Вчера в украинский прокат вышел новый фильм Виктора КОСАКОВСКОГО «Гунда».
Виктор Косаковский (19 июля 1961, Ленинград) на сегодня — наиболее известный режиссер-документалист российского происхождения.
Учился в Ленинградском институте киноинженеров, в 1989 закончил режиссерскую мастерскую на Высших курсах сценаристов и режиссеров, в том же году дебютировал с фильмом «Лосев» о последних днях жизни русского философа Алексея ЛОСЕВА. Практически каждый фильм Косаковского отмечен многочисленными наградами, среди которых — Приз ФИПРЕССИ Берлинале, Почетная награда на кинофестивале в Карловых Варах, премии «Ника» и «Триумф». «Беловы» (1993), «Среда 19.07.61» (1997), «Я любил тебя» (2000), «Тише!» (2002), «Праздник» (2005), «Да здравствуют антиподы!» (2011), «Акварель» (2019) уже стали классикой европейской документалистики.
Однако едва ли не наибольший отклик получила последняя работа «Гунда» (Норвегия-США, 2020), исполнительным продюсером которой выступил культовый американский актер Хоакин ФЕНИКС. В этой черно-белой картине не появляются люди и не звучит человеческая речь. Мы полтора часа наблюдаем за жизнью свиньи Гунда и ее поросят, а также за другими жителями фермы — коровами и курами. Каждое существо, которое появляется в кадре, Косаковский раскрывает как неповторимую личность со своим характером, с глубоко индивидуальными чертами — комическими, трогательными или драматичными. И тем более шокирующим становится финал, когда за поросятами неизбежно приезжает фургон мясника.
Хоакин Феникс назвал «Гунду» «глубоко медитативным» и «проникновенно важным» фильмом, «гипнотическим зрелищем эмоциональной связи между различными видами животных, обычно скрытой от наших глаз», а ведущая кинокритикиня газеты The New York Times Маноло ДАРГИС включила картину в свой список десяти лучших фильмов 2020 года.
Хотя мы встретились в онлайн-формате, общаться с Косаковским именно в жанре интервью — непростая задача. Наш диалог очень быстро перешел в модус равным образом дружеской и эмоциональной беседы. Более всего Виктора волнуют две темы: то, как люди поступают с животными и то, что Россия натворила в Украине. Последнее послужило причиной, по которой режиссер больше в своей стране не живет.
Как бы патетически это ни прозвучало, но Косаковского можно назвать человеком с совестью. В отличие от миллионов его соотечественников.
«ДЛЯ МЕНЯ СЛУЧИВШЕЕСЯ В 2014 — САМОЕ ТЯЖЕЛОЕ»
— Скажите сразу: снимать кино было вашей детской мечтой?
— На самом деле было две мечты. Я хотел защищать животных от охотников и лесорубов. Потому что с детства ходил в лес фотографировать сначала деревья, потом птиц, потом лягушек, змей, ондатр, белок, затем искал водопады. После 8 класса, в 15 лет, пора решать: или ты продолжаешь учиться в школе, или идешь в Лесотехнический техникум и дальше по этому пути. У меня был друг Сергей. Мы с ним вместе, помню, стояли на дороге на велосипедах. Надо следующее утро уже определиться, что делать дальше. И я помню этот момент, когда он сказал: «Нет, я все-таки пойду в Лесотехнический», а я: «Буду кинооператором». И разошлись на этом. Мы и теперь дружим. Он — один из лучших фотографов-анималистов.
— Значит, вашу профессию определило пространство ...
— ...из которого я бежал. Я скорее пытался найти пространство, которое другие не видят. Мне всегда казалось, что люди смотрят и не видят. У меня под окном, к примеру, росла липа. И я удивлялся, что люди не замечают, насколько она прекрасна. У нее были такие руки, она вообще напоминала мне печального человека. И каждую весну приезжали какие-то работники, отпиливали у нее эти руки, в конце концов спилили ее под корень. И я думал: «Какой ужас, что они, слепые, что ли? Это живое существо».
