Ко дню рождения Ивана Яковлевича Франко, который отмечается 27 августа, «День» предлагает вниманию наших читателей отрывок из книги «Коріння й університети Леся Курбаса» — «Літературні спроби Леся Курбаса. Контакти з Іваном Франком». В этой монографии искусствовед Раиса Скалий открывает малоизвестную страницу не только в курбасоведении, но и во франковедении.
ЗАРИСОВКИ-СНЫ
Больше всего в жизни Курбас любил театр и литературу. Если положить эти две страсти на весы, то, думаю, не перевесит ни одна чаша. Пребывая все время в плену прочитанного, он не мог сам не взяться за перо. Писать он начал с малых лет, когда делал с братом Нестором и детьми актеров театра «Русская Беседа» спектакли для детей. Тогда Курбас под впечатлением не только прочитанных сказок, но и спектаклей, которые видел на кону, создавал первые инсценировки. Увлечение пером усилилось в гимназические годы, когда Лесь активно участвовал в выпуске полулегального юмористического листка, в который он не только подавал тексты, но и делал сатирические зарисовки.
Первую литературную попытку этюд «В горячці» Курбас написал в 8 классе. Вместе со своим другом Томой Водяным (они учились в Тернопольской гимназии) 11 марта 1906 года обратились с письмом к Ивану Франко с просьбой напечатать их произведения в ежемесячнике «Літературно-науковий вістник», где писатель был одним из редакторов:
«Вельмишановний Добродію!
Для спробуваня своїх сил на літературному полі зважились ми оба підписані написати по одному «творови» та шлемо отсе їх до Вас, щоб почути Вашу гадку про них, та про нас яко «літераторів». Як можна, то помістіть в ЛНВ, а як ні, то киньте в кіш, а нам дайте лише відповідь, на яку залучаємо марку.
Ми там не дуже такі й горді на ті «твори», а лиш на те, щоб знати, чи варто нам тратити час на їх, шлемо Вам сі стрічки.
Не маємо чого встидатись, і кладемо свої імена під листом. Просим теж о скору відповідь бо ми дуже нетерпеливимось».
Их молодецкая отчаянность ощутимо граничит с некоторой дерзостью. Одновременно чувствуется неуверенность, боязнь быть высмеянными. Юные адепты литературы надеялись, что Иван Яковлевич ответит им быстро. Но, не дождавшись моментального ответа, друзья через полмесяца написали писателю второе письмо:
«Високоповажний Пане Добродію!
Просимо не гніватись, що ми так наприкряємось Вам своїми листами, тим більше, що Ви усе дуже зайняті. Ми виклали до Вас 12 марта свої перші проби літературні разом з уклінною просьбою прислати нам в листі свою гадку, чи є в нас який талан, чи працювати нам далі на полі літературнім, та чи може бути з того якийсь хосен.
Досі не маємо ніякої відповіді, і з того виносимо, що Ви або не получили нашої посилки, або, що Вас неприємно вразив занадто фаміліярний тон листа, або по третє, що ті наші проби взагалі стоять низше того, щоб Ви уважали за відповідне про них що небудь нам написати. В разі, коли б зайшов перший случай, то просимо о поданє нам ласкавої звістки, то ми вишлемо свої проби вдруге; єсли б зайшла друга евентуальність, то просимо покласти се на карб звичайного в нашім віці незнання savoiv vivre.
Що ж до третього, то всяка відповідь буде для нас много значити, бо ж о неї нам тільки ходило. Як можете, то просимо о ласкаву відповідь перед 7-мим цьвітня, тому, що в тім дни роз’їзджаємось на великодні фериї і лист в гімназії легко може пропасти. Ще раз перепрашаєм за влізливість, та дуже й дуже просимо о ласкаву відповідь».
Примечательно, что юные адепты решились обратиться со своими первыми литературными попытками именно к одному из выдающихся литературных мэтров — Ивану Франко, которого глубоко уважали за гигантский труд и огромную общественную деятельность. Мысль написать именно Франко, очевидно, принадлежала Лесю. В семье Курбасов к писателю относились с особым пиететом. Его отец — известный актер галицкого театра (по сцене Стефан Янович был первым исполнителем роли Михаила Гурмана в пьесе Ивана Франко «Украденное счастье»). Он играл также Хоростеля в пьесе Франко «Учитель», писаря Качуркевича в «Рабыне». Позднее сам осуществил постановку комедии «Учитель», а также пьесы «Саламейский алькальд» Кальдерона, которую перевел Франко, начал работать над его исторической драмой «Сон князя Святослава»...
