Когда я пришла на интервью к Дмитрию Логвину, оркестр «Времена года» как раз репетировал «Сюиту в старинном стиле» Альфреда Шнитке, которая несколькими часами позже прозвучала в Днепропетровске впервые. Камерному оркестру имени Гарри Логвина в этом году исполнилось 18 лет. Его руководитель и дирижер Дмитрий Логвин также является главным дирижером оркестра «Киевские солисты» и работает исполнительным директором PinchukArtCentre. Наш разговор — о спросе на классическую музыку, о современном искусстве и нехватке концертных залов, о честности со зрителями и магии, которая возникает между залом и музыкантами.
— Своими концертами вы опровергаете распространенное мнение, что классическая музыка в Украине не пользуется популярностью. У вас всегда полный зал. Как вам это удается?
— Я не согласен с этим мнением. В 1993 году, когда мы с папой создали оркестр «Времена года», традиции были такие, что очень редко можно было увидеть большое количество людей в залах филармонии и оперного театра. В апреле 1993 года была первая репетиция, а 6 июня уже был первый концерт. У нас сразу был аншлаг. И вот с тех пор я не помню ни одного концерта оркестра «Времена года», а за 18 лет их было уже больше 200, на котором у нас был бы неполный зал. А последние пять лет табличка «Все билеты проданы» появляется за 15—20 дней до начала концерта.
И Днепропетровск, и Полтава, и Кировоград, и Киев, — города, абсолютно нуждающиеся в камерной классической музыке. Публика хорошо чувствует, когда к ней относятся честно и когда ее обманывают. И обмануть можно два-три раза подряд, но на четвертый ты уже никак не объяснишь, что уж в этот раз будет хорошо. Когда зритель знает, что его ждет праздник, что его ждет сеанс в чем-то гипноза, в чем-то излечения психологических проблем, то он идет на эту программу и опровергает тем самым, что Днепропетровск, или другой город, — город не культурный. Просто нужно честно относиться к публике, тогда все будет хорошо.
— Говорят, что вы строгий руководитель, что требовательно относитесь к внешнему виду своих музыкантов, к их работе...
— Прежде всего, я так отношусь к себе. Я себе не позволяю выйти за пульт любого оркестра, которым дирижирую, неподготовленным, хотя мой опыт позволяет большинство партитур прочесть с листа на репетиции. Как оркестровый музыкант в прошлом, я знаю, что музыканты это видят и чувствуют с первого такта. И никогда потом не завоюешь авторитет, и никогда не добьешься своего, если музыканты будут знать, что ты в чем-то слабее. Поэтому я, прежде всего, требовательно отношусь к себе: к внешнему виду, к подготовке к репетиции, к концерту, к составлению программ, к афишам... Поэтому музыканты позволяют быть требовательным к ним.
— Классическая музыка несет позитивные эмоции, очищение, изменяет людей в лучшую сторону, а большинство современного искусства, которое выставляется в PinchukArtCentre, где вы являетесь исполнительным директором, — скандально, оно несет в себе вызов и, скорее, негатив. Как вам удается совмещать работу с этими противоположными видами искусства?
— Я просто очень люблю работать. Мне нравится сам процесс. Думаю, что если бы я был директором металлургического завода, я бы работал точно с таким же интересом и азартом, как дирижирую оркестром. Когда в конце 2002 года Виктор Пинчук сказал мне, что он планирует строить музей современного искусства, я был просто в шоке. Если бы он сказал, что будет строить картинную галерею, классического искусства, — это было бы нормально, он много лет собирает коллекцию русской живописи. Но был такой резкий поворот на 180 градусов. Ну, мы засучили рукава и уже через полтора месяца начали работать. И вот сегодня PinchukArtCentre — один из самых крупных и мощных институций современного искусства во всем мире. Что опять опровергает мнение о том, что Украина не доросла, что еще рано... Это же прекрасно, что сегодня один из мировых центров современного искусства находится в Киеве. Центров — не в смысле здания, а в смысле позиции. Все знают, что есть MOMA, есть Тейт, есть Бильбау, а есть PinchukArtCentre в Киеве.
— Существует много споров о том, что, например, акула в формальдегиде Херста — это не искусство, а просто хорошо распиаренный проект. Что вы думаете по этому поводу?
