Вторая мировая война — это такое сложное, трагическое и противоречивое явление, что ее очень тяжело вложить и в учебные схемы — от битвы до битвы, от встречи лидеров стран-участниц до другой встречи, — и в цикл рассказов об основных, хотя бы ключевых событиях этого гигантского побоища. А тем временем, уроки этой войны и поныне остаются далеко не полностью усвоенными в современном мире — более того, далеко не все движущие силы и мотивы тех событий сегодня исследованы. Мы до сих пор не знаем в полной мере, как Европа двигалась к катастрофе, как вполне земное и реальное зло набирало мощь, как разрушались нормы общественной морали, как проявляли себя нерешительность политиков, неумелость военных, как развертывались массовые гекатомбы, — но, в то же время, недостаточно представляем и как появлялись новые лидеры, как вспыхивали новые надежды и как рядовые люди оказывались способны на эпические подвиги.
Поэтому стоит отслеживать, хотя бы в тезисном виде, то, что происходило 70 лет назад. Месяц за месяцем. Тем более, что наша школьная история, даже в постсоветские времена, не дает целостной картины происходившего одновременно (и нередко в тесной связи) на Тихом и Атлантическом океанах, у стен Севастополя и Сингапура, в лесных массивах Бирмы и Беларуси.
Несколько примеров. Все мы хорошо знаем, что битва под Сталинградом — это коренной перелом в войне и т.д. Не буду сегодня вступать в дискуссию, действительно ли это был коренной перелом, или этот перелом имел значительно более сложную геополитическую и военную конфигурацию; вот чем несомненно была эта битва для нацистской Германии, так это психологическим надломом. Но кто одержал эту победу? Советские пехотинцы, танкисты, кавалеристы? Да. Однако на то время у Германии было около 10 тысяч 88-мм зенитных пушек, снаряды которых насквозь пронзали (если только не попадали по касательной) любой тогдашний советский танк. Эти пушки были неплохо адаптированы и для противотанкового огня, для чего нередко применялись на Восточном фронте. Однако почти все они прикрывали небо Германии от британской авиации. Ведь британские и американские летчики (на то время на Британских островах уже была развернута Восьмая воздушная армия США) практически каждую ночь, а иногда и днем, появлялись над Германией, в случае необходимости концентрируя по 800 — 1000 бомбардировщиков над самыми значительными объектами, несмотря на потерю до 25% самолетов за один налет, если нужно было выполнить важное задание. Поэтому если бы эти зенитки были свободны, то советского наступления под Сталинградом просто не было бы, все краснозвездные танки были бы сожжены во время первых атак. Поэтому победа под Сталинградом — это общая победа всех антигитлеровских сил. Так же, как и отступление Вермахта на Курской дуге стало не в последнюю очередь следствием высадки западных союзников в Сицилии и угрозы выхода Италии из войны. И, в то же время, успех этой высадки — не в последнюю очередь следствие того, что все внимание немецкого командования было приковано в те дни к Восточному фронту...
НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ БЕЗ ПЕРЕМЕН. ПОЧЕМУ?
Октябрь 1939 года — это время некоторого затишья на фронтах Второй мировой. На Восточном фронте организованное сопротивление польской армии прекратилось 5 октября — через неделю, кстати, после того, как Берлин и Москва на весь мир заявили о «прекращении существования Польского государства». Вермахт начал перегруппировку — частично на зимние квартиры, частично — на Западный фронт. По состоянию на середину октября на Запад были переброшены 11 пехотных, две горнострелковые и одна моторизированная дивизии. Перебрасывались на Запад и штабы армий и корпусов, которые приобрели бесценный опыт управления войсками в современной «войне моторов». Переброска продолжалась все возрастающими темпами, ведь угрозы на Востоке после подписания Договора о дружбе и границе с СССР 28 сентября 1939 года не существовало; Сталин всячески демонстрировал свое расположение к новоприобретенному союзнику и инициировал серию переговоров о расширении экономического сотрудничества.
