56-й Берлинский кинофестиваль отметился в этом году тремя, по крайней мере, характерными чертами. Во-первых, он расширил территорию и масштаб своего кинорынка. Теперь страсти клубятся вокруг продажи фильмов в роскошном музейном пространстве «Мартин Гропиус Бау». Этот переезд ознаменовал значимость практической жилки нынешнего руководителя Берлинале Дитера Косслика, настаивающего, что его фестиваль является не только мостом между Востоком и Западом, не только мультикультурным «кампусом», но и средой для крупного бизнеса.
Во-вторых , в конкурсной программе не было безоглядного лидера, безусловно нацеленного на главный приз. При этом равноправие соревнующихся картин освидетельствовало достоинство потайного, а не эффектного напряжения. И продемонстрировало интерес к частному, повседневному, личному существованию человека или группы лиц, запечатленных на экране.
В-третьих , последний Берлинале удивил совершенно неординарными актерскими работами. Многие из них могли бы претендовать на главные награды без всякого зазрения совести. Берлинер ансамбль на этом фестивале вполне поощрили бы не только Брехт, но и многие другие замечательные режиссеры.
Поверх этих обстоятельств не могу умолчать еще об одном, уколовшем меня в февральском Берлине. Все конкурсные фильмы — и похуже, и получше — обладали свойствами, напрочь чуждыми постсоветским режиссерам. Недаром ни одна, к примеру, российская картина на Берлинале не попала. Мы, точнее, наши режиссеры смотрят на жизнь, на время, пространство и людей иными глазами. Но это иное, в просторечье — особенное, больше не радует, не вдохновляет. Различие состоит (в нашем случае) в нелюбви к человеку, к его внутреннему миру, страхам, контактам с ближайшим окружением. К его индивидуальным порывам, к его выбору и метаниям. Такие первоначальные, но не элементарные основания определили посыл почти всех конкурсных фильмов. И минимизировали раздражение, связанное с отсутствием убийственного (для других) и радикального конкурсанта.
Еще одной особенностью Берлинале стало участие четырех немецких картин в конкурсе. Надо признать, что никакими политическими или патриотическими наклонностями устроителей такой расклад объяснять не приходится. Потому что отменное жюри во главе с Шарлоттой Рэмплинг и с такими людьми, как классик поставангарда Мэтью Барни, или выдающийся актер Армин Мюллер-Шталь, снимавшийся у Джармуша, выдали две высшие и одну специальную награду именно трем немецким актерам. Можно позавидовать.
Это же жюри оказалось на высоте, обманув ожидания всех наблюдателей, уверенных, что «Золотой медведь» попадет в руки Майкла Уитерботтома и сорежиссера фильма «Дорога на Гуантанамо» Мэта Уайткросса. Но присуждавшие призы стереотипами, связанными с фестивальной модой на политическую актуальность, на сей раз не озаботились. Хотя английские режиссеры получили-таки награду «За режиссуру», ведь их квазидокументальный фильм (о том, как три пакистанца, проживающих в Англии, отправляются в Пакистан, Афганистан, а потом их заподозрили в пособничестве террористам и отправили в американскую тюрьму на Кубу) формально сделан причудливо — на стыке фикшн-нонфикшн. И потому за режиссуру ответить он был как бы обязан. Впрочем, это единственная уступка жюри Берлинале. Мое недовольство этим решением связано, во-первых, с тем, что политически важные фильмы хорошо бы делать в более «чистых жанрах» — в пропагандистской документалистике, как Майкл Мур, одержавший победу на предпоследнем Каннском фестивале; или в жанре игрового художественного кино, как «Молох» Арабова-Сокурова, или немецкий «Бункер». А «Дорога на Гуантанамо» является по сути публицистическим телевизионным фильмом, в котором английские актеры (по происхождению пакистанцы) реконструируют воображаемые в реальности биографии путешественников в ад, охраняемый безжалостными американцами, видящими в каждом не англосаксе шахида и гада. Впрочем, на берлинском кинорынке именно «Дорога на Гуантанамо» оказалась на верхотуре топ-десятки купленных картин.
