Кинофестивальный Берлин — это диагноз. Здесь любят по-крупному. Чтобы мыслям было шире, а чувствам вольготней. В фестивальном зеркале должен непременно отражаться весь мир. И обращаются к аудитории по максимуму: танцуют все! Директор Берлинале Дитер Косслик заученно повторяет, что их фестиваль делается для зрителей — самых обыкновенных. Впрочем, за 57 лет публика в германской столице воспиталась необыкновенная. Она идет смотреть все. И дисциплинированно это все смотрит. С особым обожанием что-нибудь эдакое — из Африки, скажем. Еще лучше, чтобы на черно-белой поцарапанной пленке. Поверхность такой пленки дышит, пульсирует. «Маленький стиль», что ли? В противовес «большому» и «чистому»...
Въехать в мир
ОТ ВЕЛИКОГО ДО СМЕШНОГО
Но, разумеется, «большой стиль» в Берлине обожают ничуть не меньше. Даром, что ли, окантовали фестиваль двумя французскими картинами (в копродукции, разумеется) о великих дивах — певице Эдит Пиаф, о которой повествовал Оливер Даа («Жизнь в розовом / La Mome»), и писательнице Анджеле Деверелл, сыгранной восходящей звездой Ромолой Гараи в фильме «Ангел / Angel» Франсуа Озона, показанном на закрытии фестиваля. Большие люди и строят, и ломают жизнь по крупному. Вымышленнаягероиня (хотя у нее есть прототип) Озона въезжает в Лондон в самом начале минувшего века и с ходу завоевывает столицу своими книжками. А затем, в духе тех времен, с женской неистовостью начинает строить жизнь по своим законам и правилам. Образ расковавшейся женщины, эдакий проснувшийся вулкан страстей. Жизнестроительство по законам искусства, у которого есть непреложный и все диктующий, все направляющий автор.
Мысль, тускло мерцающая в глубине Озонового кинотекста, достаточно внятна: вот так оно все и рождалось, вот так и разбивалось вдребезги, к ейной матери. Человек больше не хочет ждать милостей у природы и общества — он сам, сам воздвигнет свой мир. И начинает сочинять, выстраивать жизнь — как книжку, как роман. С той же увлеченностью и азартом. Если кто из персонажей или сюжетных линий проявляет своеволие, значит, автор поправит, внесет нужные исправления. То, что затем станет идеологией фашизма, рождалось вот из таких вроде бытовых вещей и жестов. Из апологии личности, которая мнит себя незакатным солнцем.
В данном случае речь о личности женщины. В сюжет Берлинале логично вплетена ретроспектива City girls — «Городские девушки. Имидж женщины времен немого кино» (как бы продолжение прошлогоднего ретро «Девушки мечты. Звезды 50-х»). Устроители ретроспективы работали с понятием «новая женщина», понимая это явление как производное городской цивилизации. И правда, в лоне патриархального общества женщина не могла трансформироваться подобным образом. Кино 10—20-х годов ХХ века вполне отчетливо зафиксировало процессы «ломки», явление всех этих «дев ночи» и «женщин-вамп», сжигающих вокруг себя пространство. В котором доселе царствовал мужчина. Вот уж для кого городской мир менее комфортен, чем мир большой природы. Куда он и пытается убежать постоянно. А вот упорядоченный, финтифлюшный мир цивилизации раз за разом хочется уничтожить, лишив женщину плацдарма для дальнейшего наступления на свои права и нужды.
В последний ретроспективный день показали знаменитую «Кабирию» (1914 год) Джованни Пастроне. Историческая мелодрама о временах владычества мужчин. Довольно бестолково был устроен мир, судя по фильму. Войны, перемещения людских масс, работорговля... Впрочем, авторы вряд ли претендовали на роль летописцев.
Берлинале чувствителен к материалу живой жизни. Не только в большом конкурсе, но и сопредельных программах, «Панораме» и «Форуме», немало картин, пытающихся вскрыть живой социум. Вот картина «Фаро / Faro, la reine des eaux» Салифа Трауре из африканского Мали (естественно в копродукции с рядом европейских стран). Герой фильма приезжает в родное селение из другой городской жизни, дабы употребить свои знания для радикального усовершенствования быта и бытия земляков. Этот самый быт и нравы патриархального селения и есть самое интересное. С увлечением наблюдаешь неведомую тебе, далекую жизнь, благо режиссер с оператором довольно внимательны и пунктуальны в ее отображении. Кстати, судя по фильму, женщины они и в Африке женщины; никак не скажешь, что это пассивные безропотные существа. В частности, именно они пристально следят за тем, чтобы традиции и духи этих традиций чувствовали себя комфортно. Занга (Фили Трауре) постоянно натыкается на этих духов — и возникает поле конфликта. Чужак провоцирует напряженность, эта среда не склонна меняться...
