Наверное, большинство из нас «переболело» увлечением фантастикой. Вымышленный мир всегда лучше, чем реальный. Лучше, даже если он объективно хуже, ибо в нем всегда все решается так, как ты хочешь, несмотря на трудности и коварство, герои всегда остаются героями. Привычка к персонажам становится такой сильной, что их сюжетная смерть вызывает изумление, сочувствие и бурю гнева. Здесь самое время остановиться, закрыть книгу и посмотреть в окно. За его запыленной поверхностью мерцает «реальный» мир… Под таинственным псевдонимом Генри Лайон Олди прячутся два харьковских писателя — Дмитрий Громов и Олег Ладыженский. Их криптонимическая подпись для многих стала культовой. На просторах СНГ найдется не так уж и много авторов, чья популярность и, главное резонансность творчества, была бы больше. Авторы более двух десятков совместных книг, они стали весьма популярны — на их стихотворения пишут песни, по произведениям делают ролевые игры, Интернет взрывается дискуссиями. Одно из крупнейших российских издательств «Эксмо-пресс» основало специальную серию «Нить времен» для писателей с Украины: А. Валентинова, М. и С.Дяченко и Г.Л.Олди. Способ своей текстовой реализации господа Олди называют «философским боевиком». Наверное, сложно определить, какое же слово здесь главное, ведь каждый находит что- то ближе для себя.
«ЕДИНСТВЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ — ЭТО НАСТОЯЩЕЕ»
— Какие закономерности вы видите в развитии жанра фантастики?
— Начнем с того, что мы полагаем фантастику не жанром, а методом. Методом восприятия и отражения действительности. Метод — способ постройки здания, но не само здание; набор действий, но не результат. В таком подходе мы не одиноки. Например, еще Вальтер Скотт в 1827 году, в своей статье «О сверхъестественном в литературе», изданной в журнале «Форейн куотерли ревью», писал следующее: «Итак, мы в общих чертах проследили разные методы воспроизведения чудесного и сверхъестественного в художественной литературе; однако приверженность немцев к таинственному открыла им еще один литературный метод, который едва ли мог бы появиться в какой-либо другой стране или на другом языке. Этот метод можно было бы определить как «фантастический», ибо здесь безудержная фантазия пользуется самой дикой и необузданной свободой, и любые сочетания, как бы ни были они смешны или ужасны, испытываются и применяются без зазрения совести». Как мы видим, сэр Вальтер, предвосхищая наших критически настроенных современников-эстетов, фантастики не любил и не принимал. Правда, в качестве объекта критики он выбрал Э. Т. А. Гофмана, спокойно полагая последнего — фантастом. Точно так же как критик Ф. Шаль, современник Бальзака, назвал роман последнего «Шагреневая кожа» — «фантастикой нового времени». Сейчас Гофмана и Бальзака фантастами не полагают, равно как отказывают в принадлежности к фантастическому цеху Булгакову и Гоголю, Мэллори, Рабле и Грину... Список легко продолжить. Фантастический метод продолжает успешно обогащаться новыми способами творческой реализации авторов. Это «турбореализм» Лазарчука и Рыбакова, «криптоистория» Валентинова, «М-реализм» Дьяченко, «философский боевик» Олди, — и дальше: «космическая опера», «альтернативная история», фантастика социальная, психологическая, юмористическая... Короче, Ноев ковчег. Без отчетливого преобладания какой-то из сторон. Как, собственно, и положено в литературе. Закономерность, скорее всего, одна: сейчас издание фантастики (как и других книг) в любых ее проявлениях зависит в первую очередь от читателя. Можно сколько угодно сетовать на дурновкусие, истинное или ложное, но эта тенденция налицо. И на наш взгляд, к счастью. Ибо Тургенев называл Достоевского коммерческим автором, потакающим низким вкусам обывателя — а Лев Толстой таким же коммерческим и низкопробным автором называл Шекспира. Зато Жюль Верн крайне нравился и Тургеневу, и Толстому, о чем легко прочитать в их дневниках. Вот они какие, классики.
