Александра Андрусик и Евгений Шимальский, они же — концертное агентство «Ухо», — люди необычного занятия. Рядовые киевские меломаны, они с энтузиазмом неофитов и умением профессионалов организовывают концерты современной академической музыки в Киеве. Их работа заметна далеко за пределами узко филармонической аудитории: фестивали новой музыки во время «Книжного Арсенала» и «Гогольфеста», постановка уникальной оперы Святослава Лунева «Плохо темперированные песни» по мотивам «Алисы в Стране чудес» в том же «Арсенале». Ближайшая акция «Уха», безусловно, станет центральным событием сезона: 5 июля в столичном Театре имени Ивана Франко вместе с выдающейся украинской вокалисткой Марьяной Садовской выступит всемирно известный «Кронос Квартет» (США).
Я как ценитель музыки и корреспондент «Дня» встретился с Сашей и Женей, чтобы поговорить о том, что они делают, и как им это удается.
ДЕЛАТЬ
— Почему вдруг двое молодых людей решили заняться столь специфическим и неприбыльным бизнесом, как организация концертов новой академической музыки?
Александра: — Женя очень давно, более 15 лет, слушает эту музыку. В доинтернетное время коллекционировал ее, застал подпольный обмен пластинками, позднее заразил меня своим увлечением. А три года назад возникла ситуация, когда мы планировали свои отпуска, подстраиваясь под концертные графики исполнителей, которые никогда не доезжали до Украины. Мы решили, что это надо изменить и что мы можем заняться этим сами. То есть «Ухо» выросло исключительно из наших интересов.
Евгений: — Мы какое-то время не жили в Украине. «Ухо» возникло, когда вернулись. У нас обоих были другие проекты, я и сейчас большую часть своего времени трачу на образовательный стартап (новая компания, только появляющаяся или планируемая к созданию. — ДД), а не «Ухо».
— Было ли у вас музыкальное образование?
Е.: — Бессистемное. Уроки флейты, фортепиано...
А.: — Случайное.
— И вы сразу полюбили академический авангард — музыку местами довольно сложную?
Е.: — Люди, которые регулярно слушают не только рок, но и классику, ХІХ век, — в семье, детском садике, иногда ходят в филармонию — в какой-то момент начинают интересоваться другим периодом. Читаешь современную литературу, смотришь искусство ХХ века и думаешь: неужели в музыке нет больше ничего, кроме филармонических программ; неужели все осталось в формах романтизма позапрошлого века? Усилия минимальные: достаточно зайти в ту же Википедию, заглянуть на специальное сообщество, почитать о композиторах ХХ века, живших во время неуверенности и сомнений и делавших соответствующую музыку.
А.: — Конечно, кого-то эта музыка шокирует, кому-то вообще не кажется музыкой. В особо опасных случаях мы предупреждаем, что будет сложная программа. Но на самом деле любая музыка — в том числе и новая — говорит на исключительно эмоциональном уровне. Для того, чтобы в человеке что-то сместилось, ему достаточно сделать базовое усилие. И нам кажется, что это усилие доступно почти каждому.
Е.: — Часто даже лучше, если у людей нет...
А.: — ...большого опыта...
Е.: — Это им помогает.
А.: — У нас последний пример — концерт китаянки Одри Чен на нашем фестивале в «Арсенале». Неподготовленная публика приняла ее трудные для восприятия импровизации намного лучше, чем музыкальные критики. Поэтому здесь вопрос — готов ли человек снять с себя внутренние ограничения.
Е.: — Мы не экспериментируем ради эксперимента. Наш интерес — культурный, поэтому опытов из серии ткнуть шомполом в ухо ради того, чтобы озадачить глупца, оскорбить святошу — и далее по списку, — у нас нет.
— Что лично вы находите в этой музыке?
А.: — Все находим. Современные композиторы говорят со мной на моем языке. Мне проще общаться с ними, потому что я чувствую, что мне этот нарратив ближе и понятнее, чем музыка ХIХ — начала ХХ века. Это не значит, что другие вещи нас не интересуют, но конкретно сейчас такой тип музыки в Киеве исполняется крайне редко. То есть здесь еще и вопрос восполнения недостатка, а не только личных предпочтений. И еще: для нас обоих «Ухо» — городской проект, не только музыкальный.
— Что вы имеете в виду?
А.: — Нам кажется, что, кроме всего прочего, это способ минимально, на доступном нам уровне изменить лицо Киева. Привлечь сюда музыку, которой здесь не было, и заставить город говорить на несколько ином языке.
— Насколько трудно организовать подобный концерт?
