Больше четверти века принимает зрителей Киевский академический театр драмы и комедии на Левом берегу Днепра. За это время несколько изменились зрительские симпатии, восприятие искусства и культурные приоритеты. Неизменным остался высокий уровень работы «левобережцев» (так с любовью называет современный зритель «аборигенов» театра). А все потому, что все это время художественным руководителем театра является настоящий мастер — народный артист Украины, народный артист России, лауреат театральной премии им. С. Данченко, профессор Эдуард Маркович Митницкий. Он верен своим творческим и человеческим принципам. Митницкий занимает активную жизненную позицию, не оставаясь равнодушным к иногда не совсем утешительным культурным трансформациям. Они, собственно, и стали одним из главных предметов нашей с Эдуардом Марковичем беседы.
КУЛЬТУРНО-АМОРТИЗИРУЮЩИЙ СЛОЙ ПРОХУДИЛСЯ
— Эдуард Маркович, вы часто делитесь в прессе своими далеко не оптимистичными размышлениями о состоянии отечественной культуры и общества в целом. Читая, становится грустно и, как говорится, «за державу обидно». Но не кажется ли вам, что та самая девальвация духовных ценностей, изменение приоритетов современного человека, разрушение этической структуры — недуг, охвативший не только Украину, но и все европейские страны и, конечно же, Америку?..
— Действительно, такова общая ситуация, но нам от этого легче не становится — глупо утешаться этим фактом. Переплавка психики началась со времен, предшествующих Второй мировой войне, после которой очень многое в мире изменилось. Что касается приоритетов нашего общества — они трагически трансформировались с ХХ века. Фетишизация денег существовала всегда, но правила хорошего тона регламентировали рекламу валютных достояний: не выпячивали материальный достаток, не афишировали его золотыми цепями и крестами на шее. Разве что — купечество. Сегодня же деньги — бог, которому поклоняется все больше и больше людей. И — напоказ! В результате человек становится ненасытным, циничным, опасным и злым.
Культурно-амортизирующий слой прохудился до дыр: сверху — озоновые дыры, на земле — духовные, в душе — душевные.
— Вместе с тем, сегодня практически во всех театрах нашей столицы — аншлаги (вспомните полупустые залы лет 15 назад). Значит, все-таки современный человек что-то ищет в этом храме искусства. Ведь не от безделья же он посещает театр...
— Как ни парадоксально, но это также подчеркивает дефицит духовности. В нашей стране и в объемах бывшего Союза как психически, так и физически, люди настолько заняты заколачиванием денег, что у них не остается ни сил, ни времени открыть книгу. Но организм человека, кроме хлеба, слава Богу, сориентирован и на зрелище, потребность в котором заложена площадной культурой предков. Генетический код прошлого так или иначе дает о себе знать и в житейском «меню» человека запрограммированы эмоциональные микрострессы. Кому — театр, кому — цирк, кому сериал на дому... Человек догадывается, что нужно держать тон, что-то познавать, кроме телевизионной пошлости. А театр и покажет, и позабавит (не всегда, правда, растолкует) — не надо напрягаться. А вот что эстетический багаж зависит от уровня театра, многим и невдомек. Таким образом так или иначе компенсируется отсутствие интереса и физическая возможность читать. И если раньше мы претендовали на статус самой читающей страны в мире, думаю, сегодня нам нечем похвастаться. И удивляться нечему. Обратите внимание, какой скудный уровень современной литературы и на каком подножном драматургическом корму существуют наши театры. Увлечение осмеянием прошлого — это дело нехитрое. Вот осмысление настоящего — глубинных проблем, конфликтов, противоречий — куда сложнее; политические, экономические, психологические завалы, разгребать которые на художественно-образном уровне для драматургов и театров — невспаханная целина.
