Сергей БУКОВСКИЙ родился 18 июля 1960 г. в Башкирии, в промышленном городе Октябрьский. В том же году его родители — кинорежиссер Анатолий Буковский и актриса Нина Антонова — переехали в Киев. Учился режиссуре на кинофакультете Киевского государственного института театрального искусства им. Карпенко-Карого в мастерской Владимира Неберы. Более десяти лет работал на Украинской студии хроникально-документальных фильмов. В 1995—1998 годах возглавлял отдел телевизионных и документальных фильмов компании «Internews Network Ukraine».
За четверть века работы в кино и на телевидении Сергей Анатольевич снял более 30 документальных кино- и телефильмов, большинство которых получили высокую оценку кинокритиков и награды на международных фестивалях. Такие картины, как «Знак тире» (1992), «Назови свое имя» (2006), «Живые» (2008) уже являются классикой украинского кино. Премьера последней работы Буковского «В.Сильвестров», посвященной ведущему украинскому композитору Валентину Сильвестрову, вероятно, состоится осенью.
СЕРГЕЙ БУКОВСКИЙ. ФОТО РОМАН ОРЕЛ
Именинник ответил на несколько вопросов «Дня».
— Какие ощущения у вас в связи с 60-летием?
— Никаких! Когда меня поздравляли друзья, я отвечал: пенсионер-минималист (у меня будет минимальная пенсия) слушает...
— Вы так же не любите просматривать собственные фильмы?
— Не люблю и не смотрю.
— Как появился фильм «В.Сильвестров»?
— Издательство «Дух и Литера» опубликовало книгу о композиторе. И там были в приложении компакт-диски с его музыкой. Когда я услышал авторские черновики к стихам Шевченко, понял: «Фильм — готов. Осталось только его снять «. И потом в фильме его голос сочетался с замерзшей Русановкой, где он живет с 1964 г. Рабочее название было «Валентин Сильвестров. Один день и вся жизнь». Сократили до автографа мастера «В.Сильвестров».
СЪЕМКИ ФИЛЬМА «В. СИЛЬВЕСТРОВ». ФОТО ЮЛИ ДАНИЛЬЧУК
— Что было сложным в процессе съемок?
— Не помню легких фильмов. Боялся реакции Маэстро на завершенный фильм, но нашу работу он принял и после просмотра дал очень профессиональный комментарий. Приведу лишь одну фразу: «Я вас понял, вы расставили по всему фильму ловушки, а в последней, 3-й части зрителей в них поймали». Я ехал в метро домой и думал: «Боже, как он тонко и точно понимает композицию». А потом стукнул себя по лбу: «Что это со мной. Он — композитор, к тому же — гений!»
— В 2009 г. в ответ на вопрос, какие чувства предшествуют созданию фильма, вы ответили так: «Зачастую бывает так: если я очень злой, и у меня закипает кровь от злости — я готов к теме, к работе». Сейчас что-то изменилось в этом смысле?
— Изменилось! Если хочется обнять героев, только тогда стоит приступать к работе. Так же и с Иваном Михайловичем ДЗЮБОЙ; надеюсь, фильм запустят. И он, и Сильвестров — удивительно невинные люди.
СЪЕМОЧНАЯ ГРУППА ФИЛЬМА «ЖИВЫЕ». НА ФОТО ВМЕСТЕ С МАРГАРЕТ КОЛЛИ, ПЛЕМЯННИЦЕЙ ГАРЕТА ДЖОНСА, ПРОДЮСЕР МАРК ЭДВАРДС И ЗВУКОРЕЖИССЕР ИГОРЬ БАРБА
— Можно ли сказать, что в последние 6 лет украинская документалистика родилась заново?
— Не думаю, что это так. Просто появились талантливые молодые люди. Неленивые, современные, умные. Их не так много, но они, к счастью, есть.
— Одно из ваших самых заметных произведений — документальный сериал «Война. Украинский счет». Удовлетворяет ли вас то, что снимают сейчас о нашей нынешней войне?
— «Охота на оленей», «Взвод», «Апокалипсис» и тот же «Рэмбо» (фильмы, посвященные Вьетнамской войне. — ДД) появились спустя значительное время. И эта тема Америку не отпускает до сих пор. Все то, что сделано о войне на Востоке у нас в игровом кино, — поверхностно и просто плохо. В документальном — к счастью, появляются серьезные, сильные работы.
КАДР ИЗ ФИЛЬМА «В. СИЛЬВЕСТРОВ».
— В 2002 г. вы мне сказали: «Мечтаю попасть хотя бы раз в жизни на Волгу. У меня отец оттуда родом». Удалось?
