Постановку Аллы Рыбиковой по пьесе немецких авторов Нуркан Эрпулат и Йенс Хилльеу театроведы из Мюнхена признали «актуальной, острой и болезненной» именно для их страны.
На недавно открытой новенькой сцене Театра Studio-Buhne, в центре Мюнхена, киевляне играли впервые, хотя довольно тесные украино-немецкие творческие отношения насчитывают уже свыше полутора десятилетий.
— В 2003 году мы впервые приехали в Киев, чтобы принять участие в Сценических чтениях немецкоязычной драматургии, организованных Театром русской драмы им. Леси Украинки и Гете-Институтом, — вспоминает немецкий режиссер Катрин КАЦУБКО.
Результатом сотрудничества стали несколько спектаклей, созданных в копродукции: «Ромео и Джульетта» (2004 г.), «Марат/Сад» (2008 г.), «Пробуждение весны» (2012 г.), а также участие обеих сторон в международных театральных фестивалях. — Сегодня общим международным проектом уже никого не удивишь, но тогда это было в новинку. Сейчас странно даже вспоминать, какими мы были неофитами, когда приезжали друг к другу репетировать и играть общие спектакли. На то время украинская молодежь не знала не только немецкого, но и английского (сейчас ситуация, конечно, изменилась), немецкая сторона не владела ни украинским, ни русским... Смартфонов, электронных переводчиков тогда не было, поэтому мы садились за стол со словарями в руках и пытались понять друг друга, — смеется госпожа Катрин, однако вспоминает те времена с ностальгией, замечая, что общение между людьми при отсутствии модных в настоящее время гаджетов было естественнее и теснее. — Мы много времени проводили вместе. Нам было интересно прикоснуться к иной культуре, открыть друг другу свой мир — свой город, свою страну, свой театр».
Именно об ином шла речь в спектакле «Безумная кровь», что показан киевлянами. Действие происходит в одной из немецких школ, где во время урока немецкой литературы учительница фрау Бокал (Наталья Шевченко) пытается угомонить неконтролированный, агрессивно настроенный так называемый «интеграционный» класс (класс для детей эмигрантов), чтобы открыть для них идеи гуманизма Фридриха Шиллера. К сожалению, преодолеть своеволие, укротить обнаглевших подростков удается лишь с помощью... оружия, случайно найденного в сумке одного из учеников.
Возможно ли эстетическое воспитание под дулом пистолета? Проснется ли человечность под страхом смерти? Способно ли насилие преодолеть враждебность пришедших к местному населению, настроить к конструктивному диалогу?.. Пьеса — что естественно для западноевропейского театра — апеллирует к рацио, толкает к нелегким размышлениям.
— Мысль о том, что добро можно насадить с пистолетом в руках, — достаточно жесткая и неоднозначная. Казалось бы, учитель добился желаемого — вроде бы дети что-то поняли, изменились, однако... Это лишь внешнее благополучие. Недаром режиссер выстраивает финал, в котором один из героев (Хасан — Кирилл Николаев) расстреливает зал, — делится впечатлениями зрительница Эмилия АРШАНСКАЯ.
— Этот эпизод говорит в первую очередь о том, что в обществе всегда найдется тот, кто будет чувствовать себя обиженным и униженным, — объясняет режиссер. — И если с этим человеком не работать, если не дать ему почувствовать поддержку, если он не будет привлеченным к культуре, в которую попал, он пойдет путем экстремизма».
