Поэзия — даже в вагонах метро или на стенах зданий? Поэзия — в поисках читателя, массового и элитарного. Насколько перспективен такой путь?
— Не разрываетесь ли между переводами и поэзией, не «ревнует» переводчик к поэту и наоборот?
— Да нет, они — хорошая пара. Помогают друг другу. Часто для того, чтобы перевести какого-то автора, нужно дословно придумать ему язык. Такой украинский язык, которого еще нет, но который мог бы быть, как это было, например, с польскими постмодернистами 1990-х — Анджеем Сосновским, Кшиштофом Сивчиком. Это несколько отстраненная, эрудиционная, игривая поэзия, которая живет своей жизнью как будто отдельно от автора.
У нас так никто не писал. Поэтому пришлось придумывать им язык, и этот процесс оказался таким интересным, что я попытался писать на этом языке что-то свое. Зачем было расточать изобретение? Так возникло много стихотворений, которые потом вошли в книгу «Мяч во тьме». Но то был всего лишь кратковременный эксперимент. Больше всего меня удивляет, когда авторы говорят, что не переводят других, чтобы не «поддаваться влияниям». Я, напротив, очень радостно поддаюсь влияниям, но их должно быть много. Влияние плохое, когда оно одно.
— Кое-кто считает: поэзия — это «колдовство». Какова же роль интеллекта?
— У всех по-разному. И даже у одного автора — по-разному. Десять лет назад я писал стихи спонтанно, искал транс, плыл за собственными ассоциациями без руля и парусов. Теперь преимущественно знаю, что хочу написать, еще до того, как появится первая строка. Это всегда какая-то история, которую я успеваю продумать в общих чертах, или герой или героиня, чей образ складывается достаточно полно, чтобы можно было его/ее вводить в действие. Обычно так пишутся романы или новеллы, но почему бы и не стихи?
Мне кажется, наративная поэзия, которой у нас еще до сих пор мало, но становится все больше — очень интересный жанр. Благодаря самой форме, с помощью которой рассказывается история (а эта форма в силу объективных причин лишает рассказ избыточного количества обстоятельств и деталей), эта наративная поэзия как будто выносит сюжет просто в универсальный контекст.
Думаю, такой всплеск наративной поэзии (не только у Сергея Жадана, который уже давно ее практикует, но и у Екатерины Калитко, Любы Якимчук, Иры Цилык и других) связан с войной, то есть появлением в нашей реальности большого количества еще не отрефлексированных драматических сюжетов, которые добиваются своей формы здесь-и-сейчас. Кто-то недавно очень целесообразно сказал: то, что хорошо для литературы, обычно плохо для государства и общества. Или же можно немного перефразировать Мишеля Фуко, который писал, что боги посылают людям несчастья, чтобы они их рассказывали, а они рассказывают их, чтобы те несчастья больше никогда не случились в их жизни. Вот наративной поэзии это касается в наивысшей мере.
— Что скажете о потребности потребителей покупать и читать поэтические сборники?
— Относительно потребности читать поэзию я всегда настроен пессимистически. Немного оптимистичнее — относительно потребности слушать поэзию или смотреть ее (если идет речь о видеопоэзии или поэтическом перформансе, то есть разных синтетических формах, которые не дают поэзии окончательно потерять свою аудиторию). Но из поэзии — как из гуся вода.
Она выживет, потому что привыкла выживать вопреки всему. Она — как межпланетный десант, который постоянно сам себя засылает в какие-то экстремальные условия, где пока еще не выживал никто. Но ее задача — найти такую форму существования, чтобы выжить, что-то записать, а затем вернуться и рассказать. Поэзия наряду с документалистикой постоянно изучает новейшие формы реальности, потому что гибка и мобильна. И только впоследствии туда приходят другие жанры.
— Вы участник и организатор многих фестивалей, не раз работали на литературных резиденциях, преподаете, член редколлегий нескольких изданий, проводите встречи с поэтами и переводчиками. Не мешает ли такая активность творчеству?
