«Бог, видно, зная мой адамовский характер и учитывая исторические ошибки прошлого, предотвратил их повторение, и рай усовершенствовал капитально: Евы в нем есть и могли бы соблазнить не такого Адама, как Ваш покорный слуга, но соблазнять нечем: здесь нет яблок не только с древа познания, но и неважных дичек. Нет и груш, нет и вишен - вообще фруктов никаких ... »
(Из ссыльного письма Ивана Светличного к Борису Антоненко-Давидовичу, Алтай, 1978 год).
Ирония Ивана Светличного - это стилистическая доминанта его эпистолярного творчества, экзистенциальный модуль и свобода словопроявления. Цену такого стилистического приема поэт хорошо знал, о чем свидетельствуют не только его яркие статьи-памфлеты «Гармония и алгебра», «Своеобразные взаимофакторы, или Восходящий конец фантазии М. Равлюка», «А, Б, В, Г ... или «Развертывание» фраз, тезисов и абзацев в научные трактаты», где он едко высмеивает «достижения» тогдашнего литературоведения, которые поражают его «капитальностью своей фундаментальности». Не только его «Ґратовані сонети» в которых, по Е. Сверстюку, «отражены тюремные реалии с мотивами философскими, с юмором и иронией», но и живые свидетельства его друзей доказывают факт применения им иронии как одного из важных признаков инакомыслия заключенного совести. Сокамерник диссидента, учитель иностранных языков И. Коваленко вспоминает наставления И. Светличного: «Запомните - шутки и смех на суде производят на палачей значительно более сильное впечатление, чем громкие обвинения, к которым они уже привыкли, а это достает их особенно, потому что они точно знают: от тех, кто шутит, они раскаяния не дождутся».
Наставления диссидента вытекают из осознания способности смеха не только побеждать страх, но и давать вдохновение самовостановиться, освободившись от внешнего давления. Именно поэтому епистолярий И. Светличного написан в донкихотовском тоне (его собственное выражение) для того, чтобы не показывать надзирателям своей душевной боли, чтобы не потерять духовной опоры. Уже в первых письмах к жене диссидент называет себя «оптимистом-рецидивистом», чем дает четко понять, что от своего он не отступит. Эпистолярий И. Светличного является дневником будней уральского лагеря, но на «поверхности» лежит только разрешенное - настоящий смысл надо домысливать, учитывая всю ситуацию. Очевидно, что многолетняя разлука с женой (даже из пятнадцати возможных свиданий позволили только пять, о чем И. Светличный писал: «Количество дней, предоставленных для свидания, будет меньше, чем количество отбытых лет»), с родными и друзьями была невыносимой, он страдал также из-за изоляции от полноценной научной жизни, но об этом откровенно писать не имел права, потому что, как отметил в интервью корреспонденту газеты «Унита» в октябре 1974 года, «контакт с внешним миром - переписка - строго цензурируется». Запрещалось писать об условиях лагерной жизни, называть имена сокамерников, вспоминать о плохом здоровье, потому что «условности» видели даже в описаниях природы и погоды». В одном из писем к жене И. Светличный признавался, что не понимает, почему изъяли письмо, ведь он писал о состоянии здоровья и бытовых условиях в мажорном стиле.
Эпистолярий И.Светличного является не только яркой иллюстрацией к определению иронии, которое дал А. Потебня: «Лукавое притворство, когда человек прикидывается простаком, который не знает того, что он знает», но и подтверждает тезис, что «быть ироничным прежде всего означает иметь в виду еще что-то вне высказанного или написанного, указывать на присутствие дополнительных, зачастую альтернативных смыслов».
Ведь, прикидываясь простаком, который будто ничего не знает и не понимает, И. Светличный одновременно обходит цензуру и выражает свои мысли эзоповым языком. Свое положение оценивает по-философски, с «олимпийским спокойствием» (выражение В. Черновола). Пытается увидеть преимущества «тамошней» жизни, которые и аргументирует в письме к жене 9 апреля 1974 года: «Учти: если бы я сейчас был дома, разве меньше бы Ты имела хлопот? Сколько надо было бы варить, стирать ... А так у тебя хоть этих хлопот меньше».
О четырехмесячном заключении в помещении карцерного типа в мае 1974 года говорит так, будто это пойдет только ему на пользу: «С моим характером, с моей профессией, с моими интересами в этом есть даже свои преимущества: я могу сосредоточиться над своими любимыми темами и спокойно, а может, и значительно продуктивнее работать».