Конечно, приз за режиссуру надо было вручить Роберту Олтмену за фильм «Друг прерий». И не только за классическое прошлое этого сверхзамечательного режиссера. Но и потому, что его последняя картина (о страшно популярной радиопередаче, просуществовавшей в американском эфире 30 лет и закрытой якобы из-за угрозы падения рейтинга) выстроена с блеском, остроумно, в изумительном ритме. И главное — легкой рукой 80-тилетнего режиссера. И снята оператором Эдом Лахманом отменно. И смелость Мерил Стрип, поющей песни кантри, восхитительна. И образ блондинки-злодейки, напоминающий, что легендарной музыкальной передаче пришло время закругляться, по-киномански ненавязчив. И образ полицейского, охраняющего здание театра, откуда в радио эфир транслируется передача-концерт, уморительно смешон, как пародия на героев черного фильма. Короче, прокатили Р. Олтмена, наверное потому, что на грядущей церемонии «Оскара» он получит статуэтку «За вклад в киноискусство».
Другие почтенные классики выглядели на Берлинале более бледно. «Новый мир» Теренса Малика (о завоевании англичанами американской Вирджинии в ХVII веке) разочаровал, несмотря на доверительную медитативность повествования и отлично снятые пейзажи Эмманюэлем Любецким. История любви капитана Джона Смита (Колин Фарелл) и красавицы-аборигенки отсылает к отношениям Адама и Евы на фоне изумляющей глаз природы. Однако привлекательное тщание Т. Малика в его минималистском эпосе все же оказалось холостым выстрелом.
При этом Клод Шаброль своим фильмом «Опьянение властью» спровоцировал среди зрителей еще больший негативизм. Выбрав, как обычно, свой талисман — Изабель Юппер — на главную роль судьи по расследованию (у нас эти функции выполняет следователь), режиссер, скорей всего, полагал, что «этого достаточно». Увы. И. Юппер блестяще мастерит, облюбовывает все детали взгляда, пластики, аксессуаров, но история ее бескомпромиссной героини, разоблачающей крупных владельцев корпораций, ворующих тысячи евро в свой карман, и коррумпированных политиков — это всего лишь поверхностная дешевка, не лишенная, конечно, французской элегантности за счет интерьеров-экстерьеров, намеков на адюльтер трудолюбивой героини и прочих галльских радостей.
На Берлинале были и другие, так сказать, не получившиеся, однако талантливые картины, о которых сожалеешь, что сорвался запрограммированный результат. Речь, в первую очередь, идет о «Науке сна» Мишеля Гондри, знаменитого автора музыкальных клипов, режиссера «Вечного сияния страсти». Его новая картина преисполнена обворожительных сюрреалистических образов, сцен, эпизодов. И, в сущности, посвящена креативности — предмету-субъекту-объекту познания, воображения, воплощения. Стефан — художник-график (нежная и тонкая работа мексиканского актера Гаэля Гарсиа Берналя), приезжает к матери (Миу-Миу) в Париж, чтобы поработать в издательстве, выпускающем календари. О, надо видеть этих комических персонажей — авторов массовой пошлейшей продукции, которых охмуряет своими творческими капризами ребячливый и талантливый Стефан, полюбивший к тому же соседку по имени Стефани (Шарлотта Гейнсбур). Эта парочка восхитительных придумщиков, инсценирующих свои сны, воспаляющих возбудимость персонажей картины и зрителей, дорогого стоит. Вместе с тем завиральные планы, например, частной телевизионной студии, расположенной в кухне Стефана, или оживление животных-игрушек, остались, к сожалению, набором незаурядных аттракционов полупровального фильма.