— Можно ли сделать прогноз развития этих тенденций на будущее?
— К нам приходит масса писем от начинающих авторов с просьбой подсказать: о чем сейчас надо писать, чтобы «угадать тенденцию» и на ней, как на волне, воспарить к высотам славы. Ответ здесь один: пиши то, что тебе хочется, и так, как тебе хочется. Все остальное — от лукавого. Ничего угадать нельзя. Единственное, что нам видится более-менее отчетливо: сугубо научная фантастика продолжит терять позиции. Ибо, как говорили Ильф и Петров, «радио есть, а счастья нет». Самая опасная из тенденций — постоянное желание делать прогнозы на будущее. Такой человек всю свою жизнь живет либо в прошлом, либо в будущем, оглядываясь и забегая вперед, лишенный понимания, что единственная реальность — это настоящее. Зря, что ли, оно так и называется — «настоящее»?!
— Какие функции, кроме развлекательной, несет в себе «фантастическая» литература?
— Это творческая смерть для автора и для книги — задуматься над функциями текста. «Я творю нетленку на века», «Я хочу заработать денег», «Я несу разумное, доброе, вечное!», «Я пытаюсь сделать мир лучше, ибо знаю, как!..» И сразу из творца превращаешься в функционера. По сути, книга (спектакль, музыкальная пьеса, картина) — попытка автора реализовать, воплотить некое свое состояние, ощущение, мысль. Он без этого не может, как роженица не может оставить ребенка в чреве. Но рожает она младенца не с мыслью о его будущих функциях — дескать, малыш станет голубоглазым президентом компании «Оле-Лукойл», вес 75, рост 180, и все бабы падут к его ногам. Рожает, ибо пора, ибо больше носить не в силах. Так и автор, если, конечно, мы не говорим о ремесленниках, подрядившихся за определенный гонорар выполнить определенное тех-задание. Рожает, выкармливает, ставит на ноги. И ребенок уходит, то есть книга отправляется в самостоятельное плавание. Не зависящее от автора и его предположений насчет будущего дитяти. Чехов считал «Вишневый сад» очень смешной комедией. Видимо, согласно Чехову, функция данной пьесы — рассмешить и привести в хорошее настроение. А получилась довольно-таки невеселая история о «времени перемен».
— Насколько безопасен «переход» в вымышленный мир, ведь известно, что, например, чрезмерное увлечение творчеством того же Дж.Р.Р.Толкиена поставило в довольно забавную ситуацию не только отдельных людей, но и целые страны?
— Чрезмерное увлечение творчеством Карла Маркса тоже поставило целую страну в весьма пикантную ситуацию. И миллионы дружно маршировали в «вымышленный мир», скандируя цитаты из классиков. А «Чужак в чужом краю» Хайнлайна стал «Библией хиппи». Свихнуться можно не только от чтения конкретной книги и неутоленного эскепизма — в общем-то, львиная доля шизофреников и параноиков «поехали крышей» отнюдь не от слишком обильного чтения. Судя по актерам и сценическому мастерству, постоянный переход в мир, созданный неким писателем, и «вхождение в образ» вполне безопасны. Мы не зря назвали один из своих романов (написанный в соавторстве с А. Валентиновым) «Нам здесь жить». Все-таки здесь.
— Вы имеете солидную армию поклонников. Какие самые яркие случаи их реакции на ваше творчество можно припомнить?
— Тут вы несколько ошибаетесь. Скорее не поклонников — а читателей. Со-Беседников. Поклонники — они поклоняются. Создают себе идола, кумира — и возносят ему хвалы, танцуют вокруг него, поют гимны, приносят жертвы. К счастью, среди наших читателей таких замечено не было. Что же касается наиболее ярких случаев... Однажды, почти шесть лет назад, в Москве, после творческой встречи с читателями, к нам подошел наголо бритый мужчина средних лет и сказал без лишней аффектации: «Знаете, я благодаря вам с иглы соскочил. Как-то в перерывах между дозами, в период временного «просветления», попалась мне в руки одна ваша книга. Начал читать... А потом на себя примерил. У ваших героев проблемы — куда посерьезнее моих. Но они ведь не уходят в запои — пытаются что-то делать, сопротивляются, решают эти проблемы... Так чем я хуже?! Вот уже второй год не колюсь, жизнь как- то налаживаться стала...» Возможно, это нескромно, но ничего ярче для себя лично мы не помним. Шуток было много, розыгрышей, серьезных разговоров, а по яркости — это самое-самое.