— В одной только Украине живет больше 45 миллионов населения, все не могут думать одинаково. Кому-то нравится Херст, кому-то нет, если не нравится — не ходите. Если мне что-то не нравится, я вначале стараюсь понять. Этому меня научила как раз работа в PinchukArtCentre. В современном искусстве позиция «нравится — не нравится» вообще учитывается в последнюю очередь. В классическом — да, там по-другому, вы видите картину Рафаэля и, не вдаваясь в глубину работы, вы можете почувствовать эмоционально: приятно вам это или нет. В современном искусстве этого очень мало — нужно знать, почему была создана та или иная работа, как она был создана, что подвигло автора, каким образом технически она была создана — и тогда она уже вызывает чувство уважения, интереса. И вы уже по-другому к этому относитесь. Все остальное — просто субъектив.
— Вы уже полтора года являетесь главным дирижером оркестра «Киевские солисты». Как вы с ними сработались?
— Самый лучший ответ на этот вопрос я смогу вам дать 6 декабря, когда мы встретимся в этом же театре на гастролях «Киевских солистов» в Днепропетровске. Сработались хорошо, потому, что музыканты «Киевских солистов» — это очень профессиональные, молодые, азартные люди с хорошим образованием и хорошими инструментами, с большим репертуаром. И самое главное — потенциал «Киевских солистов» как оркестра, в моем представлении, раскрыт процентов на 35—40. Есть огромное поле для роста и дальнейшей работы. Потому, что их личные возможности гораздо выше того, что есть сегодня. Когда-то Башмет сказал, что для того, чтобы оркестр стал оркестром, необходимо восемь лет совместной работы. У нас только 14 месяцев, мы уже дали огромное количество концертов, завоевали своего слушателя по всей Украине. То есть мы в самом начале пути, но дорога эта очень интересная.
— Насколько концертные залы в Украине приспособлены для оркестровых концертов?
— Это тема, требующая не индивидуального интервью, а круглого стола с участием Президента и руководителей творческих коллективов. Украине катастрофически не хватает концертных залов! Государственный академический симфонический оркестр Украины, он же главный симфонический оркестр станы, не имеет своей площадки вообще. Это 100 человек, которые ютятся в каком-то актовом зале. Национальный камерный ансамбль Украины «Киевские солисты» не имеет своего зала и ютится в небольшой комнате, где невозможно репетировать. Есть зал в киевской Филармонии, который подходит для таких выступлений, но у них расписаны буквально каждые 15 минут, потому, что такой зал единственный.
В Днепропетровске ситуация еще хуже, был приличный зал на ул.Дзержинского, в котором теперь вип-клуб Opera, где убрали все, что можно убрать, и сделали клуб для развлечений, т.к. клубов в Днепропетровске катастрофически не хватает (смеется). А концертных залов оказалось много, поэтому хороший зал убрали. Был дворец культуры Ильича, в котором была приличная акустика и 1200 мест, а сейчас там то ли склад, то ли бомбоубежище. За все это время никто ничего не построил. Наши чиновники думают, что в памяти людей они останутся фотографиями на билбордах. А на самом деле их помнят по конкретным делам. Например, кто бы знал о существовании американского миллионера Карнеги, если бы не Карнеги-Холл в Нью-Йорке?
Я часто работаю в Израиле, в небольшом городе Ашдоде, где 150 тысяч населения. Два года назад я там выступал в одном концертном зале, и мне сказали «Извините, мы не успели достроить новый зал, к следующему вашему приезду уже будет новый». И вот 7 апреля я еду на новый концерт, там уже третий концертный зал строится, на 2 500 мест. В городе 150 тысяч населения, а не миллион, как в Днепропетровске, и он находится в постоянном напряжении, потому что рядом Палестина, война. Я думаю, что наши политики когда-нибудь дорастут до понимания, что воспитывать население нужно не рекламными роликами, а тем, что закладывается на много лет вперед.
— Во время концерта вам приходится стоять все время спиной к зрителям. Это не давит, когда за спиной целый зал, вы не видите реакцию публики?
