». На основании такого «приказа» гетман Иван Скоропадский вынужден был выдать Гайворонским жителям 1 октября 1720 г. «защитный» универсал. Пикантность ситуации заключалась в том, что Чарныш был зятем (мужем падчерицы) гетмана, который по большей части защищал родственника. Очевидно, современники понимали силу публичного «приказа» «светлейшего» фаворита царя наивысшему должностному лицу Гетманщины. А Меньшиков пользовался первым же случаем, чтобы показать, кто в Украине настоящий хозяин.
Следовательно, А. Меньшиков не добился желаемой короны князя Черниговского (или Украинского). Но это не мешало ему однозначно претендовать на определенный объем власти в Гетманщине, выдавая от своего имени различные «универсалы» и «приказы».
