Если отправился в дорогу, то непременно куда-то придешь.
Даже если тебе кто-то нарочно мешает. А ведь речь идет о целом народе,
огромном обществе, сообществе, которое двинулось к светлому будущему, шагая
по скользкому и опасному пути. Ему, этому народу, никто не мешал, за исключением
разве что самого себя; и потому он так долго шел, этот обездоленный народ,
что уже даже надоело брести к цели. Словом, «цирк на дроті». Или: веселились,
опомнились — прослезились.
Я попробую говорить об известных вещах забытым и замалчиваемым языком.
Речь пойдет о коммунизме, известном нам явлении и мало знакомом, и так
же мало приятном его антиподе — капитализме. Относительно первого, то меня
в детстве напичкали разговорами о безденежном рае, о равенстве и братстве
между всеми народами. Меня даже лупили, когда я наивно засомневался в святости
плешивого дядечки, чья физиономия красовалась на портрете. Вот так я и
взрослел, смотря как сосед ворует на конфетной фабрике шоколад, а потом
кривобоким детским почерком пишет анонимки и бегает сверяться ко мне, не
допустил ли орфографических ошибок. Немного спустя я понял, что человечество
можно уравнять только одним способом — отрубив всем, как курам, головы.
Итак, попросту говоря, уже юношей я был сыт коммунизмом по горло. Я был
не одинок: среди кутерьмы советского общества, которое, словно люэс, разъедала
дикая нищета, вырастало мое поколение. Те, кому сегодня от тридцати до
пятидесяти. Это поколение прозябало под дождем несусветного лепета о бесплатных
магазинах, общественных женщинах и домах, что вскоре таки подтвердилось
— в виде мусорников и ночлежек. А потом приехал родственник из Владимира
и удивил меня откровением, что работа у нас не обязательна: хочешь работай,
хочешь нет. Твоя воля. В стране, где каждый метр густо окроплен кровью
и горьким потом, где с каждой пяди разит смертью, большинство задерганных
работой гегемонов распускало сладкие сопли после работы, заправившись по
кадык сивухой; а рафинированные интеллигенты щелкали языками, смотря на
эту мерзость, и верили, что строят вместе с нею светлое будущее. Сколько
бы я не бурлачил по жизни, все — от последнего нищего до высокопоставленного
чиновника — действительно в это верили. Верили, а не изображали веру. Как
вдруг все затихло и, как кукиш, вырисовалось неопровержимое: не будет социализма
с человеческим лицом. И наступили иные времена: индивидов, сомневавшихся
в симпатичности той «социалистической морды», перестали упекать на покос
дубов на Колыму и в Магадан. Теперь их ожидали белохалатные, с первоклассной
советской выучкой доктора. И оказалось, что усмирить человека проще простого
— нужно только загнать его в ловушку собственного тщеславия.
То было время, когда советского интеллигента, откормленного прогорклым
салом и ливерной колбасой, посетили новые мажорные мысли — о крае обетованного
капитализма. Это был таинственный, когда-то запрещенный, а поэтому очень
желанный мир. И потому, когда подняли все возможные занавесы, включая железный,
когда уничтожили все стены, включая берлинскую, все вдруг поверили, что
вот теперь и наступит долгожданное царство полных желудков и интеллектуальной
свободы. И вот он наконец появился, этот желанный капитализм. Первобытный,
как нежно назвал его как-то один депутат. Оскалил клыки и пошел гулять.
С диким, смердящим душком советчины и славянской лени. И людям за выполненную
работу вообще перестали платить деньги. Я знаю много случаев, когда рабочих
просто выгоняли в конечном итоге, на улицу советуя искать задолженные им
деньги хоть в зоопарке. За последние пять лет я встретил тысячи бездомных,
безработных, никому ненужных мужчин. Они мрачно цепенели в сумерках времени,
угрюмо смотря, как, освещенная неоном фешенебельных магазинов, из истории
исчезала их страна...