Еще более впечатляет фотографический портрет жизни в фильме «Дол / Dol» курда Гинера Салеема (программа «Форум»). Про курдов и их несчастья мы наслышаны, но здесь все видишь воочию. Народ, чья территория бытования разодрана на несколько кусков — они в Ираке, и в Иране, и в Турции... Нам ли, украинцам, рассказывать, как это больно? Когда даже на свадьбе тебе указывают, на каком языке петь, говорить, плясать... Невидимая сила из некоего центра пытается тотально управлять на этой земле. Кромсая ее, уничтожая. Но это курды. Они живут везде, и везде пытаются хранить верность своему народу... Фактура реальности здесь главное — именно аскетизм горной природы вызывает зрительскую веру в то, что курды не согнутся, останутся сами собой.
МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ. НАЛЕВО ИЛИ НАПРАВО
В конкурсном фильме корейца Занга Лу «Пустынная мечта» события происходят в приграничном районе (кстати, невольно обращаешь внимание, сколь часто в картинах Берлинале действие разворачивается где-то на границе: тем самым программируется некий пространственный экзистенциализм, человек пребывает в ситуации постоянного выбора, постоянной нестабильности). Герой картины Чой Сун-хи (Сео Юнг) живет в одиночестве на земле, находящейся между Монголией и Китаем. Жена с ребенком уехали в Улан-Батор, не выдержав испытаний ветрами и наступающим отовсюду песком. Территория жизни сокращается, и Чой стоически пытается этому противостоять. Такой себе азиатский Астров, упорно насаживающий деревца в полумертвую почву. К нему прибиваются беженцы из Северной Кореи, мать и сын, и на какое-то время присоединяют свои усилия к борьбе за выживание. Но сил хватает ненадолго — в лишенной быта природе существовать трудно. Легче запереться в городском доме и ждать, чем это все кончится...
Легкомыслие соотечественников сурово, хоть и в легкой комедийной форме, порицает другой участник конкурсной программы, знаменитый чешский режиссер Иржи Менцель (фильм «Я обслуживал английского короля /Obsluhoval jsem anglickeho krale» получил приз ФИПРЕССИ международного жюри кинокритиков). Это смеховая история Чехии, начиная с 30-х годов. Главный герой ленты с говорящей фамилией Дите (болгарский актер Иван Барнев) способен приспособиться к любой реальности, любым обстоятельствам. Даже если это оккупационный фашистский режим... Ну и что? «Чехи не воюют»,— звучит сентенция, да и зачем, спрашивается? Всегда можно договориться. На худой конец справку достать, что у тебя дедушка был немец, а в довесок сперму представить — и все гут будет... Инфантилизм чехов поистине безбрежен, и в этом причина бед, выпавших на их долю в минувшем веке. Как по мне, подобный вердикт куда симпатичнее, чем постоянный поиск врага во внешнем мире. Хотите увидеть причину всех зол — обратите зрачки внутрь, они там.
Получивший второй по значению приз — Гран-при жюри и «Серебряного медведя» — фильм «Другой / El otro» аргентинского режиссера Ариэля Роттера тоже пытается, в медитативной, погружающей во внутренний мир героя (очень хороший актер Хулио Чавес был признан лучшим актером фестиваля) форме, предостеречь от потери собственной ниши, личностной скорлупы обитания. Ну, а победитель Берлинале («Золотой медведь» за лучший фильм), китайская картина «Замужество Туи / Ту я де хун ши» Ванга Кванана в занятной, нескучной форме, с водевильными штучками-дрючками, говорит об очень серьезных вещах. О том, что та среда, в которой еще недавно жило абсолютное большинство китайцев, разрушается под натиском новой цивилизации и, соответственно, «новых китайцев». О том же, в сущности, и другая китайская лента — «Затерянные в Пекине» Ли Ю. Начинаясь в режиме едва ли не порнофильма, она постепенно «скатывается» к социальной драме, к фиксации утери базовых нравственных ценностей.