ШЕКСПИР — «ЧТИВО ДЛЯ БЫДЛА»?
— Можно ли говорить о «украинской школе» в русской фантастике?
— Говорить, наверное, можно. А можно и не говорить. Дело в следующем: термина «Украинская школа фантастики» в среде писателей, критиков, издателей и читателей мы ни разу не слышали. Равно как и определения «Российской школы». Школы, видимо, не бывают государственными, тяготея больше к городам — известны «Питерская», «Московская»... наконец, «Харьковская школа фантастики». Последний термин уже вполне устоялся, им вовсю пользуются литературоведы. Хотя и этот термин не совсем правомерен. «Школой» данное явление называют, скорее, от недостатка адекватных определений. Ибо «школа» подразумевает учителя, учеников и процесс обучения. А у нас в Харькове никто никого не учит, как надо писать. Ибо это бессмысленно, наивно и нелепо. Ну чему вполне состоявшиеся писатели Олди могут научить вполне состоявшегося писателя Андрея Валентинова? Или совершенно самобытного, ни на кого не похожего писателя Андрея Дашкова? Алексея Бессонова? Александра Зорича? Или чему киевляне Дяченко, в свою очередь, возьмутся учить нас? Глупость ведь получится... Ежели возомнит себя кто таким «минимэтром», да возьмется наставлять собратьев по перу (клавиатуре) на путь истинный — пошлют ведь его собратья дальше, чем видит. И правильно сделают. Однако, если понимать термин «школа» более широко: не как учебную структуру, кующую писательские кадры для нашей (и не-нашей) славной Родины, — но как общность авторов, в творчестве которых, несмотря на индивидуальность и своеобразие каждого, можно выделить общие черты... Тогда — да. Такая школа действительно имеет место быть. Что ее характеризует? Во- первых, все представители этой «школы» в первую очередь пишут о людях. Не о боевых звездолетах и схватках эльфов с драконами, не о становлении очередной Великой Империи, не о том, как профессор Сидоров изобрел лазерный бурбулятор с гравитационной накачкой, а злой шпион Шнапс желает оный бурбулятор украсть, — а именно о людях. О любви и ненависти, о жизни и смерти, о долге и чести, о проблеме выбора, о предназначении и Пути... Во-вторых, все эти авторы большое внимание уделяют собственно языку — главному инструменту любого писателя. Образной системе. Зримости. Метафоричности. Парадоксальности. Живости стиля. Поэтичности. И наконец, все мы не стесняемся писать ИНТЕРЕСНО. Увлекательно. Уделяя внимание не только образной системе или идейно-тематическому пространству, полному намеков, аллюзий и скрытых цитат, — но и сюжету, способному увлечь студента- ролевика и профессора филологии одновременно. В последнее время стало (видимо, с «легкой» руки эстетов-ремесленников) распространенным мнение, что «Большая Литература не имеет права быть интересной! Текст должен быть непонятен и неудобочитаем. А все, что увлекает, создает эмоциональный отклик — ширпотреб, чтиво для быдла!». Что ж, если руководствоваться их критериями, значит, самый издаваемый в мире автор — Уильям Шекспир — это «чтиво для быдла». А заодно — Омар Хайям, Эрих Мария Ремарк, Редьярд Киплинг и пр. Перечислять можно долго. Что ж, ничего не имеем против такой компании и такого читателя! В принципе, можно выделить еще несколько общих черт, характерных для писателей этого направления — надо лишь заметить, что «Харьковская школа фантастики» на самом деле отнюдь не ограничивается Харьковом, и даже Украиной (хотя ядро ее находится действительно здесь). Целый ряд российских авторов мы бы тоже вполне могли отнести к этой «школе».
