Сын польского повстанца, уроженец Украины, он служил матросом во Франции, стал капитаном британского флота и, наконец, классиком англоязычной литературы — все это он: Джозеф Конрад, известный под таким именем во всем мире наш земляк Юзеф Коженевский. Отец писателя — обеднелый шляхтич, литератор
Тогда не было ни клуба, ни библиотеки, да и села самого. Несколько хат строилось на пожарищах. Не было хлеба, не было ни тетрадей, ни книг. Ходили тогда по рукам только «Хіба ревуть воли, як ясла повні?», «Микола Джеря», зачитанные до дыр, да еще третья книга, названия которой никто не знал. В ней не хватало нескольких страниц в начале и в конце. Эту, третью книгу, реже читали взрослые, обходили ее как куцую, недотрепанную, неполную, и она чаще попадала к нам, подросткам, да еще к переросткам, которые ходили в один класс и верховодили в компаниях. Со временем на эту читанную-перечитанную книгу установилась строгая очередь — что-то подобное потом встречалось во времена книжных бумов, вспыхивавших вслед за бумами на добротные мебельные гарнитуры, ковры, хрусталь. В той недотрепанной книге рассказывалось о путешествиях, экзотических островах в теплых водах. В ней жили мужественные матросы, таинственные шкипера, строгие капитаны, чудные по цвету и привычкам люди.
А кто же именно описал эти теплые края? После уроков заходим к учителю Кондрату Онуфриевичу, тот уже собирался домой, взял в руки связку тетрадей и глянул на нас поверх очков:
— Вы о той книге, что без начала и конца? Вырастете — тогда и дочитаете! Маленькие еще...
Мы разбежались, а учитель, который знал абсолютно все, в этом мы не сомневались, ибо он же и на морях побывал, правда, северных, не теплых, под конвоем, — долго смотрел нам вслед. Кто написал книгу, которая так согревала и обнадеживала нас, никак не удавалось узнать. Разлетелись, разъехались, куда кому суждено, но каждый год, приезжая в село, вспоминали ее. Один из ребят, Петька Черт (он претендовал на моду, был в кепке-шестиклинке, серой, с темными плечами куртке-бобочке), как-то объявил: «Известное дело, написал Джозеф Конрад!» Это ж его рассказ «Конец неволи», там действует капитан Уолей. Книга издана в Киеве до войны, после на украинском языке не издавалась. Вспоминали старого моряка Марло, (кто-то прочитал изданный в Москве роман «Негр из «Нарцисса»), «Фрею из семи островов», «Рассказ о беспокойстве».
Единственная неприятность, что Джозеф Конрад — не наш, а чужой, английский писатель! Однако, смотри, как пишет! И мы были совсем потрясены, когда узнали, что он наш земляк. Писалось, правда, что родился не то в Бердичеве, не то в Житомире, не то в селе Терехове. А село это — небольшое, такое же как и наше, оно по дороге из Житомира на Винницу.
О Боже, как мало мы знаем о том, что недалеко, по близости! Оказывается, перед Джозефом Конрадом склонялись не только мы, зеленые и голодные, но и люди прославленные. И это ошеломляло далее.
«Когда я слышу, как меня называют «первым писателем эпохи», я закутываю голову. Вздор! Им был не я, им был Джозеф Конрад, это должно бы знать!» — Томас Манн. «Знатоки литературы ставят его намного выше таких популярных писателей, как Уэлс... или Бернард Шоу», — Корней Чуковский. «И в Конраде, и в Сент-Экзюпери меня привлекает свойственная им обоим манера смотреть на действительность таким образом, что она видится поэтической даже тогда, когда могла бы казаться вульгарной», — Габриэль Г. Маркес.
О влиянии Дж. Конрада признавался Максим Горький, его «гипнотический стиль» уважал Грем Грин, а Ф. Скотт Фитцжеральд советовал Эрнесту Хемингуэю «остерегаться ритмов прозы Конрада»: «притягивает»!
Джозеф Конрад воспевал безграничные морские просторы, человеческую волю, борьбу — не только с природными стихиями, но и с темными силами времени, в котором жил, противопоставляя действительности своих вымышленных собственной фантазией героев с почти сверхчеловеческим напряжением чувств, переживаний.
После смерти писателя появилось много литературы о нем, его творчестве. В семидесятые годы прошлого века произошел настоящий «конрадовский бум». Возникло международное конрадовское общество, выходит специальный журнал «Конрадиана».
Сын польского повстанца, уроженец Украины, он служил матросом во Франции, стал капитаном британского флота и, наконец, классиком англоязычной литературы — все это он: Джозеф Конрад, известный под таким именем во всем мире наш земляк Юзеф Коженевский. Отец писателя — обеднелый шляхтич, литератор.
«В шатком деревянном доме на улице Большой Бердичевской...» в Житомире был храм муз. Декорации и костюмы были скучные, какие провинциальная труппа могла приобрести, нищенские, именно такие. Ставились преимущественно переводы... и пьесы в оригинале Богуславского, Фреда, Коженевского...» Это — из книги «Воспоминания моей жизни» Тадеуша Бобровского, изданной в 1900 г. во Львове. Значительное место в ней отведено Аполлону Коженевскому — польскому писателю, революционному деятелю, отцу выдающегося английского писателя Джозефа Конрада.