Иван Франко много сделал для галицкого театра. Кроме того что значительно расширил его репертуар собственными талантливыми сценическими произведениями, он часто выступал в печати, поддерживая коллектив. В частности, в польской газете писатель напечатал большое исследование «Русский театр». В нем он с большим одобрением пишет об игре Стефана Яновича:
«Крім Підвисоцького головною силою української сцени є Янович, що давно вже грає ролі перших любовників. Як сільський парубок він дійсно незрівнянний; він уміє бути і щиро веселим і понурим, уміє у найбільш патетичних сценах бути природним і правдивим. Сцени спокійні, ідилічні, ніжні вдаються йому менше, він для них дещо заважкий. І на ньому, як і на Підвисоцькому, позначився добродійний вплив сценічних зразків з України, які, хоч і недовго, він спостерігав на місці. Янович — це для української сцени в Галичині дуже корисна сила, і ми не сумніваємося, що розвиток його художнього обличчя ще не закінчений і що в ролях характерних він виявить себе також добрим артистом».
Лесь, конечно, видел в театре «Русская Беседа» все спектакли, поставленные там по пьесам Франко, а также читал все, что выходило из-под пера любимого писателя, знал наизусть многие его поэтические произведения, декламировал их со сцены на концертах. Именно поэтому друзья решились обратиться со своими первыми литературными пробами непосредственно к Ивану Яковлевичу Франко.
Этюд Леся «В горячці» появился в «Літературно-науковому вістнику» в апрельском 34-м номере за 1906 год под псевдонимом Зенон Мыслевич. Отметим, что в книге «Лесь Курбас. Воспоминания современников», которая вышла в 1969 году в издательстве «Искусство», Лабинский допустил пять грубых ошибок. Он подает «1906 г. ...24 апреля в 24-й книге «Літературно-наукового віснику» (Львов), который выходил под непосредственной редакцией Ив. Франко, Курбас под псевдонимом «Зенон Мыслевич» опубликовал свой рассказ «В гарячці».
Что касается названия — Курбас назвал свой этюд не «В гарячці», а «В горячці». Произведение не могло быть напечатано 24 апреля, ведь это ежемесячник, а не газета; и появилось оно не в 24-м, а в 34-м номере, журнал тогда назывался «Літературно-науковий вістник», а не «вісник», его редактировал не только И. Франко, но и М. Грушевский и В. Гнатюк. Это важно знать, так как все эти ошибки стали репродуцироваться во всех изданиях, где говорится о литературных попытках Курбаса.
Кстати, первое произведение Курбаса было напечатано через месяц после того, как он его прислал. Вероятно, Франко так быстро подал в печать новеллу Леся из уважения к его отцу — актеру Стефану Яновичу. К тому же Франко тесно сотрудничал по линии Научного общества им. Т. Шевченко с близким родственником Леся — Романом Курбасом из города Борщев. Об этом свидетельствует письмо Романа Курбаса писателю, датированное 31 марта 1904 года. В нем Франко приглашал Романа Курбаса во Львов, чтобы тот 4 апреля 1904 года принял участие в заседании общества. Чувствуется, что Иван Франко и Роман Курбас не только хорошо знакомы, но и единомышленники. Итак, очевидно, именно из-за отца — Стефана Яновича, и дяди — Романа Курбаса — писатель так благосклонно отнесся к юному Лесю и содействовал тому, чтобы его первая литературная попытка очень быстро увидела свет.
Новелла «В горячці» — небольшой этюд на четыре страницы. Некоторые исследователи акцентируют внимание на том, что написан он под впечатлением газетного сообщения о том, как после допросов в жандармском управлении офицер отдал молодую девушку-революционерку на изнасилование жолнерам. Но если внимательно проанализировать произведение, то возникает мысль, что газетное извещение послужило Курбасу лишь поводом для того, чтобы выплеснуть собственную душевную боль, возникшую после потери дорогого для него человека — брата Нестора.
Конечно, Курбаса чрезвычайно взволновало сообщение о надругательстве над молоденькой революционеркой. Это отражено во второй части новеллы, которая начинается газетным сообщением: «Революционерку Х., молодую девушку, офицер отдал на поругание жолнерам». Этот вандальский факт доводит героя произведения до бешенства. Он взрывается гневом против любого зла, жестокости и насилия, восстает при этом даже против Всевышнего: «Де ти... Боже? Се, що в неї було найсьвяйтіше — честь дівочу, потоптати ногами, знасилувати? Так воно не вернеть ся вже їй ніколи!»