Но человеку необходима некая отдушина — как-то отвлечься от ежесекундного столкновения с неблагополучным миром и бытием. И мы прячемся за развлекательные жанры. Драматурги тоже научились «делать деньги», как, впрочем, и режиссеры. Поэтому, «дух, що тіло рве до бою», пока находится на запасном пути, как бронепоезд из популярного хита советских времен. Сегодня господствует форма. Театр внешний! И очевидна склонность к вульгарной подтасовке авторского смысла к режиссерским «фиоритурам». Мы часто экспонируем режиссерские «попурри» на иногда весьма отдаленные от темы пьесы. И еще простительно, если делается это талантливо, но талант не станет вспрыгивать на плечи автора...
Мы не склонны пропускать через себя мысли и страдания классиков, вынашиваемые их душами многие годы. Театр все больше дублирует телевидение, а телевидение — нет слов в словаре... Известно, что уровень сценического произведения определяется, прежде всего, проникновением в замысел автора. Если тебе автор не интересен, не стоит с ним иметь дело.
— Кстати, говоря о телевизионных жанрах, мы часто ругаем наших актеров и режиссеров, которые хватаются за любую возможность заработать в дешевой «мыльной опере», невзирая на художественный уровень будущего «творения». Зачастую им даже приходится идти на некий профессиональный компромисс. Вместе с тем, не возможна ли в данной ситуации двусторонняя связь: не внесут ли такие грамотные, профессиональные режиссеры, как, например, Алексей Лисовец (увлекшийся «сериальной» работой) в телеиндустрию элементы театральной эстетики?
— Думаю, что нет, поскольку от них, по сути, ничего не зависит. Всем управляют те, кто дает деньги. А им нужны, опять-таки, только деньги. Поэтому, если такой умный и опытный режиссер, как Лисовец, будет продолжать работу в телевизионных сериалах, скорее эта «индустрия зла» поглотит его, нежели он внесет какие-либо решительные изменения...
— Замечаете ли вы изменения в работе актеров театра драмы и комедии, которые попробовали, так сказать, более легкий хлеб, снявшись в рекламных роликах или телевизионных сериалах?
— Да, замечаю: процесс обалбесивания стремителен и безальтернативен. Ведь от них многого не требуют: вот тебе текст — и совсем не обязательно знать прошлое и будущее этой истории. Как-то сыграть свой кусок они уж в состоянии. Некоторые в таком экстриме вспоминают, чему их научил театр, а другие впоследствии и это забывают. Мне рассказывали, как один сериал снимали четыре режиссера, потому что на следующий день нужно было сдавать работу.
Посчитайте, сколько в Киеве — столице огромного государства — профессионально грамотных режиссеров (я не говорю уже талантливых), с воспитанным вкусом, умением выстраивать актеру роль, умеющих «прочитать» автора, найти адекватное смыслу сценическое решение, а не млеть от восторга, оставив от автора надгробную плиту: здесь покоится... А сериальный поток — это скоропостижный творческий суицид...
«ЛОВУШКА ДЛЯ НЕЗРЕЛЫХ УМОВ»
— А где наша молодежь, куда деваются выпускники, получившие специальность «режиссер драмы»? Ведь мы все еще по привычке называем молодыми достаточно опытных и зрелых мастеров...
— Воспитание режиссера — довольно сложный и длительный процесс. Не становится человек профессиональным режиссером, словно по взмаху волшебной палочки. Есть, конечно, в истории мирового театра свои исключения: Питер Брук, например, к 20-ти годам поставил шесть спектаклей на профессиональной сцене. Но он — гений, поэтому такая точка отсчета неверна. Чтобы стать профессиональным режиссером, нужно «набраться возраста» (опыт, умение) и, сосуществуя, сопротивляться времени. В моем последнем выпуске есть несколько перспективных кандидатов в режиссуру: Ксения Холоднякова — режиссер зрелого спектакля «Дни пролетают со свистом» по пьесе Н. Коляды в Театре драмы и комедии, Тамара Трунова в театре «Киев» поставила дипломный спектакль по пьесе О. Ернева «Вечір з гарненькою і самотньою» (сейчас у нас ставит спектакль «Том Сойер»), Игорь Матиев «прописан» нынче в Ивано-Франковске. Эти ребята грамотны, и для них главное — извлечение «квадратного корня» из произведения. Автор — высота, которую предстоит покорять всю режиссерскую жизнь. А вообще это безумно сложная, «полиглотная» профессия, и если из выпуска в пять—шесть человек хотя бы один состоится — уже нормально.