Многие, судя по агрессивной рекламе, ставили на немецкую адаптацию моднейшего несколько лет назад французского романа Уэльбека «Элементарные частицы». Но режиссер Оскар Роллер отмахнулся и от интеллектуальной горечи романа, и от его романтического цинизма. Он превратил интеллектуальную страстность Уэльбека в психологическую мелодраму о двух сводных братьях: едва ли не бесполом генетике и психически нестабильном, сексуально озабоченном Бруно. Вместо философии Ницше, рефлексии об экспериментальной науке клонирования и об отпоре жизненному стилю хиппи, к которому принадлежала мать героев, мы увидели попсовую иллюстрацию комплексов травмированных мужчин, которых завели для зрелищных эффектов в клуб свингеров, где меняют партнеров, и в психушку, где Бруно посещают видения-привидения. Хотя Мориц Блябтрой, получивший приз за главную мужскую роль, совершил в этой роли больше, чем можно было ожидать даже от него, одаренного артиста. Его закрепощенность, нервы, инфантилизм, страх одиночества сыграны с такой живой непридурошной силой, что она отчасти искупила грубую сентиментальность режиссуры О. Ролера.
Другая немецкая — одна из трех вообще лучших в конкурсе картин — «Свободная воля» Матиаса Гласнера могла претендовать не только на полученный Юргеном Фогелем спецприз (исполнитель главной роли, соавтор сценария и сопродюсер) «за художественный вклад». Эта почти трехчасовая картина о посудомойщике-насильнике, признанным невменяемым, отсидевшем в реабилитационном центре и начавшем, казалось бы, новую жизнь, где нашлось место и глубокому роману, и зову прежних склонностей, и — в финале — самоубийству. «Свободная воля» замечательна двойным ударом в глаз и сердце. А также невыразимо достоверным — отчаянным, сдержанным, нюансированным актерским дуэтом Юргена Фогеля и Сабины Тимотео. Молчаливая картина с минимальными диалогами, но с неизменным «эффектом присутствия» душераздирающих невозможных и неотвратимых отношений мужчины и женщины, мощной драмы, загнанной на глубину существования персонажей, заброшенных в прекрасный и ужасный, равнодушный и приветливый мир, город, на морской берег. Если не сутяжничать, то «Свободная воля» — образец фестивального кино в лучшем смысле этого слова, лишенного предрассудков арт-истеблишмента и клише арт-гетто.
После показа последней немецкой картины — «Реквиема» Ханса Кристиана Шмида — стало очевидно, что приз за главную женскую роль получит молодая театральная актриса из Базеля Сандра Хуллер. Вместе с тем я настаиваю, что роль Сабины Тимотео сделана не менее грандиозно и с большим магнетическим нервом. Но победила Сандра Хуллер, по природе сверхточная, настоятельно достоверная актриса. Она с восхитительным умением показала душевные муки своей героини — девушки из религиозной семьи, подверженной приступам эпилепсии, но решившей, что одержима дьяволом и самовольно подвергшейся экзорцизму. Этот внешне яркий, но по сценарию, основанному на реальных событиях 70-х годов, и по режиссуре совсем не выдающийся фильм получил и награду ФИПРЕССИ.
Гран-при жюри разделили две картины: милый, не более того и, по-моему, переоцененный дебют датчанки Перниллы Фишер Кристенсен «Мыло» (отдельный приз за дебют) и «Офсайд» знаменитого иранца Джафара Панахи. Он за каждую свою картину, начиная с каннской «Золотой камеры» в 1995 году (дебют «Белый шарик»), получает все главные призы на первых фестивалях. Его последняя картина, снятая репортажно, артистично, в традициях неонеореализма, длится ровно 90 минут — столько же длится футбольный матч (его победитель оправится на Кубок чемпионов), на который мечтают попасть молодые иранки, переодетые в мужскую одежду (женщинам вход на стадион запрещен), но оставшиеся в «офсайде», в загончике, под присмотром охранников, блюдущих местные нравы гендерных позволений. «Офсайд» Д. Панахи — карикатура на иранские культурные коды, но — в отличие от известной карикатуры в датской газете — представлена она мягко, любовно, с абсурдистским юмором. Теперь режиссеру, после бурной отповеди затерроризированной жизни иранских женщин в «Круге», получившем «Золотого льва» в Венеции, милы и футбольные фанатки-иранки, и законопослушные недалекие охранники- иранцы, и отцы девушек, опасающиеся сплетен соседей, и Иран наконец, славу которому принесет спортивная, футбольная победа, а не политический консерватизм. Что ж, приятно видеть-слышать.