Курбас зримо видит это поругание. Описывает его как режиссер: «Бачу її в хвилі, як солдати серед дикого реготу та безсоромних дотепів і рухів ведуть її з собою. Вона пручаєть ся, рветь ся, благає. Надармо... Плаче так спазматично... і кричить, кричить так дико!
— Пустіть! Пустіть! Вона чує обридження до них. А вони регочуть ся, роздягають її»...
Образно воссоздает Курбас и кошмарное видение — сон во сне, который преследует его героя. А также смерть молодой девушки, больной чахоткой. В первом и третьем разделах очень много личного и, очевидно, именно для освещения его и создавался этюд «В горячці». Лесь прислал его Франко в марте 1906 года, а в ноябре 1905 в семье Курбасов произошла трагедия — умер младший брат Леся Нестор, гимназист третьего класса. Курбас чрезвычайно болезненно переживал смерть брата, который был его товарищем в течение четырнадцати лет. Вероятно, Лесь присутствовал, когда Нестор умирал — с беспомощным отчаянием смотрел на исхудавшее его лицо, видел ту последнюю слезу, которая скатилась из глаз Нестора. Всю эту боль Курбас выплеснул в эпизоде смерти больной чахоткой молодой девушки: «Стає мені перед очима знайома дівчина. Страшна недуга загніздилася в її грудях — родинні сухоти! Пригадую собі її біле лице, облямоване чорним волоссям на білім тлі подушки. Сині великі очі гляділи кудись у простір, перлила з них сльоза і видно було з тих очей одно бажання. Тужне бажання жити!»
Зная семейную трагедию Курбасов, становится понятно, что Лесь в этом разделе закамуфлировано выплеснул свои переживания из-за смерти близкого ему человека, только поразительно описал смерть девушки, а не мальчика, очевидно, не захотел, чтобы все поняли, что речь идет о Несторе, что он собственными глазами видел, как отходил в потусторонний мир его брат. Так что и сакраментальный вопрос: «Чем провинилась чахоточница?», в этом контексте легко прочитывается: «Чем провинился четырнадцатилетний Нестор, нить жизни которого оборвалась так быстро, в таком раннем возрасте?!»
Чахотка была семейным проклятием Яновичей. Жена Курбаса — Валентина Чистякова — говорила мне, что у пани Ванды было шестеро детей, трое из которых умерли в детстве от чахотки. Из-за того, что она часто хоронила своих детей, в театре «Русская Беседа» ее называли Ниобеей. Теперь найдены документы, что в 1895 году от чахотки умер еще один младший брат Леся — Корнелий. А последней (тоже от чахотки) умерла, едва ей исполнилось семнадцать лет, сестра Леся — Надя. В этюде «В горячці» Курбас, словно предчувствуя эту еще одну страшную потерю, тоже описал ее собственную борьбу со смертью.
Какая неудержимая боль жгла сердце Леся, когда он изливал на бумагу свои переживания от потери брата Нестора, можем понять также сокровенную суть первого раздела, где речь идет о кошмарных снах, преследующих героя произведения. Он намного больше первого и второго эпизодов. В нем заложена самая высокая нота переживаний самого Леся. Натура артистичная, экзальтированная, он слишком остро воспринимал несправедливость окружающего мира. Все это происходило на его глазах и оставило в сердце на всю жизнь глубокие неизлечимые раны. Мучительные переживания от потери близких ему людей не отпускали Курбаса ни днем, ни ночью, угнездились в подкорке мозга, и подсознательно приходили к нему в снах страшными видениями. Курбас поразительно образно описывает их, называя вселенское зло химерическим именем — Гакарату Гиндубоя. Разговор с этим монстром, который является олицетворением издевательства и насилия, переходит в другой этап кошмарного сна: «Страх обгортає мене... Боюсь підняти руку в гору, щоб не діткнути ся знов стіни, і не знайти себе — в труні! Та страх перемагає. Спроквола піднімаю руку і вдаряю нею... А-а-а! Я в труні, в труні! Жах страшний, розпука»...
