Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Дюрренматт не был уверен, что поступил бы иначе

Почему Федор Стригун поставил «Визит старой дамы»
15 декабря, 2005 - 19:59
ЖИТЕЛИ ГЮЛЛЕНА ЕЩЕ УВЕРЕНЫ В СЕБЕ И СВОИХ ПРИНЦИПАХ / КЛЕР (ТАИСИЯ ЛИТВИНЕНКО) И ИЛЛ (ФЕДОР СТРИГУН)

Каждый раз новый спектакль, поставленный во Львовском театре им. М.Заньковецкой становится объектом дискуссий — зачем нужно было именно сейчас ставить ту или иную пьесу? Об этом говорят на газетных страницах, с университетских кафедр и, конечно же, на частной территории — кухнях. Наверное, потому, что львовяне в своем большинстве очень серьезно относятся к этому театру, чье влияние на общественное сознание не только города, а и всей Галичины, огромно. Вспомним хотя бы «УБН», «Андрей», «Государственная измена» и даже «Неаполь — город золушек»… Спектакли заставляли задуматься, открывали новое понимание событий. Они были злободневными, как на мой взгляд, даже слишком злободневными, ибо плакатность имеет свою оборотную сторону, где много всяких «но»…

Но вряд ли кто-то будет спорить сегодня, что главный режиссер Театра им. М.Заньковецкой, народный артист Украины Федор Стригун, выбирая Фридриха Дюрренматта, ошибся или промахнулся. Тут все в самую точку, и даже сверхзадача налицо: не просто заставить вспомнить, что ты человек и душа твоя болит, но и указать пропасть, подвести к самому ее краю. Нет, отвести, конечно, не в силах, но указать глубину — высший пилотаж театрального мастерства.

Пьеса, написанная ровно полвека тому, как это ни парадоксально (но так бывает именно тогда, когда творение мастерское!), позволяет провести аналогии и с нашей жизнью, даже вспомнить о предстоящих выборах, о партийных играх, где обыватель то ли невольно обманывается разговорами о высшей справедливости, то ли хочет обмануться. И то, что «Визит старой дамы» актуален практически каждой своей репликой и каждым монологом, да так, как признается Федор Николаевич, что просто страшно становится, несомненный факт. Хотя режисер в данном случае не привязывал со бытия ни ко времени, ни к месту. Ибо это чревато многим. Он даже сместил акценты, «заговорив о главном в нашей жизни — о любви и о том, как трудно противостоять бедности, тоталитарной бедности, консервативному мышлению и быть белой вороной...» Федор Стригун даже ввел новые персонажи — двоих влюбленных на велосипедах, которые несколько раз появляются на сцене, вроде бы не связанные непосредственно перипетиями, а так — милый мотив, воспоминание о прошлом. Вечном для каждого из нас прошлом, ибо все мы пережили свои велосипедные прогулки первой любви...

Так о чем же спектакль? В захудалый городишко Гюллен, что где-то на задворках Европы, однажды приезжает пожилая дама — американская миллиардерша Клер Цаханасян. Она возвращается в свой родной город через 30 лет, откуда когда-то вынуждена была уехать по весьма понятным причинам (жениться на дочери лавочника, как посчитал ее возлюбленный, намного выгоднее, чем на дочери простого каменщика…) — ее любовь растоптана, а сама она оказалась на панели. В приюте умирает ребенок Клер. Другой бы сломался, но только не Клер! Она поклялась себе самой, что вернется в родной городок и отомстит. Сделать это оказалось не так сложно, ибо за все последующие годы, пока Клер Цаханасян, вдова банкира, получившая в наследство миллиарды, меняла мужей, городок пришел в совершеннейший упадок.

Появление дамы ожидают с энтузиазмом — возможно, она из сентиментальных соображений поможет городу подняться, сделает инвестиции? Но почему таким странным становится ее появление? Зачем-то вслед за бесчисленными чемоданами вносят в гостиницу гроб!? Все намекает на какой-то скрытый смысл, на необъяснимые пока намерения миллиардерши, хотя, как объяснял сам автор, вульгарная, но неуловимо элегантная героиня пьесы есть только то, что она есть — самая богатая женщина мира. Именно деньги дают ей возможность действовать с абсолютной последовательностью. А хочет Клер Цаханасян, чтобы за миллиард долларов, на которые могут рассчитывать все жители города, был убит некогда совративший и предавший ее человек. Кстати, на швейцарском диалекте Гюллен означает ни что иное как навоз…

На требование Клары убить лавочника Альфреда Илла бургомистр города с глубоким достоинством отвечает: «Мы пока что живем в Европе, и мы христиане. От имени жителей Гюллена и во имя гуманизма я отвергаю ваше предложение». На что дама реагирует лишь двумя словами: «Я подожду». Клер знает, что говорит.

И вскоре еле заметные изменения происходят в жизни гюлленцев, а значит и в их восприятии бытия. Кто-то покупает роскошные башмаки, кто-то курит дорогие сигареты, а кто-то уже задумывается о перестройке дома. Нет, они еще не колеблются в принятом решении охранять Илла. Но почему тогда в воздухе витает мысль, что его нужно охранять?! В гостиницу Клер Цаханасян то и дело приносят траурные венки, и все почему-то, видя это, отводят глаза. Жители, якобы опасаясь сбежавшего из клетки хищника, ходят теперь с оружием. Действие стремительно движется к тому, что угадывалось с самого начала, — к убийству Альфреда Илла.