Документы, обнаруженные в Житомирском областном архиве, засвидетельствовали, что в 1839—40 годах Аполлон Коженевский был учеником седьмого класса, успешно закончил полный курс первой мужской гимназии в Житомире. Далее — Петербургский университет, но не доучился в нем. А. Коженевский часто бывал в селе Тереховом Бердичевского уезда Киевской губернии (нынче Бердичевского района Житомирской области), в котором и состоялось его обручение с Эвелиной Бобровской — сестрой автора книги «Воспоминания моей жизни» Т. Бобровского. 24 апреля 1856 года — венчание, а в декабре 1857 г. в этом селе — имении матери — родился Теодор-Юзеф Конрад Коженевский (Джозеф Конрад). В 1859— 1861 гг. А. Коженевский опять жил в Житомире, где его драматические произведения шли на театральных сценах и имели незаурядный успех.
Не случайно, как свидетельствуют документы архива, на юбилее Житомирской мужской гимназии, за УНР, в 1917 году ее директор среди выдающихся выпускников назвал и имя польского историка и литератора Аполлона Коженевского.
Вскоре семья вынуждена была переехать на Черниговщину. Там умерла мать. Когда малыш заболел, его забрал к себе в Новофастов Сквирского уезда дядя по матери Т. Бобровский, который впоследствии отвозит племянника на лечение в Одессу. Мальчик впервые увидел море... Что за ним — другие страны, другие земли? Впоследствии, уже на склоне лет, Дж.Конрад запишет: «Мне было девять лет или около того, и я, сидя над картой Африки того времени, ткнул пальцем в белое пятно, которое скрывало неразгаданную тайну этого континента, и сказал себе с абсолютной уверенностью и поразительной твердостью, которая уже давно в моем характере:
— Вырасту и побываю здесь!
Увиденное тогда море стало любовью на всю жизнь, она будет питать и его творчество. А пока что после Новофастова, куда вернулся из Одессы, его отвозят во Львов. Учился во Львове и Кракове. Пробовал писать. Еще не исполнилось ему и двадцати — умирает отец. Теперь ни матери, ни отца, ни дома. Ищет уют подальше от сиротства, жандармов, обездоленности и в 1874 году едет в Марсель — два года служит юнгой на французских судах, с 1880-го — моряк английского торгового флота, впоследствии — капитан. На парусниках и пароходах ходил в Индию, Австралию, к Малайскому архипелагу, в Африку. В качестве моряка объехал не только самую большую империю — Британскую, но и другие страны, собственными глазами видел, что такое капитализм, видел его в раннюю пору, видел «аванпостом прогресса», есть и рассказ под таким названием. Как писатель — стремился не просто перенестись в мир захватывающих приключений, в нецивилизованные экзотические страны, а поселить там героев незаурядных — людей гордых, выносливых, хоть и пасынков мира, у которых наивысшее мужество — стоически воспринимать удары судьбы...
В двадцать один год Дж. Конрад начал изучать язык, на котором написал всю свою прозу — более 30 книг, стал выдающимся английским стилистом. В тридцать шесть лет присягнул «поведать о том, что видел, или же остаться в неизвестности до конца дней своих». В тридцать восемь лет взялся за первый рассказ. Большинство сюжетов разворачивается на море, судах, островах и архипелагах, неразлучен автор с капитанами, штурманами, юнгами. Неоромантический росток культур польского, французского, английского, украинского, российского народов. Дж. Конрад обогатил повествовательную форму по сути, положил начало новой повествовательной технике в мировой литературе и, ярко вспыхнув в эпоху Чехова и Мопассана, с ветрами всех широт взошел на перевал веков — девятнадцатого и двадцатого.
В его «послужном списке» — 19 кораблей, на которых плавал, 5 континентов. Вот как писал о нем Голсуорси: «На жгучем солнце лицо его казалось темным — загоревшее лицо с острой каштановой бородкой, почти черные волосы и темно-карие глаза под складками тяжелых век. Он был худой, но широкий в плечах, невысокого роста, чуть сутулый. Он заговорил со мной с сильным акцентом». Портрет этот остался от встречи, состоявшейся в 1893 году в водах Индийского океана на судне «Торренс», штурманом которого был Й. Коженевский — будущий Конрад.
В 1894 году Конрад из-за жестокой тропической лихорадки покидает службу и навсегда поселяется в Англии, но он никогда не забудет отцовскую землю и любовь». В «послужном списке» видим настоящее украинское паломничество. «Добравшись из Лондона на Украину, я взялся разбирать свой багаж», — так запишет он, приехав в Казимировку, нынче село Побережное, которое неподалеку от Липовца, между Зарудьем и Оратовом. Самым ценным грузом, неразлучным спутником, сопровождавшим его «в течение трех лет и достигшем от рождения девятой главы...», была рукопись романа. И еще: «На следующее утро мой неразлучный спутник, так ни разу и не кладенный на стол, отправится со мной дальше, на юго-восток, по направлению к Киевской губернии», где в селе был «вынут из чемодана и положен на стол, который занимал все пространство между двумя окнами»...