С помощью своего любимого приема иронии Иван Светличный вспоминает, как М. Винграновский вынужден был заменить «мой кукурузный народ» на «мой звулканенный народ»: «Звулканенность - вещь весьма желательная, но если она легко заменяется кукурузностью и наоборот, то не кажутся ли нам вулканами грохоты в животе, переполненном кукурузой (хотя Никита Сергеевич был прав: кукуруза пища питательная, если не кукурузой единой жив человек)».
Состояние здоровья И.Светличного было плохим (больные почки, залеченный туберкулез легких, гипертония, в детстве потерял пальцы на обеих руках1). Время от времени ему меняли третью группу инвалидности на вторую, а могли для «перевоспитания» вообще лишить группы. В мае 1974 года он пишет жене: «В конце концов мне изменили группу инвалидности с 3-й на 2-ю, и я теперь от постоянной работы уволен. С моим состоянием и специальностью теперь на долю жаловаться грех». О назначении библиотекарем (1975 год) сообщает: «Мне лучше сидеть над словарем и переводами, но это такая работа, что отказываться стыдно, а жаловаться грех: надо все-таки и здесь делать что-то полезное, а не быть нахлебником».
Впрочем, на этом посту он долго не задержался, потому что не шел на компромисс с КГБ и продолжал передавать самиздат из лагеря. За это его хотели «переквалифицировать» на токаря-станочника, но из-за искалеченных рук2 этого не произошло.
Семилетний лагерный срок И. Светличного закончился 15 мая 1978 года. Местом ссылки было назначено село в высокогорном районе Алтая (оставили в райцентре Усть-Кан, чтобы легче было следить за «особо опасным государственным преступником»). В письме к Б. Антоненко-Давидовичу 9 июля 1978 года, иронизируя, И. Светличный подробно описывает местность: «Бог, видно, зная мой адамовский характер и учитывая исторические ошибки прошлого, предотвратил их повторение, и рай усовершенствовал капитально: Евы в нем есть и могли бы соблазнить не такого Адама, как Ваш покорный слуга, но соблазнять нечем: здесь нет яблок не только с древа познания, но и неважных дичек. Нет и груш, нет и вишен - вообще фруктов нет».
О выгодах ссыльной жизни пишет с пиететом, найдя помещение (комната с кухней), сообщает Л. Светличной в письме 21 июня 1978: «Как видишь, советская власть заботится о своих заблудших сыновьях, и я, тронутый такой добротой, подумал a' la Козьма Прутков: «Плюнь в глаза тому, кто говорит, что советская власть не гуманная».
Сестра Ивана Светличного, известная правозащитница и диссидент Надежда Светличная, в октябре 1978 года вместе с двумя сыновьями эмигрировала из Советского Союза на постоянное проживание в США. Известие о разрешении на выезд И. Светличный комментирует словами из песни А. Галича, не скрывая своего «возмущения» поведением «единоутробной» (так И. Светличный называл сестру): «Так в моральном, говорят, твоем облике есть растленное влияние Запада»? Скажите, пожалуйста! Никогда бы не подумал. Живешь-живешь, а родную сестру, оказывается, не знаешь. И это в развитом социалистическом обществе! И это в то время, когда родной брат, выбрав восточную ориентацию, дополз до самого Китая».
Однако получить желаемое разрешение на выезд из СССР удавалось далеко не всем, порой вместо визы давали новый срок заключения. Такова была ситуация у М. Горбаля, которому сфальсифицировали грубое дело по якобы намерению изнасилованию. Реакция Ивана Светличного на это была, как всегда, меткой. Сообщая В. Марченко о новом аресте, он обыгрывает хрестоматийную шутку о том, как О. Вишня хотел изнасиловать Клару Цеткин: «За ... изнасилование или попытку изнасилования (а Вы знаете, что в нашей юриспруденции самое сокровенное намерение равно его осуществлению). Не знаю еще, кого он хотел изнасиловать, но, видимо, не К. Цеткин (которую хотел изнасиловать О. Вишня - потому что по моими агентурным данным она давно покойная)».
Следовательно, чтобы обойти цензуру, нужно было тщательно маскировать свои мысли нужным словоподбором, поэтому стиль писем Ивана Светличного выдержан в рамках идеологического дискурса. Прибегая к эгоцентрической речи - замаскированному образу мыслей с намеками - адресант, создавал эффект идеологически правильного письма, что помогало ему обходить внешнего цензора.
1 В 1943 году, когда И. Светличный мастерил самодельную гранату, чтобы подорвать немецкий танк, в его руках произошел взрыв - лишь два пальца на обеих руках уцелели.
2 Подробно об этом в воспоминаниях С. Глузмана/ Доброокий. Воспоминания об И.Светличном / [сост. Л. Светличная, Н. Светличная]. - М.: Время, 1998. - С. 494.