«НАПЕЧАТАТЬ КНИГУ В ТВЕРИ ДЕШЕВЛЕ, ЧЕМ ЗАНЯТЬ РАБОТОЙ ХАРЬКОВСКИЙ «ГЛОБУС»
— Почему, по вашему мнению, «наша» фантастика не будет популярной на Западе?
— Во-первых, те же США, задающие сейчас тон в мировой фантастике — самодостаточны. У них почти не печатают не только переводных авторов, но даже англоязычных не-американцев (британцев, канадцев, австралийцев). Что уж говорить тогда о переводах с русского (украинского)?! Конечно, переводные книги там все же издаются, но, как правило — малыми тиражами, для узких специалистов (различные университетские издательства и т. п.). Во-вторых, те проблемы, которые зачастую волнуют наших писателей и наших читателей, непонятны и малоинтересны «их» читателям фантастики. Да, там тоже выходят острые, умные, заставляющие сопереживать, хорошо написанные, неординарные книги. Но чтобы такую книгу издали, автор должен быть весьма и весьма известным — тогда уже начинает работать его имя, и под этот «брэнд» издатель будет готов рискнуть, выпустить нечто нестандартное, оригинальное, неукладывающееся в привычные стереотипы. А если автор никому (мало кому) известен, и принес в издательство нестандартный текст — его вряд ли издадут. Фрэнк Херберт прошел через двадцать издательств со своей «Дюной», пока не издался в двадцать первом. Через год у Херберта взяли бы в печать даже телефонный справочник, принеси он его редактору. А для начала требуется «верняк». Если это фэнтези — то, будь добр, используй эльфов, драконов, магов, гномов, рыцарей, троллей... Если космическая НФ — обязательны звездолеты, гиперпространственные переходы, роботы, бластеры, злобные инопланетяне... И только попробуй сделать инопланетян — добрыми, а землян — не очень! Редкие исключения лишь подтверждают это правило... А добавим ко всему этому трудности, связанные с переводом — и вы сами все поймете. ...Но, знаете, у нас сейчас начала складываться очень похожая ситуация. Догоняем Америку?
— Как вы думаете, раскупались бы тиражи ваших книг на украинском, в пределах нашей страны (хороший перевод, качественное художественное оформление, одинаковая с русским вариантом цена), с тем же успехом, что и их оригиналы?
— Думаем, раскупались бы. Правда, с несколько меньшим успехом, чем аналогичные издания на русском. По самой простой и банальной причине: русскоязычных читателей в Украине однозначно больше, чем украиноязычных. Чтобы там ни говорили «в верхах» — этот факт легко подтвердить данными продаж. Тем не менее, качественное издание в хорошем переводе на украинский и в приличном оформлении, по цене аналогичное русскоязычному изданию, пользовалось бы спросом. Мы в этом уверены. Но, увы — в связи с украинской налоговой системой, отсутствием льгот и прочими «заградукреплениями» пробить такое издание в печать крайне трудно. Издание книги и торговля этой книгой — бизнес. Бизнес должен давать прибыль. В московском издательстве «ЭКСМО-Пресс», где мы издаемся в последние годы, успешно печатают массу книг на украинском (для Украины), на латышском, эстонском, белорусском и пр. Наши украинские учебники и словари — издаются там. Политика? Ничего подобного. Просто завезти бумагу, картон и пленку в Тверь, а потом напечатать там книгу — куда дешевле, чем занять работой харьковский «Глобус». А бизнес сразу понимает, что значит «дешевле». Еще раз: если «верхи» опомнятся от избирательных баталий и позволят украинскому издательству встать на ноги — «низы» подтвердят правильность этих действий покупкой книг. То есть банально «проголосуют рублем (гривней)», как голосуют они за российскую книгу. Если же мы будем раз за разом делать язык предметом налогообложения и взахлеб обсуждать «особую ментальность» — дышащее на ладан книгоиздательство в Украине окончательно мумифицируется. Впрочем, мы оптимисты. Сейчас ведутся переговоры об издании романа «Рубеж» (авторы Дьяченко, Валентинов и Олди) на украинском языке. И вопрос упирается в одно: как сделать книгу, издаваемую здесь, конкурентоспособной по себестоимости с российскими изданиями? Честное слово, титанический труд...