Этим багажом, романом «Прихоть Олмеера», который «упорядочивал» автор в украинском селе, доводил до кондиции и дебютировал Дж. Конрад в литературе 1895 года. А следующим годом уже обозначено первое упоминание о нем в русской прессе.
Одно из трогательных произведений — рассказ «Патна». Так, уже в названии — патна, патрия — родительская земля. «Мы добываем за морями нашу славу, деньги или кусок хлеба, но, мне кажется, каждый из нас, возвращаясь на родину, как будто составляет отчет. Мы возвращаемся на родину, чтобы встретить там людей, которые выше нас — наших родственников, наших друзей и тех, кому мы покоряемся, кого любим. Но даже люди, у которых нет никого, люди самые свободные, одинокие, безответственные и не обремененные узами, — те, у кого нет на родине ни дорогого лица, ни знакомого голоса, — тоже встретят какой-то дух, который живет в этой стране, под ее небом, в воздухе, в долинах и на холмах, в полях, в воде, и в листьях деревьев, — немого друга, судью и вдохновителя».
Почти в одно время со своими первыми произведениями он работал над повестью, где были Украина, Днепр, степи, а среди них — села, сельский мальчик, который, подрастая, мечтает стать художником. Похоже, что это повесть о себе. Это искреннее слово о стране детства, которое прошло под Житомиром, Киевом, Бердичевом, Черниговом. Легко угадывается местность, которая переходит с холмистого Подолья в дубравные равнины Полесья. Эту любовь, как и море — не предавал, она его избрала, когда после морских странствия сошел в Англии на сушу...
Не все написанное Конрадом приемлемо и равноценно, есть ноты беспросветного фатализма, растерянности, разочарования в будущем.
Мы знаем, что могила писателя в Англии, умер он в Бишенсборне, неподалеку Кентербери. А вот место рождения долго вызывало споры. Во многих справочниках, в т. ч. и в энциклопедических изданиях, указывается, что приблизительно: родился в Украине, на Волыни, под Киевом... Родной дядя писателя Т. Бобровский в польских изданиях утверждал, что в Бердичеве. Другие свидетельствования — что в Иванковцах, недалеко от Бердичева. Сам Конрад как-то в письме утверждал: «родился я в Житомире» — выдумывал, фантазировал, не только произведения, но и биографию. Еще другие адреса указываются в одной из английских публикаций — «Деребчин под Бердичевом». Действительно, такое поселение принадлежало предкам Конрада, но оно под Шаргородом... Сыну отец показывал фото, на котором — ухоженный домик с башенкой, и говорил: в этом доме я родился. Это вспомнилось Джесси Конрад, жене писателя, когда она готовила книгу воспоминаний, в которой и подала этот снимок, текстовка под ним в первом издании однозначная: «бердичевский дом, в котором родился Конрад». В дальнейших публикациях подпись под фото менялась, кстати, даже утверждалось, что это дом в Новофастове. И это истина: мурованный дворец, башня с часами, роскошный сад... Но этот дворец, как и само село Новофастов, перебрал в собственность дядя Т. Бобровский, женившись на дочери его владельца, уже после рождения прославленного племянника. Такой же именной дворец обнаружен и в Иванковцах, хотя не найдено ни одного свидетельства о проживании там Коженевских или Бобровских, воспоминаний о которых чем больше, тем больше и путаницы. Как-то дядя написал племяннику: «свидетельство о твоем рождении можно найти в Житомире, в римско-католической консистории...».
По инициативе Житомирской писательской организации на фасаде нового сельского исторического музея, что вблизи давнего усадебного дома и вековых лип и каштанов старого парка (именно он принадлежал бабушке Джозефа Конрада), установлена памятная доска: «В селе Тереховом 3 декабря 1857 года родился Джозеф Конрад — выдающийся английский писатель».
Дмитрий Павлычко в книге отзывов музея от группы писателей оставил такую запись: «В імені Джозефа Конрада поєднуються три стихії, три культурні сили — українська земля, польський дух і велич англійської мови. Це — письменник, який возвеличив найкращі людські прикмети — вірність. Це — митець, який ніколи не стане набутком минувшини, він — жива актуальність і непокірність. Уклін йому складаємо сьогодні, в день його 130 річчя. І спасибі долі його,яка дає нам відчути, що всі — браття».
Среди экспонатов — модель парусного судна «Отаго», на котором он плавал, здесь же корабельные снасти, макет штурвала, карта с отметками многочисленных мест и краев, где побывал Конрад. Экспонатов много, они интересные и ценные.
В лице Джозефа Конрада мы имеем земляка, который из когорты великих: и в странствиях — путь от Бердичева через Краков, Марсель, Лондон — до Бангкока, и в искусстве — мир и сейчас в объятиях его слова. К своей земле, к читателям нашего времени он приходит и будет приходить — сдержанный, немногословный капитан и рыцарь мудрых сказаний: «Говорите, что хотите, но чтобы почувствовать радость, вдохнуть мир, постичь истину, нужно возвращаться с чистой совестью».