Вопреки ставшим привычными стенаниям о том, что программа большого конкурса переполнена посредственными, «не фестивальными» фильмами, Берлинале упорно проводит политику, которая сводится к простой формуле: кино есть не только бизнес, не только средство увеселения, но и отражение большой политики и больших социальных тревог. Поэтому из Америки отобрали (в конкурс и вне его) такие крупноформатные, в любых измерениях, фильмы, как «Письма с Иво Джимы / Letters from Iwo Jima» Клинта Иствуда (одна из финальных битв Второй мировой войны, показывающая причины, вовсе невоенного свойства, крушения Японской империи) или «Добрый пастырь / The Good Shepherd» Роберта де Ниро (вторая режиссерская работа великого актера; очень длинная и очень тщательно сделанная — о том, что зло частенько произрастает на территории внешне очень чистенькой и ухоженной)... Поэтому же из Италии отобрали картину Саверио Констанцо «В памаять обо мне / In Memoria di Me» (невозможно найти себя во внешних, пусть и железобетонно стабильных, системах общества). И так далее.
На фоне программы Берлинского фестиваля тем заметнее мировоззренческая бедность нашего кино, отсутствие в нем идей гуманистического толка. А ведь от нас, после событий конца 2004 года, ждали именно новых идей. Обещанного сколько там времени ждут? Славяне, как известно, запрягают неспешно. Пока придется утешиться такой мыслью. Дурень, как известно, «думкою багатіє».
специально для «Дня», (Берлин — Киев)
Жюри не оценило хиты
Ни один из первоклассных международных фестивалей не обходится без скандалов, которые входят в суточное меню потребителей фильмов: обычных зрителей и журналистов. Однако в этом году никаких «судьбоносных» новостей (в просторечии — сплетен) в Берлине не наблюдалось. Кроме одной и довольно важной. Дело в том, что Берлинале, традиционно славящийся своей социальной, политической ориентацией, постепенно становится — или кажется, что становится, — все более гламурным. А это значит, что приток мегазвезд прогрессирует в слишком уж подозрительных масштабах. Президента фестиваля Дитера Косслика (он на этом посту пятый год) обвиняли в том, что он проплачивает их присутствие, повышая таким образом престиж своего предприятия. Однако он выступил с заявлением, в котором разъяснил любителям закулисных маневров, что, если б начал звездам платить, остановить этот бесконечный (и тупиковый) процесс было бы невозможно. Косслик справедливо заметил, что в отличие от нуворишских фестивалей (в Риме, например, и Дубае), где действительно прибытие звезд зависит от величины их гонораров, Берлин хранит свою марку, хоть и расплачивается евро. Бюджет нынешнего фестиваля составил 16 миллионов, половину из которых обеспечили государственные фонды, а другую — спонсоры и зрители, заполнявшие громадные залы с завидным энтузиазмом.
В этом году на Берлинале было показано более 350 фильмов, аккредитовано 4000 журналистов, а число участников кинорынка достигло 5000 человек. Развивая кинорынок, где было показано 700 картин, Косслик не только пытается догнать Каннский фестиваль и сделать Берлинале центром мировых киносделок. Он прекрасно понимает, что для того, чтобы обеспечить независимое кино, то есть не коммерческую продукцию, надо укреплять индустрию, которая компенсирует затраты на эксперимент, на художественные поиски. Этот бухгалтерский учет (или баланс) понимают во всех странах, кроме нашей. Но отсутствие постсоветских фильмов в конкурсе Берлинского фестиваля спровоцировано, разумеется, не этой причиной. Впрочем, специальные показы «Дневного дозора» в укороченной для западного зрителя версии удостоверили интерес (переполненные залы) к российским блокбастерам и даже — в данном конкретном случае — возможность пробиться им на мировой рынок. Так что стыдиться в данном случае не пришлось. Зато мне с коллегами было, мягко говоря, неловко на просмотре документальной картины Владимира Иванова «Москва.Pride — 06», показанной в престижной программе «Панорама». Этот, с позволения сказать, «документ» о запрещенном Лужковым гей-параде в Москве сделан настолько беспомощно и бездарно, что закрадывается подозрение о квалификации отборщиков. Неужели достаточно показать несколько невнятных кадров, снятых дрожащей камерой, присовокупить к ним материалы западных гей- активистов, которых у нас не нашлось, чтобы продемонстрировать пещерную нетерпимость представителей антигражданского общества, плюющих на права человека? Унизительная для отечественных документалистов картина, не вызвавшая в Берлине никакого ажиотажа.
Удивительно при этом, что показанный в той же программе «Панорама» малобюджетный азербайджанский фильм «Прощай, южный город» выпускника ВГИКа Олега Сафаралиева имел публичный — неангажированный — успех. Эта совсем простая история разворачивается в Баку конца 80-х годов — в период распада социальных и человеческих связей. Тревожная атмосфера некогда чудесного города, теряющего свое обаяние, бездомные герои, которым некуда приткнуться, негде укорениться, криминальные разборки, возникающие на пустом месте, но якобы необходимые, чтобы выжить, понятны европейскому зрителю, поскольку фильм снят с точки зрения обычного человека, не по госзаказу и в неисчерпаемой стилистике неореализма. Кроме того, главного героя этой картины, бунтовщика-одиночку, замечательно сыграл молодой актер Тимур Бадалбейли, выпускник Щукинского училища и звезда Театра на Таганке. Разве дал бы ему развернуться на своей знаменитой сцене Юрий Любимов, если бы этот актер не обладал редким сочетанием свойств: музыкальностью, экспрессивностью, пластичностью, а теперь еще и умением выдержать настойчивый взгляд камеры?
