Самый известный, самый креативный, самый эмоциональный... Едва ли не в каждой публикации о киевлянине Кирилле Карабице, который в этом году возглавил Немецкий национальный театр в Ваймаре и самый старый среди всех немецких 525-летний оркестр, есть эти громкие эпитеты — со словом «самый». А в одной была даже более чем комплиментарная фотография, на которой руки дирижера — золотые. В буквальном смысле слова...
Об украинской музыке в Украине и за рубежом, состоянии украинской культуры, опасности ура-патриотизма и разделении на «своих» и «чужих», культурной стратегии и необходимости культурной дипломатии — наш разговор с маэстро, который 26 декабря отметил юбилей.
— Число 40 дает о себе знать? Ассоциируешь его с собой или еще нет?
— Я пока не думал об этом. Хотя интересно: вот так живешь, живешь — и вдруг обнаруживаешь, что пройдена значительная часть жизни. Сейчас смотрю на все это как будто со стороны, будто не я, а кто-то другой стал сорокалетним. Не думаю, что моя жизнь существенно изменится после сорока — будут те же репетиции, концерты...
— ...переезды, перелеты...
— ...сейчас Ваймар, потом, весной, постановка «Смерть в Венеции» Бриттена в Штутгарте, дальше, в июне, Берлин с «Борисом Годуновым», гастроли в Америке... Единственное, что, возможно, изменится, — журналисты уже не будут называть меня «молодым дирижером».
Очень радует, что в день рождения буду на сцене. У меня выступление в Ваймаре — «Шехеразада» Римского-Корсакова. Семейный такой концерт, в 16 часов. Вообще, это приятно, когда у тебя концерт в день рождения.
— Знаю, в планах есть и в Украине проекты...
— Да, 7 февраля буду выступать в Киеве, в Национальной филармонии, с камерным ансамблем «Киевские солисты». В программе — произведения Карла Филиппа Эммануила Баха, Телемана, Генделя...
— Летом была украинская сенсация — в филармонии, вместе с Национальным симфоническим оркестром ты презентовал утерянную симфонию Максима Березовского...
— ...которую россияне записали и издали как «первую русскую». На самом же деле — первая украинская! Надеюсь, произведение войдет в репертуар отечественных оркестров, и о нем у нас еще долго будет слышно.
— Как удалось его отыскать?
— Это сделал американский дирижер — он работал в архивах Ватикана и натолкнулся на симфонию. А поскольку он имел дело с российскими коллективами, передал россиянам ноты. Я об этом узнал и, будучи на гастролях в США, встретился с ним, объяснил, почему нам нужна эта симфония, насколько важно, чтобы она прозвучала именно в Украине... Он согласился: «Берите». В ответ получил некоторые произведения, найденные уже мной в киевских архивах. Кстати, именно в Киеве я еще во время учебы нашел рукописи семьи Бахов. К сожалению, исследовать их так, как мне хотелось бы, не удалось: президент Кучма передал архив Германии. Просто взяли, загрузили раритеты в самолет — и отправили...
— В немецком городе Ваймаре, где осенью ты начал свой первый сезон как музыкальный директор оперного театра и государственной капеллы, теперь будет звучать украинская музыка?
— Обязательно! Уже звучала: год назад, в новогодних концертах, мы с немецким оркестром играли «Щедрика» в обработке Леонтовича. (Кстати, ваймарский оркестр — самый старый в Германии, отметил 525-летие!) Не за горами знакомство немецкой публики из Лятошинским и Сильвестровым, премьера с участием украинского скрипача Валерия Соколова запланирована на январь 2018-го.
А осенью публике презентовали оперу Вагнера «Нюрнбергские мастерзингеры», это был мой полномасштабный дебют в Ваймаре, шестичасовой спектакль... Уже в четвертый раз показывали — и полный зал!
— На оперу.
— Да. В Ваймаре, где не несколько миллионов, а 60 тысяч жителей... Сначала сложно было, так как эту оперу поставили в план еще до того, как я пришел в театр, да и репетиций было меньше, чем нужно. Много времени потратил на то, чтобы понять произведение: для чего вот это, что имелось в виду под тем, почему та сцена во втором акте, а не в первом... Но в конце концов я вошел в это эмоциональное состояние, произведение со мной заговорило, и я его услышал. Благодаря ему больше понял о немецкой музыке, культуре, о немцах как нации.
— А о себе?
— О себе я узнаю что-то новое, когда исполняю украинскую музыку. Это, наверное, мой способ приблизиться к самопознанию.