Мне вообще трудно. Вот и сейчас я бежал из моей страны.
— Почему?
— Потому что не могу согласиться с тем, что происходит, с тем, что они делают, например, с вами. Ведь проблема даже не в тех людях, которые сидят за кремлевскими стенами, а в тех, кто соглашается с тем, что эти люди творят. Поэтому мне трудно, поэтому я не нахожусь там, а скитаюсь по миру как бездомное существо. Я спрашиваю моих соотечественников: «Как вы это терпите, как можете в этом участвовать?» Один мне ответил: «Ну что, клетка просторная, цепь длинная». Поскольку они признают это, согласны с таким устройством государства — тогда и руководство будет такое, какое оно есть. Поэтому я прошу прощения перед вами, что я недостаточно герой, революционер и не могу драться с моим правительством.
— Ваши фильмы — уже достаточно сильное средство. Ваша позиция видна очень четко.
— Когда началась война, я пытался сказать своим соотечественникам: «Что вы делаете?» Но это бесполезно, они решили поссориться с вами. Это совсем катастрофа. Для меня то, что случилось в 2014 году — самое тяжелое. Больное. Я не могу это признавать, не могу и не хочу понимать. И я надеюсь, что это правительство исчезнет скоро. Но можно сказать: «Мы отказываемся участвовать в этом, выходить на работу, признавать это правительство, брать у вас деньги, участвовать в ваших проектах, пока вы не извинитесь перед другими народами и не вернется украденное». К сожалению, этого не происходит, и люди продолжают веселиться, будто ничего не произошло — ни самолета МН17, ни Крыма, ни войны.
«ПУЛЯ В РАСТОРГУЕВА СТАЛА ПОСЛЕДНЕЙ КАПЛЕЙ»
— Вам в свое время повезло снимать такого легендарного человека, как Лосев. Что это был за опыт?
— На мне один грех... Но все по порядку. У меня тогда не было пленки. Какие-то отрывки покупал у студентов операторского факультета. Мы успели снять только 2 дня, и Лосев умер. Моя задача была так организовать монтаж, чтобы каждый кадр вошел в фильм. Лосев сказал: «Пока наша страна не проклянет Сталина, ничего в ней не изменится». А мне хотелось, чтобы он сказал это о Ленине. Мне казалось, что истоки еще раньше, в нем. Мол, надо бить в корень. И я, 24-летний дурак, не использовал эту фразу. А теперь я понимаю, что так оно и есть. У нас Сталин герой сегодня, главная надежда и опора, выдающийся деятель России за всю историю. Теперь я с Лосевым согласен: пока не проклянем Сталина, ничего в этой стране не изменится.
— В целом, как вы выбираете героев для фильмов?
— Могу сказать вам: вот вы герой. Я бы мог снять фильм о вас. Тот кинематограф, которым я занимаюсь, начинается примерно с того, с чего начинается художественное кино. Художественное кино начинается, кроме сценария, из того, что режиссеры отбирают актеров, выразительных, долго интересных на экране. Режиссер документального кино ищет не актеров, а любых существ, на которых тоже можно долго смотреть. Та же Гунда 60 минут на экране ничего не говорит, никто за кадром ничего не объясняет — и она не скучна никогда.
— И не только она. Поросята, куры не менее интересны.
— В любом существе есть мироздание, но мы почему-то решили, что мироздание есть только в нас. Мы решили, что вправе всех убивать, спиливать, казнить. Мы решили, что мы самые главные. Но это только мы изобретаем «Новичок», «Бук», автомат Калашникова, тюрьму, пытки, концлагеря, атомную бомбу. Никакое другое живое существо этой гадостью не пользуется. А мы еще гордимся этим. Мое государство, к сожалению, гордится больше и больше каждый день. «Мы всё вам покажем. А теперь у нас еще и такое оружие, а сейчас мы и такое устроим». Еще Платон писал, что примитивные формы государства — это когда ты и твой друг всегда правы, а твой враг не прав всегда. И это самый примитивный уровень общества. И вот мы возвращаемся к нему. Вы, украинцы, для российского правительства и российского телевидения всегда неправы, и это катастрофа. Я вообще не понимаю, как так может быть.