Эмилия Аршанская также отмечает незаурядную актуальность темы для Германии: «Вы даже не представляете себе, насколько эта тема является острой и болезненной для нас. Мы сами эмигранты, потому в момент, когда фрау Бокал говорила детям о том, что их родители покинули свой дом, своих родных, свою страну и приехали сюда, испытывая столько неурядиц, ради будущего своих детей, — у меня слезы выступили на глазах. Это касается всех — турок, поляков, украинцев, россиян — всей эмиграции. Мы, взрослые, не имеем возможности ассимилироваться здесь, не зная языка, не имея нормальной работы. Мы ставим ставки, упования все на них — на наших детей. А они оказываются между молотом и наковальней. Наши дети — поверьте — ничем не хуже местных. Но здесь их воспринимают, как... Ну, Вы сами понимаете, правда? Не хочется говорить вслух. Как говорят: все звери — равны, однако есть равнее. Ребенку в 15 трудно относиться к этому с философской точки зрения. Я помню, как привезла дочку-пятиклассницу — отличницу, чемпионку по рок-н-роллу, которая здесь почувствовала себя пустым местом. Нас выставили из гимназии. Была такая истерика, дошло до нервного срыва. Мы долго лечились. Слава Богу, со временем все наладилось: она окончила технический вуз, стала инженером. Но попытки «вмонтироваться» в чужое общество — очень болезненный процесс. И это тянется годами».
Казалось бы, какое отношение имеет тема иммиграции к нам, украинцам, ведь проблема засилья эмигрантов из мусульманских стран присуща, скорее, Западной Европе? Режиссер постановки Алла РЫБИКОВА объясняет: «Это проблема не немцев и турок, не христиан и мусульман. Это проблема подхода к иному мышлению, к иной культуре. Как коренное население воспринимает чужаков. Это касается любой страны. Ведь в Украине тоже есть те, кто приехал сюда и кого здесь не воспринимают как своего. Так есть и так будет, ведь мир постоянно изменяется, и население постоянно мигрирует. К этому нужно быть готовым — это во-первых. А во-вторых, нужно понимать, что с этим делать. Спектакль предлагает разрешать эту проблему с помощью искусства, культуры. Другого пути не существует. Искусство не ради красоты, а ради тех моральных истоков, гуманизма, которые оно в себе несет. Поэтому спектакль является востребованным и в Украине, собирая аншлаги уже свыше семи лет».
Кстати, иной на немецкой сцене выглядит даже славянская театральная традиция, невзирая на то, что культурные истоки обеих стран общие — общеевропейские.
— То, что мы сегодня увидели, очень необычно. Это кардинально отличается от театральных форм, присущих Германии, — считает будущий театровед, студентка Мюнхенского университета имени Людвига и Максимилиана Марина МИХАЛЬЧУК. — В Германии нет психологического театра, где много эмоций, где актеры вживаются в роль. Для нас это несколько необычно, однако я считаю полезным знакомство и с таким театром также. Это расширяет горизонты». Что же делать с этими иными? И применима ли идея ассимиляции, когда идет речь о культуре? «Актеру необходимо понимать, что существует что-то иное, и оно имеет право на жизнь, — подчеркивает Алла Юрьевна. — Нужно учиться считывать это иное, искать к нему подход, а не сравнивать с собой, со своим. Это трудно, и в первую очередь — для молодежи. Столкнувшись с западным театром, молодые славянские актеры возмущаются: «Да они же вообще не играют! Что это за театр!» В свою очередь немецкие актеры удивляются, глядя наши спектакли: «Почему это они постоянно кричат, суетятся? Разве это театр?» Это свидетельствует о неспособности считывать коды других театральных течений, иной театральной традиции. Тем не менее, в этой ситуации нет хороших и плохих. Это просто разные ветви одного дерева. Такого рода обменные гастроли (этой весной Театр Studio-Buhne приезжал в наш театр с постановкой по И. Тургеневу, поэтому мы наносим визит в ответ) — попытка осмысления чего-то нового. Таким образом, воспитывается толерантность и в культуре также. Не автоматически копировать — ни в коем случае! — а понимать, уметь воспринимать, переделывать, усваивать чужое, в то же время оставаясь собой».
Поэтому, можно считать, что обменные гастроли сблизили всех участников как с профессиональной точки зрения, так и в межличностном плане. Недаром выдающийся гуманист Фридрих Шиллер, постулаты которого так часто цитируются в пьесе, считал, что своим творчеством возводил здание «не только эстетического искусства, но и более тяжелого искусства жить».