— Нет. И думаю, уже не удастся. Эта часть и воды, и суши для меня отрезана навсегда. Но поскольку мои родители родом из России, то меня воспитывали на великих образцах русской культуры. На книжных полках стоят, и я часто к ним обращаюсь, собрания сочинений Чехова, Пушкина, Льва Толстого (издание 1903 года), Платонова, Бунина... Так же кино — Данелия, Хуциев, Тарковский, Авербах, Герман-старший, Мотыль...
— Какие у вас режиссерские планы?
— Как я уже сказал — «Иван и Марта» — фильм об Иване Дзюбе и его ангеле-хранителе, жене Марте. О времени надежд, иллюзий и трагических потерь. Эта эпоха в нашем кино никак не отрефлексирована.
КАДР ИЗ ФИЛЬМА «ЗНАК ТИРЕ». НА ФОТО ДОЧЕРИ ВЕРЫ ХОЛОДНОЙ.
Это была не первая наша беседа с Сергеем Анатольевичем. Считаю нужным привести здесь несколько цитат из предыдущих бесед.
ДОМ
— Родился в Башкирии. Я — этнический русский. Всю жизнь живу в Украине. И это мой дом. И этим все сказано. Я делаю кино о людях. А не о евреях, или украинцах, или англичанах.
— Слово «геноцид» не звучит ни в фильме «Назови свое имя», ни в «Живых». Ни разу. Я не пытался и не собирался именно это доказывать в фильме. Мне кажется, что зритель, если и существует такой у документального кино, может сам сделать выводы: что случилось, почему мы позволили сделать с собой такое, и для чего этот опыт необходим нам сегодня. А финал [ «Живых»] — скорее грустно-светлый. Ведь мы — нация, и мы выжили. Бабушки позируют нам, потом встают и уходят. Если помните — титры, два стула на фоне хаты. В ней прожита долгая жизнь...
АЛЕКСЕЙ КАПУСТИН, СЕРГЕЙ БУКОВСКИЙ И СЕРГЕЙ МИХАЛЬЧУК ВО ВРЕМЯ СЪЕМОК.
УСПЕХ
— Что считать успехом? Фестивали? Их в моей жизни было не так много. Признание? Документальное кино народу малоизвестно. Фильм удается, когда все вдруг совершенно неожиданно совпадает, происходит само собой, на одном дыхании. Вообще, это очень короткий отрезок в жизни. Прыгнул на 6 метров, а потом подбираешь по пол сантиметра.
НЕВРОЗ
— Я — человек сентиментальный. Армия — это воплощение грубой силы, жесткости, того, чего порой не хватает в самом себе. Вообще, типичный невроз. Кстати, на этом контрасте и сделан «Знак тире». Нежность и грубость, граничащая с жестокостью.
— В Нагорном Карабахе во время съемок «Знака Тире» нас взяли на операцию в горы. Съемочная группа даже надела бронежилеты — в селах постреливали. Вскоре, правда, мы отказались от этого средства безопасности: жилеты оказались невыносимо тяжелыми. Когда вернулись на базу, выяснилось, что грузовик, на котором мы путешествовали, вез ящики со взрывчаткой. Сегодня я, конечно, сильно подумал бы над целесообразностью такой экспедиции.
ФИЛЬМ «ЖИВЫЕ». ПОСЛЕДНИЙ КАДР.
МАГИЯ ДОКУМЕНТАЛИСТИКИ
— ...в непредсказуемости. Никогда не знаешь, что подбросит сама жизнь. Я не люблю прогнозируемое, окончательно и бесповоротно вымышленное кино.
— Чаще всего срабатывает интуиция. У кого-то, вероятно, происходит иначе. Кто-то полностью придумывает кино за столом, а потом уже снимает. Вообще, в неигровом кино есть определенная странность. И это непосредственно касается вопроса о ходе времени. Следует каждый раз подтверждать, что это не выдумка, несмотря на то, что ты снимаешь реального человека или реальное событие. Я, например, даже в «Украинском счете», где почти нет пространства для пауз и атмосферы, пытаюсь оставить вздох героя перед словами или сохранить спутанность речи — все это подтверждает подлинность сказанного. И с хроникой много загадок. Несмотря на парадную постановочность отечественных архивов, время как художественная категория аккумулируется в том, что тогда казалось периферийным, вне сути события. Кто-то из операторов, например, снял перекресток дороги. Обычный перекресток, 1944 или 1945 год. Зима. Вьюга. Машина проехала... Старушка корову провела по обочине. Регулировщица отдала честь начальнику в «Опеле». Почему этот материал так завораживает? Потом начинаешь понимать всю проницательность оператора — он знал, что снимает не просто кусок асфальта с машинами, а именно перекресток путей. А путь — кинематографический устоявшийся архетип. Вот факт и превратился в образ. Но здесь другая загадка. Начинаешь срезать засветки между планами, разрушать единые куски жизни — и все колдовство исчезает... Фон Триер в своем манифесте «догментального кино» когда-то предлагал полностью отказаться от вмешательства в жизнь. Никаких спецэффектов, никакого голоса за кадром, а только в кадре и т.п. Его опасения не случайны, он хотел вернуть документальному жанру его естественную истинность.