— Возможна ли документалистика в России сегодня?
— Давайте прямо скажем. У нас был Сергей ЛОЗНИЦА, но он теперь украинский режиссер, а живет в Берлине. Был Виталий МАНСКИЙ, тоже в эмиграции. Сашу РАСТОРГУЕВА убили. Был еще Сергей ДВОРЦЕВОЙ, но он пошел в игровое кино. Тяжелая судьба у него, желаю ему удачи. И еще был один, которого мы даже признавали за своего, а теперь он снимает о Путине. И я за границей. Вот и вся история документального кино. Пуля в Расторгуева стала для меня последней каплей. Словно расстреляли документальное кино. Конечно, есть молодые люди, которые вопреки всему, не опираясь никак на государство, пытаются что-то делать. Посмотрим.
«МОЙ МОЗГ ВСЕ ВРЕМЯ РАБОТАЕТ, МОИ ЧУВСТВА ОТКРЫТЫ»
— Вы как-то говорили, что в кино есть два основных метода: придумать и увидеть. Какой для вас важнее?
— Для меня лично основа — увидеть. Может, потому, что мне не хватает фантазии. И чувства юмора тоже, хотя в моих фильмах оно есть. Но я знаю, что могу смотреть на те же вещи, на которые смотрят другие люди, и они не видят, а я вижу. И я вижу не только кадр, но и смысл. А как это получается — не знаю.
В Амстердаме есть музей-квартира Рембрандта. В его главной комнате почти ничего нет, но у окна маленький подиум и на нем кресло, повернутое к окну. То есть он сидел и смотрел в окно. Для меня это самое главное. Я всю пандемию сидел и смотрел в окно. Просто сидел, просто смотрел. Для меня это как источник. Даже если нет солнца, я заряжаюсь. Мой мозг все время работает, мои чувства открыты. Я думаю, что я вообще цветок. Если они растут в доме, то они поворачиваются к окну. Думаю, я такое существо.
— Настолько большое значение имеет случайность в вашей работе? Часто ли вам подыгрывает реальность?
— Она подыгрывает тем, кто умеет это увидеть. Просто выйдя из дома, вы можете написать «Улисса», если у вас есть глаза. Я могу снимать фильмы каждый день. Например: я был в Аргентине, решил покататься вокруг Буэнос-Айреса по бездорожью. Наткнулся на место у воды. На обрыве стоит человек и ловит рыбу. Леска идет вниз. Полное зеркальное отражение. Вижу этот кадр и думаю: «Если продолжить леску, что будет на той стороне?» Нашел по атласу точные координаты, и оказалось, что это Шанхай. То есть я был в безлюдном месте — там же на сотни километров никого нет, кроме этого рыбака, — а на той стороне оказался Шанхай, а в нужной нам точке на шумной улице женщина продает рыбу! Все, есть история. В Новую Зеландию я полетел без команды, с простой камерой. Прошелся вдоль моря, увидел еще живого кита, выбросившегося на берег. Я его снял, потом позвонил ассистентке: «Езжай в Испанию, вот координаты». Она пишет через 2 дня: «Ничего нет, какие-то камни». Я сам прилетел туда. Действительно, камень. Но похож на кита! Та же форма, тот же размер. Не заметить невозможно. А она не заметила. Это к вопросу — увидеть или не увидеть, о случайности, которую не можешь придумать. Их не видят, а я, к счастью, вижу, имею такую способность.
«ОШИБКА ДОПУЩЕНА УЖЕ НА ПЕРВЫХ СТРАНИЦАХ БИБЛИИ»
— Кстати, именно в «Антиподах» у вас изменилась оптика.