Заканчивает Курбас свой этюд тем, что будто все это привиделось его герою в горячке. Однако, исходя из того, что, по нашему мнению, толчком для написания произведения послужили факты из его личной жизни, это не фантазии, не видения больного воображения. Так достоверно, образно срисовать страшные переживания, которые мерещатся герою, можно лишь при условии, что их переживал и сам автор. В такой импрессионистской форме Курбас выплеснул на бумагу те вечные вопросы, которые тогда (в начале ХХ века), в предгрозовые годы кровавых мировых катаклизмов — войн, революций с их страшной разрушительной силой, — мучили не только его, но и многих мыслящих людей: почему существует зло? Почему люди уничтожают себе подобных — физически, морально? Почему топчут человеческое достоинство?
«ЛЕЧЕНИЕ» ОКОВИТОЙ
Вторую свою новеллу «Сны» Курбас тоже прислал Франко. Это произведение написано 2 января 1907 года в Старом Скалате — в дни празднования Нового года. Однако, судя по произведению, настроение у Леся не было праздничным. Он ощутил себя униженым — его не допустили до выпускных экзаменов в гимназии, и он не получил аттестат о ее окончании. Те, кто учился намного хуже него, уже учились в разных университетах, а его — самого способного ученика — отстранили. Это была первая огромная травма в жизни Курбаса, которая доводила его до отчаяния. Его впечатлительная душа ежедневно растравлялась от боли, от недоброжелательных взглядов, от назойливо беспардонных вопросов... Ко тому же он впервые встречал новый год без друзей. Раньше он приглашал в дедову усадьбу многих своих гимназических друзей, которых радушно угощала его мать — пани Ванда. Теперь Лесь никого не хотел видеть, так как бывшие товарищи рассказывали бы о своей учебе в университетах, о новых преподавателях, знакомых, девушках... А у него не было чем похвастаться? Все это становилось причиной затяжной депрессии. Вероятно, депрессивное состояние усилилось также из-за того, что во время празднования Нового года отец выпил лишнего и с ним произошел очередной приступ его хронической болезни...
В раннем детстве Лесь гордился отцом-красавцем — первостепенным актером труппы, который исполнял главные роли: казаков, гетманов, любовников; имел сильный голос, благодаря которому вызывал восхищение у зрителей при исполнении песен в музыкально-драматических спектаклях, ведущих партий в опереттах. Однако со временем слишком впечатлительный Стефан не смог спокойно выносить неурядицы кочевой жизни, интриги, бурлящие в любом творческом коллективе, тем более в странствующем. Депрессивное состояние Янович начал «лечить» водкой. Это привело к тому, что в 33 года он тяжело заболел и был вынужден лечиться, а через четыре года оставить театр и вернуться в усадьбу отца. Это кардинально изменило образ жизни всей семьи, негативно сказалось на самочувствии Леся. Со временем, как считал Водяный, уважение к отцу смешалось с горькой болью, а затем раздражением и стыдом.
Очевидно, чувство Леся к отцу было двойственным: внешне он его осуждал, стыдился, однако в душе сочувствовал ему. И это вылилось на бумагу в новелле «Сны». Это произведение пронизано сугубо личным. Хотя Курбас рассказывает о трагедии, которая постигла композитора, оглохшего перед премьерой своей первой — и последней — оперы, однако повествование — лишь фон для того, чтобы выплеснуть наружу то, что его мучило многие годы. В подтексте произведения прочитывается семейная трагедия, которая ежедневно растравляла душу Леся: он видел своего отца-красавца полностью уничтоженным, не способным выходить на сцену.
Героя произведения «Сны» трагедия постигла на взлете. С ним случилась страшная трагедия — глухота. Курбас считает это кармой за родовые грехи. Новеллу пронизывает навязчивая мысль, которая не давала Курбасу покоя многие годы. Это ощущение собственного рока, передавшегося ему в наследство от отца. Устами композитора Лесь выплескивал собственное наболевшее, роившееся в его голове, что из-за болезни отца он не такой как все, и что над ним тяготеет родовое проклятие: «Дідичність! От що! Він був з гори засуджений!»
И вину за это герой возлагает на отца: «По матері одідичив душу повну пісень, яких ніхто ще не чув, а по батькови — глухоту!»
Курбас тоже считал, что именно из-за отца его преследуют неудачи. Зато мать была для него непререкаемым авторитетом, он относился к ней с большим уважением и любовью. Лесь считал, что именно от матери он унаследовал свои таланты, исключительную музыкальность, «душу полную песен»... В этой новелле он также отмечает, что именно мать, даже простым прикосновением руки, успокаивает его изболевшуюся душу, снимает с нее тяжелое напряжение, нервное бремя... Осуждая отца за его злоупотребление водкой, он одновременно сочувствовал ему. Более того, даже находил оправдание его стремлению утопить горе на дне стакана. Описывая, как глухой композитор просит кельнера принести ему водки, отмечает: «Мудрі люди видумали горілку. Вона розраду приносить. І легше терпіти».