Итак, на последнем Берлинале обошлось без скандалов, но не без интриги. Решение жюри, которое возглавил американский сценарист и режиссер Пол Шредер, оказалось столь неожиданным, что раскололо журналистов на два непримиримых лагеря. А дело в том, что высокие рейтинги картин, отмеченные журналистами ведущих европейских и американских газет, которые, кстати, ваш обозреватель не разделял, проигнорировало и высокое жюри. Хиты не прошли. Меня это радует. Потому что вопрос этот более или менее принципиальный. Ведь журналисты, работающие в многотиражных газетах и вынужденные замыливать свой глаз на коммерческой продукции, на обслуживании таблоидов, постепенно становятся агентами мейнстрима. Причем любого: и культурного, то есть смещающего стереотипы восприятия обычной публики, и фестивального, то есть облекающие банальные сюжеты в как бы острую форму. У журналистов и зрителей лидировал фильм австрийского режиссера Сэма Гарбарского «Ирина Палм», в котором главную роль сыграла певица и актриса Марианна Фэйтфул, суперзнаменитая в 60-е годы. Ни у кого не было сомнений, что именно она и получит приз за главную женскую роль, хотя один обозреватель написал, что лицо бывшей рок-иконы теперь, в пятьдесят лет, перенасыщено ботексом, а значит лишено естественной выразительности. Однако для героини Фэйтфул по имени Мэгги руки важнее лица, она зарабатывает ручным трудом и даже получает от перегрузок производственную травму, став королевой лондонских секс-клубов. У Мэгги смертельно болен внук. Ему нужна операция в Австралии, а денег, естественно, у бедной семьи, проживающей под Лондоном, нет. Сын — безработный, невестка — неудачница. А бабушка безрезультатно ищет работу и... заходит в секс- клуб, рассчитывая, что будет там убирать или чай подавать. Однако ей пришлось — в выгородке, через дырочку — удовлетворять мастурбацией клиентов, которых она не видит. Как, впрочем, и они — ее, хотя слава ее нежных, мягких рук растет буквально на глазах. Надо видеть, с каким неханжеским достоинством она выполняет эту унизительную работу. Понимает, видно, что цель оправдывает средства. Она обустраивает свое рабочее место цветочками и картинками, принесенными из дома, она шокирует лицемерок из своей деревни, она вызывает гнев своего сына, которому стыдно за мать. Но деньги-то на операцию найдены! И публика в восторге. А журналисты рады, что для гуманизма с человеческим лицом нужны чудные руки, сюжет на грани фола и диалоги, преисполненные чисто английского — черного — юмора. Но жюри не прельстилось этими аргументами, отдав приз за главную женскую роль не эффектной, но сильной актрисе Нине Хосс в немецком фильме «Йелла» (режиссер Кристиан Петцольд). Она сыграла бухгалтера с большими способностями, которая, покинув родной Виттенберг, пытается найти работу в Ганновере. Бывший восточный город и бывший западный, разделенные Эльбой, становятся пространством, в котором ищет себе место молодая женщина в неизменной красной кофточке — метафоре кровавой раны, раздирающей Германию. На востоке нет работы, но есть разорившийся муж, которого Йелла давно не любит. На западе — свои трудности и подставы, и — молодой бизнесмен, который использует Йеллу на деловых переговорах, где она — высококлассная профи — сшибает проценты с инвестиций, в которых заинтересован ее новый партнер. Нигде нет успокоения, но нет и обольщений, не говоря о личном счастье. Тем более что сюжет о власти денег в стране, переживающей экономический кризис, — это предсмертное видение героини, которая (в начале фильма) летит с моста в машине со своим обезумевшим от безденежья мужем. Приз за мужскую роль в кулуарах фестиваля был отдан Карлу Марковичу (комиссару Рексу в памятном телесериале середины 90 х). Он сыграл русского еврея (в довоенном Берлине, а потом в концлагере) Соломона Соровича в фильме австрийского режиссера Стефана Рузовицкого «Фальшивомонетчики». Этот фильм тоже пользовался «народным» успехом. Сценарий написан по воспоминаниям Адольфа Бургера «Дьявольская мастерская» о немецкой шарашке, в которой квалифицированные узники изготовляли фальшивые документы, фунты, доллары, чтобы подорвать экономику антифашистской коалиции. Соломон — художник берлинской богемы — попадает в лагерь Заксенхаузен, где