Война, которая велась в это время на Западе, получила название «странной». Другими словами, имея осенью 1939 года существенное преимущество в живой силе и технике (сначала у Вермахта на Западе было всего 44 пехотных дивизии), западные союзники почти не проявляли боевой активности. Начатое 9 сентября тактическое наступление французских войск в Сааре завершилось ничем; когда стало очевидным поражение Польши и когда в войну вмешался СССР, эти войска в начале октября отошли на предыдущие позиции. Авиация с обеих сторон тоже не втягивалась ни в воздушные бои, ни в налеты на вражеские позиции.
До сих пор многие российские историки — вслед за советскими пропагандистами — повторяют тезис, что причиной этого было желание западных правительств выйти из войны и направить нацистскую агрессию против СССР. Но ведь стоит задать элементарный вопрос: а действительно ли во французских и британских штабах и во главе разведок были только лишь несусветные дураки? Какая «агрессия против СССР»? Моторесурс почти всех немецких танков был исчерпан во время польской кампании, то есть они требовали замены или капитального ремонта двигателей, до минимума уменьшились запасы бомб, снарядов, даже патронов. А для пополнения этих запасов нужно было стратегическое сырье, которое в условиях экономической блокады могло поступать либо через Италию (но для его закупки нужна была валюта, которой у Берлина было слишком мало), либо из СССР — в обмен на новейшие технологии, производственные линии и продукцию машиностроения. Поэтому максимум, на что могли надеяться лидеры Запада (и небезосновательно), — это что надломленная массовым уничтожением квалифицированных кадров в 1937 — 1938 годах советская экономика окажется не в состоянии обеспечить Третий Рейх всем необходимым, а это в свою очередь ухудшит отношения между Берлином и Москвой.
Кроме того, у французского генерального штаба не было ни стратегии наступления, ни инструментов такого наступления — танковых дивизий (их стали формировать только после начала войны, но в основном — из тихоходных танков, непригодных для самостоятельных действий после прорыва вражеского фронта). В планах генштаба речь шла о том, чтобы удушить нацистскую Германию кольцом экономической блокады; рассчитано было, что немецких запасов хватит, чтобы продержаться только до весны 1940 года, — но не был учтен советский фактор; поэтому Франция и Британия только пытались скорректировать довоенные планы, считая, что время работает на них.
А вообще-то демократические государства, в принципе, не могут так быстро развернуться для войны, как тоталитарные, так молниеносно поставить по стойке «смирно» народ и милитаризировать массовое сознание. Тем более, что у британцев и французов был печальный опыт Первой мировой войны, когда были физически уничтожены или морально сломлены целые возрастные группы молодых мужчин, а сотни тысяч молодых женщин остались вдовами без малейшего шанса снова создать семью. Поэтому никто не хотел посылать войска первого эшелона на штурм вражеских позиций, пока не развернутся резервы, пока не поступит подкрепление из колоний и доминионов (кстати, четыре британские дивизии должны были высадиться на континент только в конце октября, потому что у Британии фактически не было пехотных войск в метрополии, их еще нужно было создать), пока тем или иным образом не втянутся в войну США с их колоссальным потенциалом (как раз в это время Америка сняла ограничение на поставки оружия западным союзникам, и оттуда во Францию отправились первые летчики-добровольцы).
Кроме того, в том, что война на Западе оказалась «странной», немалую роль сыграли французские коммунисты, по указанию Москвы разлагая тыл и армию. Уже через два дня после подписания Пакта Молотова—Риббентропа Франция оказалась обклеенной листовками, в которых одобрялось это соглашение и разоблачался «французский империализм». Антивоенная агитация продолжалась, поэтому 14 сентября власти запретили Компартию. Однако это запрещение сначала было скорее номинальным, чем тянущим за собой реальные репрессивные мероприятия. А 28 сентября руководство Коминтерна направило ЦК ФКП директиву, в которой требовало «порвать с политикой священного единения и разоблачать ложь французской буржуазии об антифашистской войне... Позиция национальной обороны недопустима для французских коммунистов в этой войне... Вопрос о фашизме играет сегодня второстепенную роль, первостепенный вопрос — борьба против режима буржуазной диктатуры во всех ее формах, прежде всего в вашей собственной стране».