— Мешает, конечно. Но просто сесть и писать-переводить у меня никогда не получалось. Еще пять-семь лет назад я сказал бы, что писатель в Украине должен играть одновременно на нескольких роялях, то есть быть и культурным менеджером, и логистом, и рекламистом, и комментатором. Теперь это уже не так. Профессиональных людей в отрасли становится все больше, и можно уже успокоиться и позволить другим делать то, на что они учились, но у меня как-то все не выходит.
— Достаточно ли переводится художественной литературы в Украине? Ваше мнение о качестве переводов на украинский?
— Достаточно не бывают никогда, но то, что сейчас происходит в сфере переводной литературы в Украине — это что-то замечательное. Это прорыв. Не так уж и давно можно было зайти в книжный магазин и за один раз купить все, что в последнее время вышло в украинских переводах. В такое сейчас трудно поверить. Конечно, эта ракета много где трещит, скрипит и рвется, потому что и издательства, и переводчики оказались несколько не готовы к таким темпам. То есть темпы и запросы рынка опережают рост профессионального уровня всех участников процесса, и многое из того, что сейчас переведено и издано, придется через какое-то время качественно переиздать. Но сейчас есть все условия для того, чтобы учиться и совершенствоваться — и переводчикам, и редакторам, и техническому персоналу, и директорам, и менеджерам. И я почему-то верю, что существенного отката назад уже не будет.
— Что является для вас комфортным?
— Комфортным является (точнее, было бы) не чувствовать зависимости от каких-то политических перемен, которые могут что-то «перекрыть», и остаешься без заказов, без публикаций и денег. Комфортным было бы (а порой уже и есть) видеть законодательно зафиксированными свои профессиональные права и чувствовать уважение к ним. Комфортной является иметь некую личную творческую резиденцию, на которую можно поехать, сидеть на балконе, щелкать на ноутбуке, в перерывах между работой косить траву, что-то красить или собирать яблоки. Вот это у меня, к счастью, есть.
— Действительно ли планируете заняться репортажем? И о чем прежде всего хотели бы написать?
— Пока репортажи перевожу. Но действительно, репортаж — это то, чем я очень хочу заняться. В любой литературе мне недостает такого абсолютного приближения к реальности, такого эффекта присутствия, который возможен в художественном репортаже. При этом роли переводчика и репортера в чем-то очень похожи: оба присутствия почти фантомны, прозрачны, но при этом определяют в тексте все.
— Каким бы вы представили себя Другим?
— Если Другим с большой буквы — то здесь мое воображение ни к чему. Другими нас делают другие. А если идет речь об иначести, о каких-то нереализованных жизненных опциях, то... Может, я когда-то таки завяжу со всей этой литературой и открою небольшой балканский ресторан на львовском Подзамчье, где буду только готовить и по совместительству играть и петь.
СПРАВКА «Дня»
Остап Сливинский — поэт, переводчик, литературовед, эссеист. Автор пяти поэтических сборников, многочисленных эссе, колонок, рецензий, обзоров в украинской и зарубежной периодике. Произведения переведены на 16 языков, отдельные сборники выходили в Польше, Чехии, Германии, России. Автор текста к альтернативному путеводителю по Львову «Awesome Lviv», вместе с Анной Процук. Переводит художественную и научную литературу с английского, белорусского, болгарского, македонского, польского, русского языков. Был координатором Международного литературного фестиваля в рамках Форума издателей во Львове (2006—2007), в 2016-2018 годах курировал проект публичных разговоров «Історії іншості» (интервью с писателями и интеллектуалами, которые имеют опыт социального отчуждения). Принимал участие во многих литературных и переводческих событиях в Украине и за рубежом. Лауреат нескольких литературных премий, среди которых премия Губерта Бурды для поэтов Центрально-Восточной Европы (2009), премия Фонда Леси и Петра Ковалевых (2013), награда «ЛитАкцент года» (2018). Инициатор и соавтор нескольких синтетических художественных проектов, которые совмещают литературу, музыку и перформанс. Преподает историю польской литературы во Львовском национальном университете им. И.Франко.