пишет парадные портреты крупных начальников. А в шарашке, чтобы выжить, униженные евреи, не озабоченные моральным выбором, идут на компромисс со своей совестью, убеждениями. Единственным саботажником оказывается заключенный Бургер, написавший впоследствии книгу и спасенный окончанием войны (шарашка существовала в 1944—1945 гг.). Человеческие страсти, страхи, цинизм, уловки, кошмары сыграны актерами и — прежде всего Марковичем — с бенефисной достоверностью и психологической сноровкой. Однако приз за главную мужскую роль получил гениальный аргентинский актер Хулио Чавес, сыгравший в фильме тридцатитрехлетнего режиссера Ариэля Роттера «Другой». Это действительно в конкурсной программе совсем «другой» фильм, на который никто не ставил. Но он получил и Гран-при жюри, то есть еще и второй по значению приз. Хотя в нем с точки зрения фестивальных любителей жареного ничего «интересного» нет. Кроме изумляющей в современном кино визуальной пластики, кроме тонкости душевной жизни героя — сорокалетнего адвоката, переживающего кризис середины жизни без истерики, без хлопотания мордой или экстремальных событий. Хуан, персонаж Чавеса, отправляется из Буэнос-Айреса в командировку в какой-то городок. По дороге в автобусе умирает пассажир, сидевший с ним рядом. Покончив с делами, Хуан застревает в городке, меняет гостиницы, трижды представляясь под чужими именами, в том числе и под именем умершего незнакомца. Мы не знаем, что мучает героя, но мы видим — в подробностях его постоянного присутствия в кадре, в случайном коротеньком романе, в блужданиях по ночному городу, в трогательных и смешных эпизодах — перебор возможностей или другого существования, других впечатлений, которые ему уже не испытать, не пережить в столичной регламентированной жизни. Оторваться от экрана невозможно. Браво жюри, не поддавшегося фестивальной конъюнктуре. В частности, китайскому фильму «Затерянные в Пекине» молодого режиссера и женщины Ли Ю, которую притесняет суровая цензура в ее стремительно развивающейся стране. Все прогрессивные наблюдатели на Берлинале были уверены, что именно эта картина получит главный приз. Ведь режиссеру пришлось сделать более 50 поправок, чтобы фильм получил разрешительное удостоверение, ведь там полно откровенных сексуальных сцен, ведь Пекин наводнен беженцами из бедных китайских провинций, а значит, социальную значимость фильма надо поддержать. Но фестивальные клише оказались для жюри слишком легкой наживкой. А история про бедняжку массажистку, забеременевшую от своего босса, с которым ее муж, мойщик окон пекинских небоскребов, заключил денежный договор в качестве компенсации за будущего ребеночка, может восхитить только поклонников мексиканских сериалов.
Но самой большой неожиданностью фестиваля стало присуждение Золотого медведя китайской картине «Замужество Туйи» Ванга Кван-ана с красивейшей и отменной актрисой Ю Нан в главной роли. Почти или практически всегда на первосортных фестивалях главные призы не достаются лучшим картинам. Таков закон, разобраться в котором невозможно. Но то, что именно лучшая картина конкурса стала победительницей, вызывает почти скандальное восхищение. Даже международное жюри критиков выдало свой приз далеко не лучшей картине Иржи Менцеля — классика чешской новой волны — «Я служил английскому королю». А режиссеры, актеры, продюсеры и одна монтажерка, заседавшие в жюри, сообразили, что «Замужество Туйи», снятая во внутренней Монголии, рассказавшая о семье пастухов, по-настоящему и без всякой лажи разрушает клише экзотического фестивального кино. У Туйи парализованный муж и двое детей. Она надорвалась в трудных работах, ведь воду в пустыне надо возить издалека. Они с мужем решают развестись, чтобы Туйа вышла замуж, нашла помощника себе, дому и детям. Но у Туйи к многочисленным женихам, которые приезжают к ней с дарами, есть условие: она не расстанется с мужем, даже разведясь с ним. Множество трагикомических историй расцвечивают эту короткую картину о любви, стойкости, щедрости, понимании близких и далеких людей. Но рассмотреть ее ненавязчивую глубину, ее скромное обаяние не каждому дано. Хотя именно в погоне именно за такими фильмами и ездят на фестивали.
специально для «Дня» (Берлин — Москва)