Во исполнение этой директивы 1 октября группа депутатов-коммунистов, после запрещения ФКП выступавшая под псевдо «рабоче-крестьянской группы», отправила письмо главе палаты депутатов Эдуарду Эррио с требованием созвать парламентскую сессию для того, чтобы заключить «справедливый и крепкий мир» с нацистской Германией. Бросается в глаза, что это письмо подписали всего 47 из 74 депутатов от ФКП, то есть в партии произошел раскол, далеко не все, в том числе и самый старый коммунист Марсель Кашен, желали быть кремлевскими лакеями. Правительство Даладье воспользовалось ситуацией и лишило «подписантов» депутатской неприкосновенности, арестовав большинство из них; остальные ушли в подполье и оттуда руководили подрывной деятельностью. Вскоре ФКП обратилась с «Манифестом» к народу Франции, где в жестких выражениях осуждалась война, в которой «французскому народу отведена роль исполнителя воли лондонских банкиров». Утверждая, что французские правящие круги «внедряют во Франции фашистские методы», «Манифест» требовал, чтобы «в первую очередь были обезврежены французские фашисты, враги французского народа» (знакомое выражение, не так ли — «враги народа»?). Но и такая позиция Москве показалась недостаточно радикальной: нужно было, чтобы ФКП занимала позицию эффективного пораженчества, поэтому лидер Компартии Морис Торез уверил Коминтерн, что коммунисты будут руководствоваться лозунгом: «Враг внутри страны».
В Британии же власти совершенно спокойно относилась к деятельности как местных коммунистов, так и фашистов: это были откровенно маргинальные, хоть иногда и шумные политические силы. Однажды полиции даже пришлось спасать лидера фашистов Освальда Мосли: после митинга, где он призывал заключить мир с Гитлером, негодующие граждане чуть его не повесили. И только после того как премьером стал Уинстон Черчилль, Мосли оказался за решеткой, а Союз фашистов был запрещен.
СТРАТЕГИЧЕСКАЯ ГОНКА И ВОЙНА НА МОРЕ
Однако «странная война» не сводилась к перестрелкам патрулей и переброске войск. Обе воюющие стороны на Западе разрабатывали стратегию действий на 1940 год и искали варианты победного выхода из тупика позиционной войны, который так и не был найден в 1914— — 918 годах. 9 октября высшее командование Германии направило командующим родов войск «Памятную записку и главные указания относительно ведения войны на Западе». Этот документ определял основные моменты будущей кампании, включавшей в себя вторжение в нейтральные Бельгию, Нидерланды и Люксембург. План операции под названием «План Гельб» был подписан командующим сухопутными войсками генерал-полковником фон Браухичем 29 октября 1939 года. Одновременно началась подготовка «Плана Везерюбунг», по которому планировался захват Дании и Норвегии. На то время, считали в немецких штабах, Красная армия уже должна была решить «финский вопрос», таким образом, речь шла о том, чье влияние будет доминировать в нейтральной Швеции с ее стратегическими залежами железной руды.
Вместе с тем, продолжалось перевооружение Вермахта на новые модификации техники и личного оружия с учетом опыта польской кампании, совершенствование организационной структуры полков и дивизий, чтобы сделать их более маневренными и более удобными в управлении. А для того, чтобы раньше времени не спровоцировать противника на активные действия, 18 октября немецкое командование выдало директиву № 7, обязавшую войска на Западном фронте воздерживаться от боевых действий. Разрешались лишь ограниченные рейды пехотной разведки и полеты разведывательной авиации.
В свою очередь военный кабинет Британии 28 октября утвердил программу под названием «Наша стратегическая политика», в которой определял основы этой политики:
«а) мы должны отразить атаки противника на наши морские коммуникации;
б) мы должны противостоять угрозе немецких ВВС таким образом, чтобы они не стали доминировать в стратегии на Западе...
в) Франция не должна быть разбита на суше, если даже ее укрепления будут обойдены со стороны Бельгии и Голландии или со стороны Швейцарии. Это потребует значительных сухопутных и военно-воздушных сил;
г) мы должны защитить наши интересы на Ближнем Востоке и в Индии...