ИГРА / ПРАВДА
— Я не спрашиваю себя, что снимаю — документальный ли это фильм, можно ли здесь применить игровой элемент? Снимаю себе, и все. Главное, чтобы это было убедительно и точно сделано. Как относиться к фильмам Артура ПЕЛЕШЬЯНА, к его «Временам года», например? Он взял актеров из местной фольклорной группы, дал им по барашку в руки, и те начали на «пятой точке» съезжать с горы. В жизни так не бывает? Никто не съезжает с овцами с гор? Это документальное или игровое? Ни то, ни другое. Это стихотворение, художественная правда, настоящее кино, не пересказ.
— Правда в кино для меня — это когда становится жалко героев. Когда им начинаешь сочувствовать, сопереживать. Если в сериале о войне всех станет жалко, и левых, и правых — только тогда это будет правда. Может, я не совсем правильно понял ваш вопрос об истине. Правда — это прежде всего мысли. Глубокие. А воплощение — уже дело техники и мастерства.
СТРАСТЬ
— Рыбалка — это не хобби, а скорее страсть. Жаль, вырваться на природу удается очень редко. Посмотрю время от времени на свои снасти заморские (покупаю везде, где бываю) и снова спрячу. Вроде бы и на рыбалку съездил. Как-то даже хотели с товарищем сделать регулярную телепрограмму о рыбалке, совместить приятное с полезным. Я рыбачу — он снимает, потом наоборот. В общем, и не порыбачили, и программу толком не сняли. Ничего не получилось. Злые были, как собаки. А еще раньше, в юности, было почти патологическое увлечение охотой. Даже считал дни до открытия сезона. Впоследствии рыбалка стала как-то милее сердцу. Меня к ней приучил отец. И это было, пожалуй, лучшее его наставничество в моей жизни.
Украина: взгляд Буковского
Ниже - о трех самых заметных работах Сергея Анатольевича, посвященных украинской истории
"ВОЙНА. УКРАИНСКИЙ СЧЕТ" (2002 - 2003)
«Война. Украинский счет»- больше чем просто документальный сериал. Дело даже не в художественном качестве этой работы. Сам предмет добавляет особую актуальность. Ведь мало кто всерьез, без идеологической запальчивости, пытался поднять вопрос о цене, которую Украина заплатила во время Второй мировой.
Буковский не только задал вопрос, но и попытался подробно ответить на него: отдельные эпизоды посвящены освобождению страны от немецкой оккупации, судьбе дивизии «Галичина», насильственной советизации и вооруженному сопротивлению на Западной Украине.
Важная черта «Украинского счета» - почти идеальная дистанция относительно событий, фактов и свидетельств, составляющих содержательную основу эпопеи. Буковский дает высказаться всем - бойцам УПА, ветеранам с советской стороны, активистам продразверсток, родственникам тех, кого уже нет в живых. Кстати, именно это интервью наглядно доказывает, что неталантливых людей не существует - все эти старики, вспоминающие о событиях более чем полувековой давности, не только интересны своим языком и видом, но и очень артистичны. И потому фронтовая кинохроника, которая занимает значительную часть экранного времени, приобретает живое тепло и полнокровность. Люди, запечатленные на этих поцарапанных пленках, входят в кадр, чтобы снова и снова сыграть свои роли в театре военных действий и, вполне вероятно, умрут через секунду после того, как покинут поле зрения оператора.
Театр войны составляют множество трагедий, и никакие сравнения здесь недопустимы. Каждый, от солдата до боевого генерала - герой-протагонист, каждый делает необходимый выбор в невозможных обстоятельствах. Таковы солдаты дивизии «Галичина», все совсем молодые парни, отчаянные студенты-романтики, которых, немного поднатаскав, бросили на острие атак Первого украинского фронта - против своих же соотечественников. Или «чернорубашечники» - ребята с освобожденных территорий, мобилизованные в советское войско: совсем неопытные, поголовно погибли в первых же боях. Или воины УПА, вступившие в безнадежную борьбу с военными армадами сначала фашистской Германии, а затем и сталинского СССР. Свою цену заплатили и генерал Ватутин, освободивший Киев и погибший при молчаливом попустительстве партийной верхушки, и легендарный командир УПА Шухевич, и Ковпак - символ красного партизанства, проигравший свою главную битву.