Ужасное физическое и душевное состояние — глухота, гонит героя Курбаса из собственного дома, где он прожил много лет, из большого города, где он прославился и... стал никчемным. Композитор едет из дома на железнодорожную станцию, садится в поезд, и по дороге у него вызревает мысль покончить с собой. Он достает из чемодана револьвер, который туда предусмотрительно положил. Думает застрелиться. Лесь детально описывает душевное состояние своего героя, которому нелегко решиться на такой фатальный шаг: «Жаль життя... жаль слави, жаль музики, приятелів, коханої... Жаль світ покидати молодим... Жити глухим? Без музики? Серед вічно однакової, безперервної та безконечної тиші? Не чути ніколи ні одного звука? — Хіба в уяві так — хіба в уяві... чути ніколи ні одного звука? — Хіба в уяві так — хіба в уяві... і ліпше смерть...»
Курбас завершает новеллу небольшой сценкой: «Він у себе на селі. З положенням своїм вже трохи зжився, привик до тиші вічної та горя... Мріє про часи колишні, що мов сон проминули, та мов сон не вернуть у друге, про життя своє мріє... І вдивляючись у пусту даль тусклими очима, і вслухуясь у шум вітру, — чи не почує він якого звука... Або водить руками».
В этом юношеском произведении Курбас словно предвидел то, что с ним самим произойдет позднее — была у него такая способность — предвидеть свою судьбу... Он неожиданно ворвался в творческую атмосферу Киева со своими «Баламутными лозунгами», возмутил патриархальную театральную жизнь, его называли «декадентом, отступником классицизма», отступником от формы, который вносил дисгармонию в весь художественный процесс...
К сожалению, эта новелла юного Курбаса не была напечатана. Впрочем, судьба «Снов» не зависела только от Франко. Дело в том, что «Літературно-науковий вістник» во Львове печатался лишь до конца 1906 года. С 1907-го он начал выходить в Киеве, что было сделано по настоянию Грушевского, который считал журнал чуть ли не собственным изданием, хотя с самого начала его возникновения Франко активно участвовал в его работе.
КРУШИТЬ «СКАЛУ»
Сначала взаимоотношения между Михаилом Сергеевичем и Иваном Яковлевичем были толерантными (Франко поддерживал Грушевского в его первом конфликте 1896 года с оппонентами в Научном обществе, а также в его борьбе с литераторами-москвофилами, которые обвиняли в амбициозности и авторитаризме). Но со временем это перенеслось и на взаимоотношения с И. Франко. Дело в том, что по отношению даже к близким людям М. Грушевский вел себя как большой пан. Его семья умела приумножать свое состояние. Михаил Сергеевич также унаследовал эту черту. Он считался миллионером (только в Киеве у него был шестиэтажный особняк, который уничтожили войска Муравьева, когда в январе 1918 года оккупировали город. В этом доме были собраны исключительные художественные вещи со всего мира).
На отрицательные черты его характера позднее указывал С. Ефремов, который работал с М. Грушевским в Центральной Раде и Академии наук. Тогда как об И. Франко он вспоминал с большим теплом, отмечая, что тот отличался чрезвычайной скромностью (как известно, Франко происходил из семьи бедных пролетариев). Был настоящим «каменяром» — ежедневным тяжким трудом «лупав скалу», пробиваясь к сердцам сознательных украинцев. Кроме того что был, по сегодняшнему определению, трудоголиком, за титанический труд никакого состояния не приобрел, а в конце жизни даже бедствовал.
Осенью 1905 года, когда отношения между Франко и Грушевским совершенно испортились, последний высказал мысль перенести издание «Літературно-наукового вістника» из Львова в Киев. Он мотивировал это либерализацией после революции 1905—1907 гг. политической жизни в России и отменой запрета украинской печати на Большой Украине.
Перенесение издания газеты в Киев лишило Ивана Франко влияния на подбор произведений для печатания, поэтому он не мог добиться, чтобы в ежемесячнике напечатали новое произведение Курбаса «Сны». Более того, это негативно сказалось на и без того тяжелом материальном положении самого Франко, который потерял определенный заработок.