Такой же приятной новостью стало и присуждение «Золотого медведя» за лучший фильм боснийской дебютантке Ясмиле Жбанич, поставившей «Грбавицу». Название картины — это район Сараево, где в послевоенные теперешние времена живут обездоленные женщины с детьми, их мужья погибли на полях и в прочих местах сражений. Эти изможденные, рано постаревшие, но внутренне стойкие женщины проходят сеансы психотерапии, где облегчают свои души рассказами о пережитых страданиях. И только одна из них — Эсма (прекрасная работа Мирьяны Каранович) — не способна на исповедь. Она живет с дочерью-безотцовщиной, которой нужны 200 евро на экскурсионную поездку. Тем же детям, кто принесет справку о геройски погибших отцах, поездка будет бесплатной. Такого документа у матери для дочери нет. Эсма находит работу официантки в ночном клубе, но владелец-гангстер денег не дает. 200 евро — пружина сюжета. И пружина невероятного напряжения человеческих, социальных, семейных связей. И размывания каких бы то ни было границ между военной жизнью и мирной, между благими утешениями и страшной правдой, между любовью и зверством. Мать признается дочери, что была изнасилована, что не знает отца девочки. Но... собирает... одалживает деньги дочке на поездку. И любовь, и семья после угрожающих психологических взрывов воссоединяется. Очень скромная, лишенная пафоса, картина повествует о военных последствиях сквозь сочувственный и лишенный иллюзии взгляд на «город женщин» — совсем юных и потускневших, находящих в себе, однако, силы нести свой крест (при том, что режиссер на стороне боснийцев), действовать, надеяться и улыбаться, не утирая слез.
Мой персональный фаворит конкурсной программы — «Охранник» дебютант Родриго Морено получил престижный приз Альфреда Бауэра за новаторский вклад. При этом ни откровенного, ни шокирующего «новаторства» в этой картине с гениальным актером Хулио Чавесом (он же по совместительству известный аргентинский драматург, режиссер, сценарист) нет как нет. Название фильма в переводе с испанского имеет некоторую тонкость. Этот «Охранник» — по сути страж или хранитель ключей, то есть самый высокий охранник, следующий по пятам за министром экономики, приставленный к нему денно и нощно, на работе и в Буэнос-Айресе, в поездках и в загородном доме. Картина о тени человека, который наблюдает за своим подопечным сквозь двери и окна, сквозь асимметричные углы зрения, в неожиданных фрагментарных ракурсах. Лишиться тени — и не только по традиции романтического писателя Шамиссо — значит перестать быть человеком. Человек, не отбрасывающий тень, становится «тенью» бездушной оболочки. Рубен — герой Хулио Чавеса, показанный и в домашнем обиходе, и в кругу родственников (их сцене в китайском ресторане мог бы позавидовать Майк Ли), и в редком одиночестве, и среди водителей, среди охранников других министров... В финале он лишает своего министра собственной тени, убивая ординарного бедолагу в упор из револьвера. И отправляется к морю, которое он видел всего один раз в жизни, недавно, почти 50-летний, и то, когда сопровождал министра на какой-то там саммит. Уехал ли он к морю, чтобы покончить с собой, мы не узнаем. Но финальный план безлюдного моря останется в памяти зрителей, еще отбрасывающих тень...