У каждого была своя война. А счет - один на всех. Страшный счет, который заплатила Украина. Миллионы погибших и искалеченных. Однако бремя фактов не вредит ткани картины. Четкий ритм, единство сюжета, безукоризненно выстроенный изобразительный ряд - фильм держится в увлекательной целостности, серия за серией.
И цифры потерь, и совместно пережитый ужас братоубийства - не примиряют, до сих пор противостояние между «истинными освободителями» и «бандеровскими пособниками» живет во многих умах, до сих пор существуют «правильные» и «неправильные» герои. Режиссер не принимает ничью сторону, но и равноудаленной его позицию назвать нельзя. Он сочувствует всем, пытается понять каждого. И находит единственно верную интонацию в заключительной серии, в послесловии. Не то чтобы трагическую или скорбную - скорее, щемящую.
«НАЗОВИ СВОЕ ИМЯ» (2006)
Конечно, в этом фильме привлекает внимание имя Стивена Спилберга - номинального продюсера проекта. Но большее значение имеет тема. Холокост. Бабий Яр.
Перед Буковским стояли сложные задачи. Ведь в основу ленты легли видеосвидетельства людей, переживших Холокост, записанные в 1994 - 98 годах сотрудниками Института видеоистории и образования - основанного Спилбергом фонда Шоа. С одной стороны - этическая сложность материала, ведь то, что помнят эти люди, само по себе впечатляет сильнее любых визуальных образов. Кроме того, статичность того же материала. В распоряжении режиссера был только ряд визуально однотипных монологов: фронтальный план человека, который сидит и говорит прямо в камеру. Стандартный подход требовал или закадровых комментариев самого автора, или, как это часто бывает, полуигровой реконструкции того, что говорят свидетели Катастрофы со вставками всем известных хроникальных кадров. Однако Буковский поступил иначе.
Он предложил путешествие.
Фильм начинается как бы из обломков той, прошлой действительности. Титры проступают отдельными буквами, как древние надписи, с которых стирают пыль, и им за кадром вторят голоса, отдельными звуками называющие свои фамилии. Один из голосов отмечает, что даже очевидцу тех событий невозможно поверить в то, что все это было на самом деле. Наконец, автор, так же оставаясь за кадром, очерчивает свой маршрут - он хочет увидеть те старые улицы и домики и одиноких людей, которые в них жили, но дома уже пусты, и надгробия слились с пейзажем. На экране же - интерьеры вокзала, предпосадочная суета, а еще старые, изношенные вещи, мелочи давно ушедшего быта - старый фонарь, обшарпанные двери, ржавый замок. Буковский начинает печальное и одновременно трогательное путешествие с таких примет почти исчезнувшего мира, проводит неспешную археологическую работу, благодаря чему ткань фильма приходит в движение, за которым интересно наблюдать и зрителю.
Путешествия означают дистанцию. Буковский очень тонко и точно ее подчеркивает, более того, превращает в прием. Не пытается воспроизвести или реконструировать события, а подает их через отражение в людях и вещах. Это можно назвать обрамлением - автор сознательно отказывается от любых манипуляций со свидетельствами, которые у него есть. Он просто берет их в рамку современности, и этот прием применен очень искусно. Так, режиссер не скрывает монтажные склейки, которые прорезают, как черно-синие электрические разряды, тот или иной монолог. Вставляет сцены с деревенского карнавала на Маланку - Черт, Палач, Смерть, Жид, Старик, Старуха, а затем показывает, как крестьяне снимают эти маски. Очень удачным является введение трех молодых девушек, наших современниц, студенток, которые расшифровывают архивные интервью. Нам показывают их реакции, комментарии и размышления по поводу услышанного, и это, так сказать, обратное свидетельство кажется не менее ценным. Также остро врезается в память монолог женщины, пережившей массовый расстрел - исповедь продолжается будто бы в поезде, под стук колес, камера постепенно переходит на пейзаж за окном, который каждую секунду приобретает все большее и большее соответствие сказанному уцелевшей женщиной. Когда камера наконец отъезжает, мы видим, что это интервью демонстрировалось на мониторе ноутбука, стоящего на столике в купе движущегося вагона - и это вызывает настоящий маленький катарсис. Именно благодаря такому вниманию к предметным, вещественным, ландшафтным деталям, объединяющим различные слои времени, а также прекрасной операторской работе Романа ЕЛЕНСКОГО и Владимира КУКОРЕНЧУКА Буковскому удается - понемногу, кадр за кадром - воссоздать пространство, в котором произошла трагедия. Наглядно воссоздать пейзаж почти забытых городков, заброшенных синагог, полузамерзших рек, заснеженных холмов, заштрихованных черными линиями голых деревьев. И поселить в нем всех - и тех, которых уже нет, и нас, потомков тех, кто уцелел. Именно поэтому так поражает финал, резко контрастный к остальному фильму. После верхнего плана всего урочища с указанием точных географических координат Яра, - подчеркнуто яркий, шумный эпизод с деловито-репортажной проходкой камеры по интерьерам станции метро, построенной прямо на месте расстрелов; современные реалии с их разукрашенным равнодушием вламываются в утонченную и скорбную акварель Буковского. В сочетании с опять-таки закадровым комментарием исследователя Бабьего Яра - о необходимой точности памяти и поведения, о бесконтрольности застройщиков в этом месте - это вызывает настоящее потрясение: ибо исчезает территория человечности как таковой.