В это время взаимоотношения дошли до открытого конфликта. Исследователь Любомир Винар в своей книге о Грушевском подает отрывок из мемуаров дочери Франко — Анны Франко-Ключко: «Для того, щоб вибити грунт з-під ніг тата остаточно, він (Грушевський) настоює на тому, щоб перевести Літ. Наук. Вістник і його редакцію до Києва (1907 року), а тим самим відібрати татові й той останній тяжко запрацьований кусок хліба. На запитання, що тепер тато буде робити, з чого сам буде жити й удержувати родину, Грушевський цинічно відповідає: «Можете перенестися до Києва». Мало того, на засіданні Управи Товариства ім. Шевченка заявляє: «Ми вже досить дали Франкові, йому більше нічого не належиться» і жадає, щоб його зовсім усунули від співпраці у «Вістнику» і виданнях товариства».
Возможно из-за того, что Франко фактически был отстранен от работы в «Літературно-науковому вістнику», новелла Курбаса «Сны» не была там напечатана. Впрочем, пробуя свои силы в литературе, Лесь не был высокого мнения о своем писательском даровании. Он вообще, по мнению Водяного, не был самоуверенным и самовлюбленным. Тома припомнил их разговор после появления в журнале этюда «В горячці». Тогда Лесь сказал: «Все одно я письменником не буду!» Я запитав: «Чому?» Він хвилинку подумав і відповів: «Бо письменником може бути тільки той, хто любить про себе і взагалі про будь-що іншим розказувати. Я не люблю нікому нічого розказувати». Очень интересный штрих натуры Курбаса. Действительно, те, кто с ним общался, отмечали эту его черту характера: молчаливую затаенность, нежелание раскрывать душу даже перед родными или самыми близкими друзьями...
Позднее Курбас лично познакомился с Франко. Очевидно, это произошло в 1913 году, когда писатель пришел в театр «Русская Беседа» на спектакль «Украденное счастье». Екатерина Рубчакова играла роль Анны, а Курбас — Михаила Гурмана. Актриса «Русской Беседы» Анна Юрчакова вспоминала: «Курбас — Михайло — був незрівняний. Добре грав цю роль і Йосип Стадник, але жодного з виконавців її, яких мені довелось бачити, не можна порівняти з Лесем Степановичем. Кожен його рух, кожна репліка, кинута в зал, збуджувала думку глядача. Він і в житті був гарний, високий і сильний, а в п’єсі Франка ніби для нього написані такі слова Анни: «І боюсь його, і жити без нього не можу. Та й сильний же він... Здається вола за роги вхопить і об землю кине».
Несомненно, Иван Яковлевич при встрече с Курбасом вспомнил игру его отца в этой роли и в других спектаклях, о чем в свое время одобрительно отзывался, возможно, вспомнил и литературные попытки Леся, которые тот отдал на его суд и одну из которых «В горячці» он поместил в «Літературно-науковому вістнику». Вероятно, тогда Лесь подошел к Франко и поблагодарил его за ту публикацию. Еще несколько раз они могли встретиться в том же 1913 году во время празднования 40-летия творческой и общественной деятельности выдающегося писателя, которое широко отмечалось не только во Львове, но и во многих других городах Галичины. Об этом оставила воспоминания Стефания Сенник-Данилович, которая училась вместе с Курбасом во Львовском университете. В зарисовке «Незабутнє» Стефания Сенник-Данилович пишет: «В моїй пам’яті добре зберігся вечір студентської молоді у Львові, присвячений 40-річчю літературної та наукової діяльності Івана Франка. На квартиру до Івана Франка (по колишній вулиці Понінського, 4) з особистим запрошенням письменника ходили Лесь Курбас і я. Ми вручили ювіляру друковану програму молодіжного святкового концерту. Письменник хоч був тоді вже хворий, але не відмовив нашому запрошенню і прибув на вечір... Після привітань відбувся святковий концерт в честь Івана Франка... З високою майстерністю на вечорі прочитав Лесь Курбас вірші Івана Франка «Якби знав я чари», «Розвійтеся з вітром листочки зав’ялі». Читання Курбаса викликало бурю оплесків. Публіка примусила читця ще додатково виголосити окремі поезії ювіляра з книги «Зів’яле листя».
Иван Франко и Курбасы — интересная тема для отдельного и более глубокого исследования. Во всяком случае с легкой руки Каменяра было напечатано первое литературное произведение Леся Курбаса. И хотя Лесь говорил, что не станет писателем, тем не менее та гимназическая проба пера не была простой забавой. Возможно, именно те писательские зарисовки натолкнули его делать инсценировки литературных произведений в Молодом театре, Кийдрамте и «Березоле»...