— Хорошее замечание. Есть два типа кино. Документальный фильм просветительского плана — вроде ВВС с Дэвидом АТТЕНБОРО — когда тебе показывают природу и что-то объясняют. На это можно найти деньги. Есть кинематограф о людях, и на него тоже можно найти деньги. А когда ты говоришь, что тебя волнует совсем другое, то тебе денег не дадут. Я постепенно понял, что бабочки, рыбы, кондоры имеют такое же право быть на этой земле, как и люди. Дерево имеет право быть счастливым, а мы почему-то решили, что все это для нас. Я считаю, что ошибка допущена уже на первых страницах Библии.
— Что вы имеете в виду?
— Там написан ужас, который не позволяет мне перевернуть эту страницу и читать следующую. Сначала Бог создал свет и тень, воду, воздух, растения, животных, а затем поставил человека всем этим управлять. Это меня оскорбляет. Почему мы должны управлять другими жизнями, почему мы должны такое право? Мы только в прошлом году убили полтора миллиарда свиней. Триллион рыб. Почти полмиллиарда коров... Мы в прошлом веке убивали друг друга десятками миллионов. Мы — это машина убийства. Мой постепенный отход от человека с этим и связан. Мы отличаемся от животных только тем, что мы не самые умные, а самые агрессивные. Но не надо забывать, что эволюция продолжается. Завтра или послезавтра появится более умное и агрессивное существо — и тогда оно съест нас.
— У вас в фильме «Акварель» даже вода выступает как живое существо.
— Ну послушайте, это же очевидно. Мы — вы и я — не можем жить без воды более 5 дней. Мы стремимся к бессмертию. А знаете ли вы, что если в Гренландии, например, подняться на ледник и взять кусок льда, то ему может быть 100000 лет? Ты его можешь спокойно сунуть в рот и пить, он живой. Вот чудо. Я пил айсберг. Чистейшая вода. Бессмертие есть — вот оно.
Кстати, мне хотелось посмотреть, что под айсбергом. Это очень опасно, айсберги переворачиваются быстро и без предупреждения. Мы глубоко нырнули и вдруг в кадр попадает морской конек. И очень удивляется. Явно не ожидал увидеть это существо с камерой. Даже у морского конька есть чувства. Та же одноногая курица в «Гунде» — ей надо подумать, прежде чем сделать шаг — и поэтому я снимал с низкой точки, чтобы видеть ее глаза. И ты видишь, как она думает. А коровы, которые придумали стать валетом и хвостами чистить лица друг другу? А как они переживают счастье, когда их выпустили из загона — не едят траву, а вдыхают ее аромат. Разве это не красота жизни? Слепые мы люди.
«ГУНДА» СТАЛА ДЛЯ МЕНЯ САМЫМ СЧАСТЛИВЫМ ФИЛЬМОМ»
— «Гунда» появилась, потому что у вас не удался какой-то другой фильм?
— Это была, кстати, случайность. Я объявил о замысле фильма «Троица» в 1997 году на Берлинале — не о мифологической троице, а о реальной, без которой большинство людей не может обходиться. Свиней, коров и кур. Тогда, конечно, надо мной посмеялись, никто не воспринял всерьез. Понадобилось 20 лет, чтобы найти деньги. Я уже потерял надежду, начал реализовывать комедийный сюжет о семье музыкантов, но потом у нас ухудшились отношения с героями, пришлось останавливать фильм. Следовало вернуть деньги, полученные на разработку проекта. И я сказал своей норвежской продюсерке: «Нельзя просто заменить этот сценарий?» Рассказал ей о «Троице». Она ответила: «Я не понимаю, но если ты приедешь и мне покажешь, можем попробовать». На первой же ферме в Норвегии мы открыли дверь. Там было 20 свиноматок, а Гунда подошла ко мне сама. И я сказал: «Обрати внимание, как она смотрит. Как Мерил Стрип. Четко общается со мной». Продюсерка рассмеялась. Но фильм начался.