д) на Дальнем Востоке мы должны обеспечить безопасность Сингапуру».
Как видим, речь идет о мощной стратегической обороне на всех направлениях и о реализации стратегии войны на измор, во всяком случае, в 1940 году. Несомненно, на такую позицию правительства Британии не в последнюю очередь повлиял «фактор Х», связанный с Советским Союзом: не ударит ли он, скажем, по Турции, к которой как раз осенью 1939 года Москва выдвинула ряд претензий, не двинутся ли войска на Ближний Восток, а, возможно, на Балканы?
А вот на море никакой «странной войны» не было — там шли настоящие боевые действия. Главным их сосредоточием стала «Битва за Атлантику» — ведь Британские острова очень сильно зависели от подвоза продовольствия и сырья, поэтому ответом на экономическую блокаду Германии стала попытка силами Кригсмарине заблокировать Британию. Именно в середине октября немецкие подлодки начали применять тактику «Волчьей стаи» — Wolfsrudeltaktik. Подводные лодки выстраивались растянутой завесой, чтобы хотя бы одна из них могла обнаружить конвой судов противника. Тогда эта лодка передавала радиосообщение в центр и двигалась над конвоем в надводном состоянии на значительном расстоянии, следя за дымами. Центр же наводил на цель другие подлодки, которые потом скоординированной группой атаковали ее, как правило, в ночное время. Эта тактика, пока британцы не выработали средства противодействия, была весьма успешной.
А в ночь с 13 на 14 октября 1939 года подводная лодка U-47 Гюнтера Прина сумела войти на главную базу британского флота в Скапа-Флоу и с надводного положения двумя торпедными атаками потопить линкор «Ройял Оук», на котором погибло 833 члена экипажа и адмирал Бленгроув, как раз пребывавший на борту. Британцы решили, что базу атаковали немецкие бомбардировщики, и открыли зенитный огонь, и в этом беспорядке U-47 успешно вышла в открытое море и вернулась на базу. За эту атаку фюрер лично вручил Прину Рыцарский крест. А 17 октября другая немецкая подлодка потопила в открытом море авианосец «Корейджес».
Кроме подводных лодок, в океане действовали немецкие рейдеры — корабли, предназначенные для перехвата торговых судов, наиболее мощными из которых были «карманные линкоры» «Дойчланд» и «Адмирал граф фон Шпее». 23 октября в Мурманск пришел перехваченный в Атлантике «Дойчландом» американский пароход-рефрижератор «Сити оф Флинт» с немецкой командой на борту. Это был скандал — США имели все основания объявить СССР войну или, во всяком случае, разорвать все отношения, но этого не сделали. Вообще, по договоренности с Кремлем, немецкие пароходы могли прятаться от английского флота в Мурманске, и там в сентябре — октябре собралось около 40 немецких судов, среди которых — один из самых больших и самых быстрых трансатлантических лайнеров «Бремен», способный быстро перебрасывать на большие расстояния целые дивизии. В октябре же расширяется предоставленная Рейху на Кольском полуострове военно-морская база Териберка (к востоку от Мурманска), немецкое обозначение «Базис Норд», которая до этого могла принимать только подводные лодки.
Советский Союз тоже не тратил время зря и осуществлял стратегические перегруппировки. 28 сентября было подписано соглашение о взаимопомощи с Эстонией, результатом которого стал ввод в это государство советских войск, создание на его территории авиационных и военно-морских баз. 5 октября аналогичное соглашение с аналогичными последствиями было подписано с Латвией, а 10 октября — с Литвой. Последней СССР сделал щедрый подарок — передал Виленский край с городом Вильнюс, захваченный Польшей в 1920 году и отобранный согласно Пакту Молотова—Риббентропа. Таким образом, контроль за тремя формально еще независимыми балтийскими государствами перешел к Кремлю; напрасно дипломаты этих государств пытались найти кого-то, кто бы защитил их страны: Британия с Францией не могли, а Германия не хотела этого делать.
