На прошлой неделе Киев посетил известный американский режиссер Деррен Аронофски («Пи», «Реквием по мечте»), чтобы представить свой последний фильм «Рестлер». Эта лента не только имела значительный коммерческий успех, но и стала триумфальным возвращением на экран одного из лучших американских актеров — Микки Рурка. После премьеры картины состоялась пресс-конференция с режиссером.
— Нет ли у вас ощущения возвращения домой?
— Да, мой дедушка родился в Киеве, он ходил в школу в Одессе перед тем как переехать в Америку, поэтому я всегда хотел сюда приехать. Я впервые здесь, а на прошлой неделе также впервые побывал в Москве и Петербурге. Это очень здорово, ведь то, что я всегда считал моей культурой, на самом деле является украинской культурой, например, еда, различные блюда. Очень приятно увидеть эту связь. Я очень счастлив, что люди здесь так хорошо реагируют на мои работы. Может, это из-за того, что я связан с этими странами. Мне очень нравится Достоевский, например.
— Если говорить о «Рестлере», то в нем заметны кардинальные изменения вашего стиля режиссуры. Это вызвано неудачей предыдущей картины «Фонтан»? Теперь мы будем видеть такого Аронофски?
— Каждая история имеет свою визуальную эстетику, поэтому нужен индивидуальный подход к сюжету. Иначе говоря, нужно каждый раз по-новому решать, где поставить камеру. Сложилось так, что над моими первыми тремя фильмами работала одна команда, и потому они, во всяком случае для меня, очень похожи. После того многое изменилось, у меня уже новая команда и я ставлю перед собой новые задачи. Мне кажется, что любой художник должен делать что-то новое, не зацикливаться на предыдущих достижениях. Что же касается будущего, то я не знаю, что вам сказать. Сначала нужно найти сюжет, историю, а потом увидим.
— Как вам работалось с Рурком?
— Ему действительно было тяжело. Он сам переживал такие же ситуации, как в фильме. Но между командой «Мотор!» и «Снято!» он самый лучший актер, который только может быть, его можно просто выпустить на площадку и больше ничего не делать. Поэтому для меня было важно его вдохновлять, не обижать, создавать ему условия, чтобы он работал как можно лучше. И вы видели, что он сделал.
— Правда ли, что главного героя должен был играть Ник Кейдж?
— На Микки никто не давал денег, уже был август, и я решил попробовать другого актера — в таком случае мы могли бы получить втрое больший бюджет. Однако я провел свой опрос: останавливал прохожих на улицах Нью-Йорка и спрашивал их, что они думают о Микки Рурке, хотели бы, чтобы он был в фильме? И все были за него. Поэтому я решил, что это важно.
— Можно сказать, что фильм определенным образом передает его судьбу?
— Когда я выбирал между Рурком и Кейджем, моя команда агентов говорила, что фильм не выпустят, все сорвется, и я понял, что не хочу делать фильм без Микки. Я долго все взвешивал, но в конечном счете решил: если его не будет, то я не буду делать этот фильм. Для художника чрезвычайно важно точно знать, что именно он собирается делать. Вначале, когда я начал проводить с ним время, он жил в Майами. Мы ходили по улицам и встречали прохожих, которые над ним смеялись. Но он на самом деле очень-очень классный американский актер, и мне было страшно смотреть, как над ним потешаются, что о нем говорят. А он говорил: «Я не знаю, что делать. Пусть себе говорят». У него просто был очень тяжелый период. Случались такие ситуации, когда он заходил в какое-то помещение, и никто с ним не разговаривал, все его игнорировали. Намного сложнее терять, когда что-то до этого имел, чем вообще никогда ничего не иметь. Мне кажется, что он наконец получил свое признание от мира.
— Выходит, «Рестлер» — об одиноком человеке?
— Да, это об одиночестве. Но также там еще много вещей. Это о борьбе между семьей и искусством, о реальной жизни и о работе, а также о прошлой славе, о человеке, который был очень знаменит, но потерял все. Многие из спортсменов это понимают. Не имеет значения, либо это рестлинг, либо футбол: однажды ты просыпаешься и понимаешь, что уже не в состоянии делать то, что делал когда-то.
— Если об этом уже зашла речь: как, по вашему мнению, изменился рестлинг с 1980-х?
— Для меня это очень популярный спорт. Однако в рестлинге есть физический аспект, и есть шоу. С одной стороны, когда заходишь за кулисы — те парни тренируются, поднимают гантели, а также общаются, как актеры после спектакля. Очень давняя традиция рестлинга — показать все так, чтобы выглядело как настоящий поединок. Но в конце 1980-х — начале 1990-х они были вынуждены признать то, что это не спорт, а развлекательная программа. С тех пор кое-что изменилось. Рестлинг стал более грубым, в нем появилось больше насилия. Конечно, зрители ведут себя так, как будто они ничего не знают, но на самом деле всем известно, что это шоу — и для взрослых, и для детей. Но им интересно смотреть на грубость, интересно наблюдать, как люди рискуют своим здоровьем. Между прочим, для меня одним из источников вдохновения при создании фильма стала песня великого джазмена Чарльза Минуса «Клоун» — там речь идет о клоуне, который начинает понимать, что для того, чтобы нравиться людям, он должен причинять себе боль. И он причиняет себе боль до тех пор, пока для него все это становится совсем невеселым.
— Именно поэтому главный герой так много плачет?
— Мне кажется, что, когда мужчины плачут, это хорошо, потому что некомфортно. Большая тайна заключается в том, что мужчины тоже плачут. Только они это делают в уединении.
— Какого психологического эффекта вы хотели достичь, показывая в первой половине фильма главного героя со спины?