Актерам тут есть, что играть! И они «купаются» в образах, подаренных им настоящей драматургией. Чего стоит Таисия Литвиненко, которая придает Клер столько шарма, замешанного на стервозности, что следишь за каждым ее жестом, за каждым взглядом. И Федор Стригун, играющий Илла, и Богдан Козак в образе бургомистра живут на сцене в согласии с Дюрренматтом, для которого очень важен был игровой, чисто зрелищный, восходящий к балагану театральный жанр. Как говорили о нем современники: он слишком любил яркую, пеструю и живую плоть, полную крепких, порой грубоватых красок.

Интересно, что сам автор в примечании к пьесе писал, что «отнюдь не намерен отмежевываться от людей, о которых пишет». Он даже не очень- то уверен, что и сам бы в подобных обстоятельствах поступил иначе. Поэтому подчеркивал, что в его пьесах показаны не чудовища, а обычные люди. В них живы высокие порывы, правда, до тех пор, пока не пораскинув мозгами, не сообразят, что благородство не заменит им ни высокого оклада, ни возможности дать образование детям или расширить собственный бизнес… Отца Клары, бедного каменщика, который только и построил заметного, что туалет возле вокзала, называют уже выдающимся архитектором! В общем, «Визит старой дамы» — жестокий фарс, но Дюренматт все-таки советует играть свою пьесу «не жестоко, а со всей человечностью и непременно с юмором». Один только юмор и остается жизнеспособным в данной ситуации, являясь знаком человечности и жизненной силы.

Для того, чтоб понять, почему так близки и понятны нам обстоятельства, описываемые Дюрренматтом, стоит присмотреться к его биографии. Он родился в Швейцарии — стране первой в Европе демократии, в семье пастора одного из сельских пригородов. В шутку говаривал, что так привык в детстве видеть всяческие приготовления и сами похороны, что не смог отстраниться от темы смерти в своих произведениях. Привычным финалом в его пьесах становится эксперимент на тему: что будет делать человек, если вознамериться судить себя самого по самому большому счету, если устроит однажды ревизию своих моральных устоев. Так как персонаж Дюрренматта — всегда заурядная личность, «средний человек» (героев отрицает его эстетика), то и вывод один — он должен казнить себя. Судит себя самого и Альфред Илл, признавая, что жизнь его была ничтожной и самое светлое, что было — это любовь к Клер. Так пусть хоть кто-то получит блага от его смерти. Нет, поначалу он, конечно, сопротивляется, даже пытается бежать из города, но куда ему бежать от себя самого?

Ни у кого не хватало духа убить Илла собственноручно, поэтому его забили жители Гюллена сообща, чтобы не возлагать бремя ответственности на одного. (Перед этим, естественно, произнеся речи о высшей справедливости и ответственности перед законом). На что только не пошел Федор Стригун как режиссер — он не поставил Илла на колени, как записано в пьесе, — Альфред умер стоя. Тут эстетика постоянного героя-Стригуна пошла вразрез с эстетикой Дюрренматта, и нужно сказать — слава Богу, потому что безнадежность, которой, несмотря на весь фейерверк юмора, все-таки пронизан спектакль, тогда бы окончательно вынудила повторить высказывание классика: «Человек — самый страшный хищник на свете, ибо только человеку свойственно охотиться на себе подобных». Всесильный катализатор высветил истинную нравственную суть жителей Гюллена — деньги, этот катализатор в течение жизни испытывает и каждого из нас неоднократно…

Фридрих Дюрренматт, в отличие от своего учителя Брехта, не верил, что корень зла лежит в общественных отношениях, для него зло — в каждой отдельной личности, в индивидуальном отношении к «природным недостаткам». Он во всем занимал демонстративно нейтральную позицию. (Несмотря на мировую прижизненную известность, на множество премий и знаков лауреатства, всю жизнь прожил в труднодоступном месте швейцарских Альп). Не считал себя «вынужденным отгадывать мировые загадки» и не давал однозначных ответов своим читателям. И все-таки, когда человек ищет истину и смысл бытия, он может обращаться к Дюрренматту. Писатель начал творить в годы второй мировой, а первые его книги вышли в конце 40-х. Это было время мрачного отчаяния, охватившего многих интеллигентов Запада, ужаснувшихся размерами недавно содеянного. Поэтому они будоражили общественность и искали ответы на бесчисленные вопросы, которые ставит жизнь.

…Дюрренматт умер 14 февраля 1990 года, 15 лет назад. С тех пор мир вряд ли изменился. Это подтверждают и заньковчане, замахнувшиеся в который раз взбудоражить жителей весьма патриотичного города с давними демократичными традициями. На этом спектакле каждый может провести ревизию собственной жизни и если не сможет сделать выводы, то хотя бы иронично усмехнется.

А как быть с надеждой? Возможно, надежду им подарят двое на велосипедах, которые ездят по сцене, но неизменно уезжающие в иную, счастливую, жизнь, где все возможно.

Ирина ЕГОРОВА, «День». Фото Тараса ВАЛЬКО
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