Но фактически она является целостным подразделением, объединенным общей мотивной структурой, как ранее «Пир» и «Сахарный Кремль». Объединяет рассказы сборника мотивы, связанные с авангардной живописью. Название книги — очевидное противопоставление «Черному квадрату» Малевича. А «Белому квадрату», в свою очередь, противостоит «Красная пирамида», точнее «пирамида красного рева». Здесь видится пародия извечное противостояние красных и белых в российской истории. «Пирамида красного рева» имеет своим основанием всю Красную площадь, но увидеть ее можно только в измененном состоянии сознания, в другой реальности. Она заражает людей красным ревом, чтобы нарушить внутренний строй человека, чтобы «человек перестал быть человеком». Коммунизм же — «это не светлое будущее, а красный рев сегодняшнего дня».
А вот как видится красная пирамида герою перед самой смертью: «Пирамида вибрировала, испуская красный рев. Он исходил из нее волнами, затопляя все вокруг, как цунами, уходя далеко за горизонт, во все стороны света. Люди были затоплены красным ревом. Они барахтались в нем. Идущие, едущие, стоящие, сидящие, спящие, мужчины, старики, женщины, дети. Красный рев накрывал их всех. Он яростно бил бил красной волной в каждого человека». Россияне оказываются отравлены красным ревом на века.
В рассказе «Ржавая девушка», используя идею Железного Дровосека из сказки Фрэнка Баума, Сорокин пародийно иллюстрируют ту мысль, что нынешние мигранты из стран Ближнего Востока и Африки дадут своеобразную «смазку» европейцам, особенно представителям беднейших слоев населения. В «Белом квадрате», посвященном режиссеру Кириллу Серебренникову, Сорокин, в привычной для себя абсурдистской манере, показывает, как все в России, включая искусство, историю и политику, превращается в банальное телешоу и не выходит за пределы столичной тусовки (сразу вспоминается опереточная оппозиционность Ксюши Собчак), не желающей иметь ничего общего с «нищебродами» из остальной России, не живущими, а выживающими. Шкура же популярного ведущего, которую содрали гости из-за передоза, годится разве только на то, чтобы, вместо бараньей кишки, делать понаваристее щи для российских бедняков, торгующих у храма фальшивым медом. А завершается шоу все на той же Красной площади, где «на Мавзолее Ленина стоят зооморфы в светлых летних костюмах с головами крокодилов, гиен и носорогов», принимающие парад зэков с тачками, радостно поющими: «Этот день побе-е-е-еды!»
А в рассказе «Ноготь», посвященном эпатажному режиссеру Константину Богомолову, характерное для того обращение к теме телесного низа взрывает мирно протекающую вечеринку друзей и приводит к смертоубийственной драке всех против всех, в которой, как на Руси водится, до смерти убивают именно евреев (если перевести в пристойную форму известный в России лозунг). А русских уже грозятся свести к ногтю приезжие с Кавказа. Кстати сказать, действие у Сорокина, снабженное узнаваемыми деталями, развивается так, что порой читателю затруднительно определить, происходит ли оно в советской России или уже в постсоветской.
И еще у героев Сорокина растет черная башня страха — это уже в рассказе «Фиолетовые лебеди». Он начинается, как стихотворение в футуристической манере и фиксирует признаки грядущего пришествия сатаны, а затем переходит в традиционную сорокинскую прозу, в полилог «Очереди», чтобы завершиться повествованием в стиле русской классики, взрываемом фантастическими происшествиями. Вот как передаются апокалиптические слухи, навеянные известным полетом Путина с журавлями: «Сорок восемь черных журавлей. Поднялись. Вокруг Кремля три круга сделали... Оборотился журавлем. — Черные маги... — Гноем африканским обмазались. — Весь ближний круг. — Улетели, нах?! — И патриарх с ними. — А нам крылом памахалы... — На Якиманке зажарили на вертеле архиерея, натопили из него сала, налили свечей. И служат черную мессу... — Чечены с китайцами. Новый договор! Подписан. Русской кровью... — Недаром он тогда с журавлями летал...»