«В ВОЗДУХЕ ВИТАЕТ ЭТА «МАНТРА», КОТОРАЯ НАМ МЕШАЕТ: «МЫ ЛУЧШИЕ, О НАС ВСЕ МЕЧТАЮТ, НАШИМИ ПРОБЛЕМАМИ ВСЕ ЖИВУТ...»
— Интересно, что немцы об украинской классической музыке знают?
— Почти ничего. Я уже устал повторять: хотите, чтобы об украинском искусстве знали за рубежом — везите и представляйте его там, создавайте телеканалы, радиостанции, которые рассказывали бы о нас иностранцам. И я верю, что в конце концов начнется эта работа, потому что это нужно. Не надо надеяться на то, что немец или итальянец, услышав очердную новость о военных действиях в Украине, вдруг подумает: «Какая же интересная, наверное, страна, пойду-ка я погуглю, что у них там нового в культуре...»
Страну нужно последовательно и профессионально представлять, вкладывая в это усилия и средства. Не люблю слово «пропаганда», но иногда оно уместно: не будем пропагандировать свое, никто о нас не будет знать, так и останемся «в общих чертах». Мол, где-то есть такая страна, там рванул Чернобыль, и это, говорят, не Россия. Хотим доказать свою уникальность — значит, нужно брать и доказывать.
А у нас в воздухе витает эта «мантра», которая нам мешает: «Мы лучшие, о нас все мечтают, нашими проблемами все живут...» Хорошо было бы, если бы так, но... Слишком много «но», и первое из них — то, что у каждой страны свои проблемы, немца беспокоит прежде всего немецкое, а англичанина английское, и американцы, избирая себе президента, думали, по-видимому, о себе, а не об Украине.
Нечего сидеть и ждать, что «заграница нам поможет». Я — для себя лично — давно понял простую истину: хочешь что-то иметь — сделай сам. Когда-то тоже сидел и ждал, когда же на меня посыплются приглашения от ведущих театров, желательно отечественных. Лет до 30 посидел, а потом понял: время проходит. Тратить его — это та роскошь, которую человек не может себе позволить. И страна не может себе позволить.
«ЕСЛИ ВДУМАТЬСЯ, У КАЖДОГО ЕСТЬ ШАНС ПОПАСТЬ В СПИСОК «ЧУЖИХ»
— Когда я слышу: «Нам нужно только наше», мне жутко становится. Ну давайте вырежем себя из карты мира, из контекста мировой культуры, превратимся в провинцию — не по воле соседей, так по собственной. Кому станет легче? И по каким критериям будем определять, что наше, а что нет, кто свой, а кто чужой? Это вопрос географических или политических симпатий, языковой или зависимый от чьего-то «авторитетного мнения»? Кто имеет право решать, где наш, а где не наш? Опасные вещи, потому что, если вдуматься, у каждого есть шанс попасть в список «чужих». Ну, у меня точно, потому что большинство времени я за рубежом...
— ...и исполнял Прокофьева и Чайковского на Майдане. В День Независимости.
— Ага. А до того, также в день Независимости и на Майдане, — Тертеряна и Яначека. Хотя и Лысенко, и Лятошинский, и Березовский, и «Щедрик» нашего современника Ивана Небесного там звучали. Но этого может оказаться недостаточно — для «нашести». Я вообще не хотел бы об этом случае — вокруг Прокофьева и Чайковского — говорить, потому что он из числа тех эпизодов, которые иллюстрируют не единство, не единодушие наше, а наоборот, то, как легко наше общество можно спровоцировать и расколоть, сколько противоречий и сомнений в самих себе у нас. Ну, есть вещи, которые нужно постепенно преодолевать, и мы преодолеем, я все-таки оптимист. Но иногда, честно говоря, и у меня возникает вопрос: «А кому оно нужно — то, что ты делаешь?»
— И ответ?
— Не всегда такой, какой бы меня удовлетворил. Я убеждаю людей (и не только у нас, но и в той же Англии, где вышло три моих прокофьевских диска с Борнмутским симфоническим оркестром), что Сергей Прокофьев — украинский композитор. Но хотят этого украинцы или нет? Я не уверен до конца. Возможно, кто-то хочет, а кому-то это и не нужно. А кто-то вообще не знает, кто такой Прокофьев, и ничего, поддерживает протесты и отвержение...