НАИБОЛЬШИЙ ОТКЛИК ПОЛУЧИЛА ПОСЛЕДНЯЯ РАБОТА «ГУНДА» (НОРВЕГИЯ-США, 2020), ИСПОЛНИТЕЛЬНЫМ ПРОДЮСЕРОМ КОТОРОЙ ВЫСТУПИЛ КУЛЬТОВЫЙ АМЕРИКАНСКИЙ АКТЕР ХОАКИН ФЕНИКС
— Это вроде как возвращение в детство для вас. Вы много рассказывали о поросенке Васе — вашем друге — которого зарубили, когда вам было 4 года. И это повлияло на всю вашу жизнь.
— Моя мама всегда страдала, потому что в СССР вегетарианцев не было, а чтобы ребенок сам отказался от мяса в 4 года? Как меня кормить, что со мной не так? И потом, когда подрос, она меня об этом спрашивала. Я ответил: «Да это же ты виновата». Мое первое впечатление детства. Мне 3 года. Мы шли по улице, я сорвал лист с куста, мама спросила: «Зачем ты это сделал?» А я ответил: «Смотри, какой красивый листок» Она сказала: «Возьми и оторви один волосок у себя. Больно тебе?» — «Больно». — «Вот и кусту больно». Кстати, я думаю, что это — суть родителей. Они должны подарить тебе главное. Вот она подарила мне это чувство эмпатии к другим существам.
— Вы для Гунды возвели специальное здание?
— Я спросил: «Где она будет рожать?» Мне показали ее сарай. Я сделал такой же сарай, но с возможностью, чтобы камера и люди находились вовне, а мой объектив — внутри, и объектив мог двигаться на 360 градусов. За неделю до родов ее переселили, она там быстро освоилась, построила гнездо из сена. Мы должны были приходить каждое утро до рассвета, чтобы когда она и ее дети просыпались, я уже был там. Вот они просыпаются, например, в 8 утра, а мы приходили в 4 и ждали. Они уже воспринимали нас как привычную часть мира.
«Гунда» для меня стала самым счастливым фильмом, потому что я видел, как люди меняются. Участники моей группы, когда вечером приезжали в отель, спрашивали во всем большем количестве: «А нет ли у вас чего-нибудь вегетарианского?» Удивительное превращение. И, конечно, завораживало наблюдение над нашими персонажами. Как поросята способны шутить друг над другом, сочувствовать друг другу. Я снял очень мало материала, всего 6 часов. «Гунда» — полтора часа. Я бы мог и 6 часов сделать вполне, но люди не смотрят длинные фильмы. Никто не верил даже и в эти полтора часа без голоса, без объяснений, еще и с черно-белой картинкой.
— И как вы их убедили?
— Сделал для дистрибьюторов и продюсеров специальный показ: разделил экран пополам. На одной стороне черно-белая картинка, на второй — те же кадры в цвете. И спросил: «На какую сторону вы смотрели?» — «О, ты прав, на черно-белую!»
— Почему так?
— Потому что в цвете вы видите милых поросят. А в черно-белом у каждого из них вы видите глаза. Сразу. Вы видите, что каждый из них прекрасный и особый. Большое тело и маленькие глазки — в цвете это трудно видеть, а в черно-белом ты глаза видишь мгновенно. То есть если у нас есть душа, то точно нельзя не заметить, что и у них она есть.
— Гунда живая сейчас?
— Когда о ней написали все газеты мира, журналисты стали прилетать, на ферме ее решили не убивать — знаменитость! Я регулярно ее посещаю. Я так и не приехал к вам на Одесский кинофестиваль, поскольку запланировал встречу с Гундой.
«У ДЕРЕВЬЕВ ЕСТЬ 20 ЧУВСТВ»
— Что вы сейчас планируете делать?
— Вот, смотрите (показывает книгу Стефано МАНКУЗО «Революция растений»). У вас и у меня есть 5 чувств, а у деревьев — 20.
Напоследок замечу: у меня такого интересного интервью давно не было. Я уже 10 месяцев даю по 3-4 интервью в день. Задают одни и те же вопросы. А вы совсем иначе пошли. Поэтому я сказал вам, что вы могли бы быть героем фильма. Желаю вам здоровья. Берегите себя в наше странное и трудное время. Спасибо. Очень приятно было.
— Спасибо вам.