«Назови свое имя» - не просто фильм о человеке в большой и не всегда милосердной Истории. Это также - о ценности каждой отдельной истории. А главное - о пространстве, которое могло бы быть общим для всех нас именно благодаря тому, что его частью является Бабий Яр. Ведь именно так и переживает человечество свои самые ужасные катастрофы - нанося их на большую карту общей памяти.
«ЖИВЫЕ» (2008)
Здесь много страшного - и то же время нет безысходности. «Живые» посвящены Голодмору, но это тот редкий случай, когда следует говорить в первую очередь не о публицистике, не о репортаже или историческом исследовании (хотя все это здесь есть), а о кинематографе как таковом.
«Живые» - по сути, продолжение работы, начатой Буковским фильмом «Назови свое имя». Фонд «Шоа», в архиве которого есть сотни подобных интервью, предоставил два года назад эти материалы режиссеру, результатом чего стал фильм «Назови свое имя»; в 2008 году таким же образом были собраны воспоминания 56 стариков, тех несокрушимых дедушек и бабушек, которые видели катастрофу 75-летней давности собственными глазами. Общее есть даже в том, что сопродюсером «Живых» выступил Марк Эдвардс, - он также продюсировал «Назови свое имя» от «Шоа».
Конечно, здесь цитируют необходимые документы, в частности переписку польских и итальянских дипломатов, вставки хроники тех лет создают исторический фон, на котором разворачивался Голодомор, есть фрагменты циничной официальной кинопропаганды. Однако уникальность стиля Буковского - в умении создавать из, казалось бы, случайного, обычного материала визуально и содержательно насыщенные образы. Два подобных момента запоминаются сразу (оператор - Владимир Кукоренчук, постоянный участник проектов Буковского) - поле с тяжелой, спелой, почти медного цвета пшеницей, которая почти выпадает с экрана, и тучная, роскошная корова возле сельской мазанки, рядом с двумя бабками на стульях. Пшеница - то, что забирали у людей, обрекая их на смерть; коровы же тогда спасли не одну семью. На таких выпуклых и часто контрастирующих образах-символах построен фильм. Фотография хаты в негативе на освещенном планшете - как призрак исчезнувшей жизни. Черно-белые зимние поля, окутанные снежной пылью, прошитые железнодорожными путями – по той железной дороге вывозили зерно. Долгим крупным планом, во всех деталях - весы, на которых взвешивали хлеб, безнадежно пустые, ненужные. Красочная наивная роспись на стенах сельских домов. И самое яркое - те самые бабы и деды. Каждое из этих лиц - драгоценно. Каждая из судеб - трагедия. И все - без страха. Невероятно колоритные. Смешные. Сварливые. Заплаканные. Молчаливые. Веселые. Восьмидесятилетние. Живые.
Этот фильм о жизни, и поэтому очень точное его завершение. Две старушки сидят определенное время на стульях, а потом встают и медленно идут по своим делам ("... надо денег дать, чтобы молоко купил ... огурцы засолить ...»), а стулья остаются стоять - пустые, еще теплые, на фоне побеленной стены, под чириканье птиц, шум ветерка в деревьях. Столько света и трогательная деталь, которая просто перехватывает дыхание.
И это не пустые места на земле, отнюдь - сюда обязательно кто-то сядет. Потому что есть кому. Потому что живые.