Переговоры о подписании аналогичного пакта начались с Финляндией, но последняя отказалась капитулировать перед СССР, вместо этого объявив 13 — 14 октября мобилизацию своей армии. Фельдмаршал Маннергейм, глава комитета обороны Финляндии, знал, что делал: на то время нападение Красной армии на его несговорчивую страну уже было решенным делом. Но об этом подробнее в следующей статье.
Здесь же замечу, что на протяжении октября продолжались напряженные немецко-советские торговые переговоры: 8 октября в Москву приехала немецкая делегация, 26 октября в Берлин — советская. Достичь окончательных договоренностей не удалось, потому что претензии СССР получить новейшие образцы военной техники и современных технологий были просто невероятными (это произойдет позже), однако и без этих договоренностей товарооборот между двумя государствами вырос более чем в десять раз.
С СОВЕТСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ, УНИЧТОЖАТЬ ГИТЛЕРИЗМ — ЭТО ПРЕСТУПЛЕНИЕ
В последний день октября председатель Совнаркома Вячеслав Молотов, выступая на внеочередной сессии советского «парламента», сделал доклад, который долгое время стыдливо прятали не только от общественности, но и от ученых. Ведь в нем слишком много вещей было названо своими именами, без обычного лицемерного большевистского «новоязыка». Похоже, Кремль считал, что дни западных демократий сочтены и можно откровенно говорить все что угодно об «англо-французских плутократах» почти в тех же выражениях, что и нацисты.
Чтобы не лишать читателя своеобразного удовольствия от большевистского канцелярита, который слабо поддается переводу, цитирую фрагменты этого доклада на языке и с сохранением правописания оригинала.
«Со времени заключения 23 августа советско-германского договора о ненападении был положен конец ненормальным отношениям, существовавшим в течение ряда лет между Советским Союзом и Германией, — заявил Молотов в самом начале доклада. — На смену вражды, всячески подогревавшейся со стороны некоторых европейских держав, пришло сближение и установление дружественных отношений между СССР и Германией. Дальнейшее улучшение этих новых, хороших отношений нашло свое выражение в германо-советском договоре о дружбе и границе между СССР и Германией, подписанном 28 сентября в Москве».
Прошу вдуматься в сказанное: враждебные отношения большевистского и нацистского государств — это, оказывается, ненормальные отношения, которые к тому же не вытекали из самой сути двух режимов, а всячески подогревались различными демократами; а вот дружественные отношения — это хорошо, это нормально.
При этом Молотов много говорил о немецком миролюбии, в противовес воинственности государств Запада: «...Правительства Англии и Франции, однако, не хотят прекращения войны и восстановления мира, а ищут нового оправдания для продолжения войны против Германии. В последнее время правящие круги Англии и Франции пытаются изобразить себя в качестве борцов за демократические права народов против гитлеризма, причем английское правительство объявило, что будто бы для него целью войны против Германии является, не больше и не меньше, как «уничтожение гитлеризма». Получается так, что английские, а вместе с ними и французские сторонники войны объявили против Германии что-то вроде «идеологической войны», напоминающей старые религиозные войны. Действительно, в свое время религиозные войны против еретиков и иноверцев были в моде. Они, как известно, привели к тягчайшим для народных масс последствиям, к хозяйственному разорению и к культурному одичанию народов... Но эти войны были во времена средневековья. Не к этим ли временам средневековья, к временам религиозных войн, суеверий и культурного одичания тянут нас снова господствующие классы Англии и Франции? Во всяком случае, под «идеологическим» флагом теперь затеяна война еще большего масштаба и еще больших опасностей для народов Европы и всего мира. Но такого рода война не имеет для себя никакого оправдания. Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это — дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с ней войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», прикрываемая фальшивым флагом борьбы за «демократию».
Нужны ли здесь комментарии? С точки зрения этой речи, кстати, вся сталинская Великая Отечественная война — это сплошное преступление, которому нет оправдания.