«МЫ ДО СИХ ПОР НЕ ОСОЗНАЕМ ПРИЧИННО-СЛЕДСТВЕННОЙ СВЯЗИ МЕЖДУ КУЛЬТУРОЙ И ПОЛИТИКОЙ»
— Как по мне, подобные протесты, опять же, родом из советской системы координат, где можно было встать и сказать: «Я роман Пастернака не читал, но осуждаю».
— На самом деле нужно сначала из самих себя извлечь и выбросить советские пережитки, стереотипы мышления и поведения, привычки и клише, а потом уже браться фильтровать, нужна нам музыка, литература или изобразительное искусство советского периода или нет. Иначе это показуха — внешние изменения, не подкрепленные изнутри.
На одном ура-патриотизме (я сейчас не о героизме говорю — я о «мы лучшие, нам все вокруг должны») страны не построишь. Лозунги, пафос, призывы к борьбе — это очень хорошо, но за ними должны стоять реальные дела. Мы можем как угодно переименовывать свои улицы, однако по ним будут ходить те же люди. Самим меняться нужно! Можем присвоить нашим музыкальным, научным, учебным и другим заведениям имена самых выдающихся патриотов Украины, но если не вывести оттуда коррупцию, взяточничество, кумовство и другую «коррозию», которая их разъедает, что это нам даст?
Да, мы приглашаем признанных в мире людей, наших соотечественников, — выступить, поработать, поучить. Но мы не имеем привычки платить им за это. Люди, посмотрите, как мир живет, где такое есть? Хочешь быть в Украине — сам придумывай повод, едь на свои средства, реализуй свои идеи, да еще и часто за это доплачивай, потому что у государства денег нет. Государству повезло — с волонтерами. И оно к волонтерству быстро привыкло. На культуру обычно никогда ничего нет, потому что мы до сих пор не осознаем причинно-следственную связь между культурой и политикой, культурой — и этикой, культурой — и имиджем страны в мире, культурой — и национальным сознанием...
— ...между культурой — и АТО в конце концов.
— Удивительным образом этим «ниточкам» удается быть незаметными. Наша беда главная даже не снаружи, она внутри. В том, что наши слова расходятся с делами. Декларируем, что хотим перемен, а в действительности цепляемся за старое. Отвлекаемся на второстепенное, а между тем главное само по себе или с чьей-то помощью выскальзывает из поля зрения и из рук. Ссоримся не из-за того, из-за чего действительно стоит копья ломать, а из-за того, что должно быть само собой понятно. Наш Прокофьев или не наш — это самое важное? Неужели не проще и не полезнее сказать: «Талант? Хорошо, наш». По мне пусть бы все гениальное было нашим...
— И пусть тогда другие попробуют из рук вырвать... Кстати, молодежный оркестр «Народжені вільними», который выступал на Майдане и состоял из 25-летних, одногодков Независимости, стал постоянно действующим или это было разовое выступление?
— Как художественный руководитель I, CULTURE Orchestra, европейского молодежного оркестра, который базируется в польском Гданьске, я только за то, чтобы и Украина имела молодежный оркестр — из выпускников киевской, харьковской, львовской, других консерваторий, института Глиэра, музыкальных училищ... Чтобы у молодых музыкантов был шанс реализоваться в Украине, о котором я сам мечтал. Более того — я открыт для предложений сотрудничества с таким оркестром, несмотря на работу в Англии, Германии или еще где-то. Но это вопрос, решение которого не от меня зависит. Даже не знаю, от кого конкретно, потому что в нашей стране сложно сказать, кто конкретно за что отвечает. Однако надежда всегда есть. Может, те, кому не нравится Прокофьев, направили бы свои усилия в мирное русло — и добились бы в борьбе для Украины права на молодежный оркестр, который ездил бы по миру, исполнял произведения украинских композиторов и пиарил Украину? Или право на, прости за тавтологию, действительно концертную концертную площадку, которой до сих пор нет в Киеве.
— Летом я была на очень интересном твоем концерте, особенном тем, что проходил он не в столичном зале, а в ДК небольшого города Украинки под Киевом и напоминал образовательный проект, ознакомительную лекцию...
— Такая себе «классика для всех», да? Мы с «Киевскими солистами» исполнили то, что называют популярной классикой, — «Времена года» Вивальди и Пьяццолы. С объяснениями, моими лирическими отступлениями и шутками, чтобы люди лучше понимали, что к чему. Мне понравилось, жителям Украинки, судя по тому, что зал был полон, тоже. Думаем о еще одном концерте — в феврале. Тот был просто бесплатный, в этот раз планирую благотворительный: попытаюсь собрать средства на ремонт Дома культуры.