В афише полтавских кукольников есть несколько спектаклей для взрослого зрителя или семейного просмотра. Среди них — как по произведениям украинских классиков, так и уникальные в пространстве отечественного театра кукол названия авторов: Софокла, Марка Шагала, Анджелы Нанетти, а теперь еще и Уильяма Джона Локка. Режиссер Нико Лапунов выступил автором инсценировки новеллы британского прозаика и драматурга «Леди в лавандовом» (перевод на украинской Дарьи Титаровой), а также сценографом и автором костюмов.
Спектакль завораживает зрителя атмосферой, музыкальным и поэтическим «дыханием» Северного моря, которые аккомпанируют внутренним драмам героев. Партер театра словно расположился перед самой линией прибоя, и к нему перекатываются со сцены волны чувств и классической музыки эпохи Романтизма. Настраивая приемник на радиоволну, героини в отдаленном уголке старой Европы слышат позывные Второй мировой войны (голос принадлежит диктору «Общественного вещания» Елене Никифоренко). Хотя В. Локк умер в 1930 г., режиссер перенес время действия спектакля к концу 1930-х. Здесь, в частности, упоминаются погромы евреев в Польше, жертвой которых стал герой Андреа. Такая транспонация позволяет зрителям максимально сродниться с героями спектакля — раненым беженцем-изгнанником и его спасительницами-иностранками. Эстетизм и одновременно «темперамент» режиссуры Н. Лапунова видны по тому, что в лирической мелодраме, он и на уровне инсценировки и музыкальной энергетики и в предметной символике (особую нагрузку взяла на себя динамическая световая партитура) спектакля стремился воспроизвести драму общественной катастрофы. У Лапунова, который осуществляет постановки с начала 2000-х, похоже, как раз наметился «архитектурный период» творчества. Ведь и в предыдущей «первоэкранной» полтавской работе — «Крабат — ученик дьявола», и в «Леди в лавандовом» сцена театра играет у него дополнительными измерениями, а сценография действенно трансформируется на глазах у зрителя. В центре выдается полумысом станок со стенами полуразрушенного здания — он и дощатый пирс, омываемый бурными волнами, и остров одиночества иностранца Андреа в доме сестер, и столичная сцена, где он переживает триумф. Ветер перемен колышет или даже полощет на ветру катастроф белую занавеску, что придает дому сходство с разбитым в шторм кораблем с разорванным парусом.
В роскошном особняке, где живут сестры и куда переносят раненого, по сути, граничат две «крепости» старых дев. Это подтверждают наглядно два «мольберта» — раскладные дома с освещенными окнами в духе викторианских игрушек для барышень. Они превращаются в ложи Ковент-Гарден, где сидят «кукольные» зрители, а в первом ряду — смешно торжественные и сосредоточенные на значимом моменте провинциалки с куклами-двойниками и охапками цветов для Андреа.
В «Леди в лавандовом» две героини, обе — в платьях старомодно изысканного дымчатый цвета. Поэтому название спектакля, в определенной степени, интригует — зрителям предоставляется возможность выбрать среди них единственную «свою» героиню. Как старость, так и молодость Джанет и Урсулы актрисы делегируют куклам. Скульптуры окрыленных, длинноволосых эльфиек на качелях (сестер в их воспоминаниях) и текстильных планшетных кукол (настоящее героинь) создала Лариса Маркелова. В живом плане актрисы не играют возраст, а передают сущности, души персонажей. Андреа (Сергей Мамон), освободившись от своих костылей, окончательно прекращает существовать в спектакле как образ-кукла. Словно душа его героя сбросила с себя узы зависимости (пусть и от заботливых рук) и полетела за своей мечтой — стать признанным музыкой в Лондоне. До поры вынужденные «кукловоды» Андреа — Урсула и Джанет, в свою очередь, постоянно являются заложницами собственных кукол-двойников. Достаточно посмотреть на то, как торжественно «украшают» собой сестры светское чаепитие. Функциональность таких персонажей, как служанка, социально подозрительный врач и увлеченная талантом Андре Ольга подчеркивает то, что они лишены человеческой ипостаси, а в свете рампы появляются как куклы из старых «чемоданов» памяти героя или его потомков. Сыграв свою роль, эти персонажи-функции снова исчезают под замками чемоданов. Сквозной прием сброса актерами пыли с кукол перед тем, как начать «играть» ими роли, напрямую связан с категорией Времени, которую Н. Лапунов сделал четвертым героем спектакля.
Куклы-сестры выглядят, как близнецы — до такой степени они слились в единое целое, живя бок о бок десятки лет в одиночестве. Однако актрисы в живом плане щедро и разнообразно индивидуализируют образы. Валентина Щекина поражает в роли Урсулы, не боясь выставить свою хрупкую героиню в нехорошем свете. С появлением Андреа она завидует каждому его взгляду на старшую сестру, ее манерность, неискренность и нервозность является своего рода защитной маской от Дженет и посторонних людей, в конце концов, ее героиня истощает себя чувством к юноше, за которое цепляется, как за последний всплеск молодости и любви в увядающей душе. Однако ей, наконец, хватает силы преодолеть в себе чувство и смятение и стать снова прежней Урсулой. Дженет Аллы Витрюк относится к своей сестре мягче, сердечнее, а вот конфликт «замедленного действия» между Урсулой и Дженет Марфы Буториной чувствуешь почти с первых сцен. Героиня М. Буториной привлекает как целостная личность. Ее спокойствие, уравновешенность, корректность (но не бездушие) отчетливо контрастируют с экзальтированным поведением сестры. Сдержанное чувство юмора выдает несомненную принадлежность героини к ментальности англичан. Сергей Мамон нелинейно существует в образе Андреа. С одной стороны, он раскрывает нетривиальный образ свободного творца, который направляется к своей сверхцели, даже рискуя выглядеть неблагодарным. Но с другой стороны, фигуру скрипача режиссер в определенной степени символизирует. Ведь в «Леди в лавандовом» по-чеховскому акварельные сцены усадебного уюта заслоняют сцены эпической, пассионарной окраски (электрические вспышки чувств, эпизоды, которые делают наглядными призвание, которое гонит Юношу со Скрипкой за стены этого убежища или даже бомбежки Лондона в вечер концерта Андреа).
В труппе почти каждого театра есть вполне нереализованные мастера. Пьес на зрелых актрис — мало. В театрах кукол эта тенденция выглядит еще безнадежнее. Теоретически поиск материала, исходя из запросов творческого роста труппы — дело главного режиссера. Но каждый ли это делает на практике? Нико Лапунов в «Леди в лавандовом» устроил бенефис сразу трем мастерицам полтавской сцены. Ну а непрофессионального зрителя не оставляет в стороне полуторачасовая исповедь женского сердца... А после ослабления карантина — на очереди следующая премьера театра вечернего репертуара — «Великий льох» по Т. Шевченко (постановка Н. Лапунова).