«ДЕСЯТЬ ЛЕТ ПУБЛИЧНЫХ ЗАЯВЛЕНИЙ О БОРЬБЕ ЗА УКРАИНСКУЮ КНИГУ ПРИВЕЛИ ЛИШЬ К ДИЧАЙШЕМУ СОКРАЩЕНИЮ ВЫПУСКА КНИГ НА УКРАИНСКОМ ЯЗЫКЕ»
— Насколько серьезна информация о переманивании зарубежных авторов московскими издательствами, их концентрацию в белокаменной, стимулированную даже покупкой квартир в счет будущих гонораров?
— Вопрос неправильно сформулирован. Никто никого не переманивает. Если автор живет в городе (стране), где ему отказывают в праве издаваться на том языке, на каком он привык думать и общаться, если его не принимают в Союз писателей даже при наличии десятка-другого изданных книг и массы международных литературных премий, если в доме зимой холодно из-за отсутствия отопления, если компьютер не работает по причине веерных отключений электроэнергии, если местные СМИ замалчивают выход книг, а критика как воды в рот набрала по отнюдь не художественным причинам, если книжные магазины отдают площади под торговлю авторучками, а таможенные пошлины делают местные книги неконкурентоспособными и, как следствие, непродаваемыми... Что ж удивительного, если этот автор переедет в другой город (страну), где ему предложат выгодный контракт с правом продления, хорошую квартиру в рассрочку, внимание литературоведов и критиков, творческие встречи с читателями и рекламу его новых работ, регулярное издание книг, возможность работать, не сверяясь со временем отключения света, и так далее? Заметьте, речь идет не только об Украине — в Москву переезжают из Молдовы и Казахстана, Прибалтики и Беларуси... И было бы лишним искать здесь злой умысел. Это реальность: на той земле, где таланты не востребованы, они либо погибнут, либо покинут эту землю. Впрочем, надеемся, что такой прогноз излишне пессимистичен. Мы, например, никуда переезжать не собираемся.
— Но не приводит ли это к обогащению одной культуры за счет обеднения других?
— Известному прозаику Максу Фришу тот факт, что он писал на немецком языке, ничуть не мешал считаться великим швейцарским писателем. Таких примеров — масса. И целые главы первого варианта «Войны и мира» были написаны по-французски. Целиком, от начала до конца. Это уже после Лев Толстой перевел вышеупомянутые главы на русский, адаптируя для тех слоев общества, где французский не знали. Представляете термин: «Франкоязычный русский писатель Толстой», «германоязычный швейцарский писатель Фриш»? Звучит нелепо. Но разве лучше звучит «русскоязычный украинский писатель Олди»?! До тех пор, пока политические и псевдо-культурные спекулянты будут публично отказывать или разрешать писателям, художникам, музыкантам и пр. в принадлежности к национальной культуре, основываясь на «местечковом» понимании этого слова, — общемировая культура не обеднеет, ибо «природа не терпит пустоты», но культура государства может понести значительный урон. Посудите сами: десять лет публичных заявлений о борьбе за украинскую книгу привели лишь к дичайшему сокращению выпуска книг на украинском языке. Еще немножко поборемся... Были этим летом в Риге. Книжные магазины битком набиты книгами на латышском. Едва ли не половина этих книг издана — в России. И латыши рады возможности использовать российские мощности для подъема собственного книгоиздания и торговли. Мир, дружба, взаимовыгодное сотрудничество. Вместо разговоров про обеднение и обогащение.
— Что вас раздражает и что радует в современном литературном процессе?
— Раздражают безумцы, пытающиеся «возглавить и направить». Как Крез однажды пытался высечь море. Радует невозможность «возглавить и направить». Ибо море всегда свободно.