— Все хотят посмотреть, как он выглядит, какое у него сейчас лицо, потому мы прячем его лицо в некоторых сценах. Но мне казалось, что он многое мог бы выразить своим телом, у него очень мужественное физическое телосложение. Для актера очень важно работать не только голосом, лицом, а и всем телом. Многие актеры не работают телом, а Рурк работает даже наименьшей мышцей.
— А для него такие нагрузки не были слишком большими? Все-таки возраст...
— Микки Рурк всегда занимался спортом, он не покидал спортзал. Он боготворит культуризм, поэтому ему очень понравилось играть так.
— И все же, не приходила ли вам мысль задействовать профессиональных рестлеров?
— Многие хотели со мной работать, но я не хотел снимать профессионалов. Я стремился создать альтернативную реальность. Звезду бы сразу узнали, начали бы говорить, что это именно о нем. Все, кто снимаются в эпизодах — настоящие рестлеры, но не очень известные. Мы ходили на матчи с настоящими зрителями и борцами. Мы снимали матч, после матча я, оператор и Микки забегали за кулисы, а зрители очень были этим возмущены, потом — еще один матч, Микки в это время отдыхал. Мы просто перескочили этот этап, чтобы сделать фильм.
— В связи с итогами «Оскара», не было ли у вас ощущения, что нужно было сделать фильм о человеке нетрадиционной ориентации?
— Микки многих оскорбил за свои 15 лет в Голливуде. Мы прошли невероятный путь... Мы очень довольны на самом деле. Помню, после «Золотого льва» на Венецианском фестивале Микки мне позвонил и кричал на меня: «Что ты наделал? Я не могу выйти на улицу, меня везде караулят папарацци!» Для него это хорошо закончилось. У него дома есть полка со всеми этими призами — «Золотым глобусом», «Бафтой»... Конечно, мы хотели бы получить «Оскара» в конце, но Шон Пенн хорошо сыграл, и мы очень рады за него.
— Верите ли вы, что Рурк воспользуется возможностью, чтобы изменить свою жизнь?
— Думаю, Микки уже использует эти возможности — он больше заработал, чем я, имеет контракты на следующий год. У него все хорошо. Он принимает правильные решения, и мне кажется, что мы его еще увидим.
— Не из-за тех ли изменений в рестлинге, о которых вы говорили, вы не любите 1990-е?
— Я очень люблю 1990-е, мне как раз не нравятся восьмидесятые годы, холодная война и все такое. Я помню, что вы собирались бросить на нас атомную бомбу, для нас это было страшновато. Нам всем промывали мозги, как и вам в те годы. Мне кажется, что 1990-е — это очень интересное время, было много возможностей для мира пойти вместе в совсем ином направлении. Кажется, только Курт Кобейн был не очень счастлив.
— Правда ли так плохи дела в той Америке, которую вы показали в «Рестлере»?
— Я это неосознанно делал. Это не было моей целью. Когда мы начали работать, художник-постановщик сказал, что нам необходимо много американских флагов. Мы начинали снимать в Нью-Джерси, а там масса американских знамен. У нас были проблемы с иранцами из-за иранского флага... Этот фильм показывает ту сторону Америки, которая не так гламурирована Голливудом, более депрессивная. Мне кажется, что многие американские фильмы этого не показывают, но это существует.
— Другой герой «Рестлера» — Брюс Спрингстин, чья песня также получила «Золотой Глобус»...
— Микки ему написал письмо. Брюс ответил, что прочитает сценарий, и если ему что-то прийдет в голову, то он что-то составит. Они очень хорошие друзья. Я никогда не видел живых выступлений Спрингстина. Микки взял меня с собой, мы пошли на концерт, там было 80 тысяч зрителей, которые знали эти песни, пели их вместе, а потом мы зашли за кулисы. Микки представил нас друг другу и оставил наедине. Я сидел сам со Спрингстином! Тогда я впервые почувствовал страх сцены. Я не знал, что сказать, я боялся, просто оцепенел, но он был классный, просто взял гитару и сыграл эту песню. И дал нам ее бесплатно, потому что хотел помочь Микки. Это был красивый жест.
— Как вам удается убедить своего отца сниматься у вас в фильмах?
— Мой отец снялся впервые просто потому, что один актер не пришел, и тогда я поставил своего отца. Ему понравилось, и он действительно бы обиделся, если бы я ему не дал роль. Он сразу спросил: «Кого я буду играть?» Хотя он ужасный актер.
— С какими актерами вам лучше всего работается?
— Мне нравятся голодные актеры. Очень страстные актеры, готовые на что угодно. Потому что актеры, которые достигают успеха, начинают бояться, и тогда очень тяжело заставить их показать себя.
— Какой фильм был наиболее трудным для вас?
— Все были трудные, но самым трудным стал «Фонтан». Я занимался им шесть лет. Я рекомендую посмотреть его, потому что он становится лучше с каждым просмотром.
— Это, кажется, первая ваша работа, в которой ощутимы сильные мистические моменты. Вы религиозный человек?
— Не знаю. Я верю в людей. По моему мнению, все религии говорят об одном и том же, духовность одна и та же. Мы об этом часто забываем и вызываем много боли на всей планете. Поэтому мне важно показать, как все вещи соединены между собой и что мы, люди на земле, имеем схожий путь. Кстати, сейчас работаю над фильмом, где события происходят на Камчатке в России, и мне хотелось бы принимать участие в других международных проектах, мне интересно работать в различных местах.
— И напоследок: что, по вашему мнению, лучше, чем создание фильмов?
— Кинематограф ужасен. Худшее занятие в мире. Лучше все что угодно, нежели это.