А летят президент, патриарх и ближний круг на свидание со всевидящим и чудотворным старцем Панкратием, который с помощью собственного дерьма постепенно замуровывает себя в своей келье (очень похоже на нынешнюю «блестящую изоляцию» России). Туда же, к келье старца на далеком юге, стекаются и вполне узнаваемые представители российской общественности. Вот как, например, представитель СРИ (Союза русских искусств), в карминовом сари и с медалью «За оборону Донбасса» возглашает основной принцип функционирования российской государственности: «Мы можем, мы должны обо всем говорить, а не шептаться по углам, как либеральная плесень, говорить ежедневно, еженощно, каждый час, каждую минуту, каждую секунду, чтобы понять, в какой великой стране мы живем и как много мы можем вместе, как много у нас впереди, какой у нас прекрасный президент, какие замечательные воины, генералы, старцы и святые, отцы, матери, братья, жены, дети, мы все преодолеем, все решим, только если будем говорить, говорить и говорить!» А еще в российском государстве «все — как бы. Как бы покой, как бы воля, как бы закон, как бы порядок, как бы царь, как бы бояре, как бы холопья, как бы дворяне, как бы церковь, как бы детский сад, как бы школа, как бы парламент, как бы суд, как бы больница, как бы мясо, как бы самолет, как бы водка, как бы бизнес, как бы машина, как бы завод, как бы дороги, как бы кладбища, как бы пенсия, как бы сыр, как бы мир, как бы война, как бы мать родна».
А помощь старца, который, однако, никого из первых лиц государства не принимает, понадобилась в связи с совершенно неординарной ситуацией. Помните, как в булгаковской «Белой гвардии» Шполянский засахаривал гетманские броневики. А в «Фиолетовых лебедях» в сахарные головки превращают термоядерные боеголовки российских стратегических ракет с говорящим именем «Сатана» эти самые лебеди. Смертоносные боеголовки — единственное настоящее, что есть у России: «Если и это станет как бы, тогда здесь не будет вообще ничего. Будет большое пустое место». И единственное спасительное для России, что подсказывает старец единственному клерку, которого он принял, это сон. Россия привыкла впадать в спячку и так переживать все неприятности. И в рассказе не поймешь, где кончается сон и начинается явь.
Не обойдена в сборнике и чекистская тема. В рассказе «День чекиста» два ветерана органов, отмечая профессиональный праздник русской водкой и русской закуской, поочередно надевая на себя шинель госбезопасности (чем не гоголевская шинель!), вспоминают славные дела минувших дней, вроде расстрелов, арестов, фальсификаций следственных дел, голодомора, депортаций, пыток, которые переходят потом в чисто сорокинское — пить через соломинку кровь монархистов и жарить на постном масле мозги великих князей. При этом рассказчики рефреном повторяют: «И не стыдно тебе? — Нет». А затем в воспоминаниях всплывает подслушанная одним из собеседников сцена в пионерлагере, как в правление Андропова тесно связанный с КГБ старший пионервожатый с революционным именем Марат подвергает мучительному анальному сексу пионервожатую Сашу, только что окончившую девятый класс, и шантажом и угрозами заставляет ее, несмотря на боль, повторять: «Мне хорошо!» Очень похоже на современное отношение к России Путина и его друзей-чекистов.
Еще один рассказ на чекистскую тему, «В Поле», пародирует движение реконструкторов, некоторые участники которого во главе со Стрелковым-Гиркиным сыграли столь печальную роль в развязывании войны в Донбассе. У Сорокина артисты-реконструкторы представляют на Красной площади избиение следователем Родосом режиссера Мейерхольда, которому красочные синяки и кровоподтеки наносит простая русская девушка — визажистка Поля. При этом симпатии подавляющего большинства зрителей, с благословения властей, — на стороне палача Родоса, а не жертвы Мейерхольда. То меньшинство, которое сочувствует Мейерхольду, подвергается остракизму, избиениям и арестам. В финале, уже в гостинице, Родос и Мейерхольд одновременно совокупляются с пьяной Полей, что заставляет подумать о том, что к России одинаково относятся как те, кто играет роль палача, так и те, кто изображает жертву, если иметь в виду под последними «разрешенную» либеральную оппозицию и тусовку.
В заключительном рассказа сборника, «Платок», этот извечный символ российской женщины становится источником мучительного противоестественного наслаждения. Да, Россия Сорокина определенно подвержена мазохизму.