Шедевр большевистской казуистики — это рассуждение Молотова о странах Балтии, которым, оказывается, Советский Союз — друг, товарищ и брат:
«...За весь истекший период Советский Союз неизменно проводил дружественную политику в отношении этих, вновь созданных, малых государств. В этом нашло свое выражение коренное отличие политики Советской власти от политики царской России, зверски угнетавшей малые народы, не дававшей им какой-либо возможности самостоятельного национально-государственного развития и оставившей у них немало тягостных воспоминаний. Следует признать, что опыт истекших двух десятилетий развития дружественных советско-эстонских, советско-латвийских и советско-литовских отношений создал благоприятные предпосылки для дальнейшего укрепления политических и всяких других отношений СССР с прибалтийскими соседями. Это показали и последние дипломатические переговоры с представителями Эстонии, Латвии и Литвы, и те договора, которые были подписаны в Москве, в результате этих переговоров... Ввиду особого географического положения этих стран, являющихся своего рода подступами к СССР, особенно со стороны Балтийского моря, эти пакты предоставляют Советскому Союзу возможность иметь военно-морские базы и аэродромы в определенных пунктах Эстонии и Латвии, а в отношении Литвы устанавливают совместную с Советским Союзом защиту литовской границы. Создание этих советских военно-морских баз и аэродромов на территории Эстонии, Латвии и Литвы и ввод некоторого количества красноармейских частей для охраны этих баз и аэродромов обеспечивают надежную опору обороны не только для Советского Союза, но и для самих прибалтийских государств и, тем самым, служат делу сохранения мира, в котором заинтересованы наши народы... Особый характер указанных пактов взаимопомощи отнюдь не означает какого-либо вмешательства Советского Союза в дела Эстонии, Латвии и Литвы, как это пытаются изобразить некоторые органы заграничной печати. Напротив, все эти пакты взаимопомощи твердо оговаривают неприкосновенность суверенитета подписавших их государств и принцип невмешательства в дела другого государства... Мы... заявляем, что болтовня о советизации прибалтийских стран выгодна только нашим общим врагам и всяким антисоветским провокаторам».
Менее чем через год эта «болтовня» станет реальностью, и все увидят, чего стоит слово Кремля о неприкосновенности суверенитета тех небольших государств, с которыми он подписывает якобы равноправные партнерские соглашения...
Относительно Финляндии ложь еще циничнее: решение о военной операции уже принято, а Молотов говорит, что «мы готовы идти навстречу Финляндии в тех вопросах, в которых она особенно заинтересована...».
Говорит председатель Совнаркома и нарком иностранных дел и об отношениях с Турцией, которые резко обострились за последний год:
«О существе этих переговоров пишут за границей всякую небылицу. Одни утверждают, что СССР будто бы требовал передачи районов Ардагана и Карса. Скажем от себя, что это — сплошной вымысел и ложь. Другие утверждают, что СССР требовал будто бы изменения международной конвенции, заключенной в Монтре, и преимущественных прав для СССР в вопросе о проливах. Это — тоже вымысел и ложь».
Пройдет год, Молотов поедет в Берлин к Гитлеру, и там будет поднимать именно эти вопросы, которые сейчас он называет «сплошным вымыслом и ложью». Более того: речь пойдет и о военно-морских базах СССР в Турции...
И, наконец, чуть ли не пацифистский финальный аккорд с осуждением кого бы вы думали? Ясное дело, американского империализма:
«...Наша страна как страна нейтральная не заинтересованная в разжигании войны, примет все меры к тому, чтобы сделать войну менее разрушительной, ослабить ее и ускорить ее окончание в интересах мира. С точки зрения такой перспективы решение американского правительства об отмене запрета (эмбарго) на вывоз оружия в воюющие страны вызывает законные сомнения. Едва ли может быть сомнение, что это решение будет иметь своим результатом не ослабление войны и не приближение конца войны, а наоборот — усиление, обострение и затяжку войны».
Другими словами, «нейтральный» СССР, который только что присоединил после похода на Запад территории с населением 13 миллионов человек и готовится «освобождать» все новые и новые народы, осуждает тех, кто продает (даже не раздает бесплатно!) оружие жертвам агрессии, чтобы они могли себя защищать. Пройдет полтора года — и Кремль запоет совсем другие песенки, но не все на Западе ему поверят...