— Изменился ли ваш студент с течением лет?..
— Изменился: измельчало поле, на котором могут вырасти режиссерские и актерские дарования. Начиная с 1917 года, культурный «чернозем» уплывал в нейтральные воды, вывозился под конвоем в места весьма отдаленные. Отмашка «патронов не жалеть» в лагерях и, конечно, войны изнурили национальную почву до нулевой отметки... Какой урожай пожинать на выжженном поле? У меня сейчас третий актерский курс. От состояния психики и воли зависит их профессиональное будущее.
— Но сегодня для развития — более благоприятные условия, да и возможностей значительно больше...
— Еще один парадокс нашей действительности. По сравнению с советскими временами, у молодых людей несравнимо больше возможностей развиваться — вот только потребности, мне кажется, поменьше. Нынешнее поколение значительно самостоятельнее, деловитее. Они компьютеризированы и благодаря многим источникам информации — гораздо самоувереннее. Они замкнуты и недоверчивы, кстати замечу: их не очень волнует, что пишут об их работах. Они далеки от наших обозревателей, рецензентов и театральных журналистов. Я не случайно не употребляю привычное «критики». Всегда подозревал в этом слове ловушку для незрелых умов: некоторые театроведы воспринимают сей термин без доли юмора.
Сегодня «общественное мнение» не создает эстетическую среду и не напрягает режиссерский корпус, и для театра не имеет значения, что написано в прессе. Но нет и авторитетных специализированных изданий, провоцирующих и поощряющих творческую полемику и дискуссию.
— А почему, на ваш взгляд, у нас нет «женской режиссуры»?
— Думаю, если мужчины научатся производить потомство, вести хозяйство, выполнять весь комплекс бесконечных женских обязанностей — расцветет «женская режиссура». А если серьезно, «женская режиссура» — термин дискриминационный. Время неумолимо трансформирует нашу жизнь почти во всех сферах человеческой деятельности и бытия. Женщин пока нет лишь на флоте и в шахтах.
Катаклизмы ХХ века — войны, общественные и природные стихии — лишали женщин мужской опоры, и выживаемость стала делом «самих утопающих», что драматически стремительно эмансипировало и биологически, и психически природу женщины. А материнское начало — мощный энергетический фактор в этом самоспасательном движении — мобилизовал все богатство женского организма. И если женщины сегодня ворочают капиталами, думаю, женская режиссура уже вполне конкурентоспособна.
— Способен ли, на ваш взгляд, театр формировать зрительский спрос и вносить коррективы в структуру общественных ценностей?
— Думаю, что нет: настолько сильны противоядия! Нам хотелось бы чувствовать себя властителями дум, но это, к сожалению, не так.
«ПИЩА» ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ
— Чем Киевский академический театр драмы и комедии будет жить в следующем сезоне?
— Театр будет жить, прежде всего, авторами, которые дают режиссеру пищу для самых серьезных размышлений, возможность сопоставлять прошлое с нынешним и делать выводы общечеловеческого порядка. Я предполагаю выпустить «Трех сестер» А. Чехова, Андрей Белоус ставит спектакль по пьесе В. Шекспира «Ричард ІІІ», Алексей Лисовец предложит свою интерпретацию малоизвестной пьесы Луиджи Пиранделло «Лиола». О спектакле для детей по произведению Марка Твена «Том Сойер» мы говорили выше. Замечу, что автор пьесы — Ярослав Стельмах.
— Режиссеров из других стран приглашать не планируете?
— Это очень дорого. Правда, ведутся переговоры с московским режиссером Юрием Погребничко, поскольку он «по дружбе» не берет те суммы, на которые имеет право. Погребничко поставил у нас три спектакля, и встреча с ним всегда художественно результативна — мы много лет играем его спектакли.