— Это очень помогает, я чувствую каждым нервом спины и рук весь зал, каждого зрителя. Расскажу об одной детали, это не я придумал, но много раз прочувствовал. Существует такой момент, когда вдруг падает номерок от гардероба. И он довольно громко звучит. С одной стороны можно сбиться, но с другой стороны, в этот момент ты понимаешь, что человека накрыло, и пальцы уже не держат. Вот эта энергетика зала полностью передается через меня оркестру, а с другой стороны, энергетика оркестра через меня идет в зал. В этом и есть роль дирижера. Потому что иначе это сродни регулировщику движения на улице, только там не происходит никакой химии. Если на концерте есть этот симбиоз, когда аура зала совмещается с аурой музыкантов — тогда происходит магия. Это может сделать только классическое искусство, современное — не может.
— Вы волнуетесь перед выходом на сцену?
— Всегда. Музыкант, который не волнуется, — это вообще не музыкант. Потому что это такая работа, где невозможно заранее определить результат. Только что все было нормально на репетиции, но выходишь на сцену и может что-то не получиться. И понять это можно только во время процесса, заранее нельзя это предвидеть. Я каким-то образом могу отключаться от своих эмоций. Но самый сложный момент для меня — это выход из-за кулис к дирижерскому пульту. Когда я на сцене — уже не волнуюсь.
— Классическую музыку может понять каждый, или до нее нужно дорасти?
— У Израиля второе место в мире по надоям молока. А первое место у Голландии, где масса зелени, великолепные пастбища, хороший климат... А в Израиле пески и камни. Но в Израиле в коровниках все время звучит Бах. Я не думаю, что только поэтому такие надои, но если даже коровы, которые обладают низким интеллектом, воспринимают классическую музыку, то я не верю, что есть люди, которые не понимают. Есть люди, которые не знают. Но, попав единожды, очень мало кто скажет, что я больше не хочу. Если исполнение хорошее, если есть эта аура. А если зритель проспал весь концерт, тогда нужно винить не музыку, а исполнителя.
— Репертуар вы сами подбираете?
— Да. Я считаю, что одна из главных заслуг оркестра «Времена года» — это подбор репертуара. Камерный репертуар, в отличие от симфонического, в принципе, ограничен. Теоретически можно было бы перестать тратить столько сил на репетиции. А мы постоянно играем новые программы, часто впервые в Украине, я привожу редкие ноты... Можно было из концерта в концерт крутить ограниченный набор произведений, меняя нумерацию симфоний. Но это неуважение к зрителю. Если играть так — очень быстро все раскусят, даже если будешь играть хорошо. Людям надо давать что-то новое, свежее, обязательно хорошо приготовленное. Вот я и стараюсь находить эти продукты и хорошо их готовить.
— Сколько репетиций проходит перед тем, как новая пьеса зазвучит для зрителей?
— Все зависит от оркестра и от программы. На Западе существует норма — три-четыре репетиции. Я люблю репетировать больше. Так как «Времена года» — частный оркестр, мы лишены планов концертов, который имеет любой государственный оркестр, в том числе и «Киевские солисты». У них, например, план — 50 концертов в год. У «Времен года» таких планов нет, и это позволяет репетировать до тех пор, пока я не пойму, что камень отшлифован. Когда грани блестят — тогда я объявляю дату концерта. Если бы я был скован нормами, то я бы не мог себе этого позволить. Поэтому мы с папой и создавали частный оркестр — мы не хотели, чтобы нам кто-то что-то диктовал: что играть, с кем играть и сколько репетировать. Особенно чтобы не диктовали люди, которые не имеют к этой сфере никакого отношения, а просто занимают соответствующих должности.
— Вы работали с Джоном Лордом, основателем Deep Purple. С кем из мировых звезд вам понравилось выступать, и с кем, возможно, мечтаете выступить?
— У меня не было мечты выступать с Джоном Лордом, и вообще я стараюсь не форсировать события. Если работать профессионально и качественно, то все, что ты хочешь, будет. Я не являюсь поклонником рока, но когда ко мне обратились организаторы концерта с Джоном Лордом, я сразу сказал «да». У меня был очень удачный концерт с замечательным музыкантом Александром Малининым. Был концерт с выдающимся украинским тенором Анатолием Соловьяненком, это был последний концерт в его жизни. С кем бы хотел? Круг очень большой: это и классические, и оперные исполнители... С удовольствием сыграл бы концерт со Стингом...