А.: — Трудно, но не невозможно. Я довольно долго работала в секторе НГО и приблизительно представляю, как организовывается фандрайзинг — сбор средств — для какой-либо инициативы. В нашем случае фандрайзинг — чуть ли не ключевая составляющая. Понятно, что за счет билетов это не окупится. С другой стороны, есть Женя, который, кроме кураторских вещей, представляет себе, как организовывается бизнес-процесс. Конечно, сложно. Но практика показывает, что это скорее вопрос плохой коммуникации между организаторами концертов и людьми, которые потенциально могли бы помочь финансами.
— А как насчет сотрудничества с официальными организациями? Были попытки взаимодействовать с Национальной филармонией или с Союзом композиторов?
Е.: — Нет. Связь через композиторов — в лучшем случае. Когда доходит до дела, ничего из этого не срабатывает. Когда самих композиторов спрашиваешь: «А можно то-то?» — они только горестно машут рукой — мол, ничего нельзя и ничего не будет. Вот, например, чиновники говорят: «Если у вас будет исполнение Валентина Сильвестрова, то ему как народному артисту Украины положена бесплатная концертная площадка. Вы могли бы это использовать». Когда передаешь эти слова директору театра, он смеется тебе в лицо: «С какой Луны упали работники Минкульта, кто вам это все наговорил? Знать не знаем, ведать не ведаем, долги нам уже пять лет не отдают».
А.: — Теоретически возможно, однако в ситуации, когда у нас очень ограниченное время и очень много работы, то просто нет сил вести дополнительные малопродуктивные переговоры с кем бы то ни было из официальных лиц. Хотелось бы с ними сотрудничать, просто мы не готовы, потому что даже минимальный опыт разговора, например с Национальной оперой, показывает, что это требует фантастических затрат энергии и времени. Нам проще это делать без них.
СЛУШАТЬ
— Успеваете сейчас следить за академическим репертуаром?
А.: — Мы все свободное время за ним следим.
Е.: — На то, на что у нас хватает сил и времени, мы ходим. У нас все-таки не берлинская жизнь. Особого напряжения сил не требует.
А.: — Можно уследить за всем.
— Какова сейчас, по вашим наблюдениям, ситуация с исполнением новой музыки?
А.: — Мне кажется, ситуация начала сдвигаться, что очень хорошо. По-моему, и репертуар расширился в последние несколько лет. Если пять лет назад все бежали на концерт Сильвестрова, потому что его можно было услышать раз в году, сейчас положение кардинально изменилась. Базовых украинских композиторов исполняют время от времени на разных площадках. И аудитория шире, чем круг музыковедов и друзей музыкантов. Другое дело, что этого еще очень мало. Официальные залы вроде филармонии по-прежнему относятся к современным авторам настороженно.
Е.: — Кто-то из композиторов с горечью сказал, что если завтра авторы и исполнители современной музыки улетят на Луну, то наши залы этого не заметят. Это — вопрос не общей косности, а поддержки и сотрудничества. Понятно, что есть противодействие — например не секрет, насколько тяжело музыкантам классической школы сыграть что-либо современное. Все потому, что новая музыка отчасти расслабляет исполнителей. И это слышно, когда приходишь на некоторые украинские концерты. Но это беда не только Украины, похоже.
— При всем уважении, фестивали Союза композиторов часто выглядят как мероприятие для своих.
А.: — Это тоже одна из причин, почему мы стали этим заниматься. Не хочется, чтобы хорошая музыка оставалась в узкой нише. Есть масса людей, которых эта музыка интересует не меньше, чем тех самых «своих».
— Вспоминаю, как играли Губайдуллину — великого композитора, в ее присутствии — в тесном зальчике на четвертом этаже Консерватории, с публикой на допотопных скрипучих стульчиках...
А.: — И при этом люди стояли в коридоре! Мы, например, не смогли протолкнуться и ушли. Они не могут даже оценить аудиторию, которой это интересно.
Е.: — С исполнением все происходит постепенно. Вот как с визуальным искусством — наладили процесс, появились фонды, галереи, выставочные площади. Общаясь с молодыми художниками, мы видим, как все это работает. Аналогичный процесс мог бы начаться и с музыкой.
А.: — Но для этого тоже требуются системные усилия. Только нашей работы для этого не хватит.
— По крайней мере с сочинителями у нас хорошо.
Е.: — Но не такое количество, как могло бы быть.
А.: — Хотя и много интересных. Большинство совершенно не известны. В Европе или США, в лучшем случае, знают Сильвестрова. В худшем — последнее, что слышали, — Шостакович. И это тоже вопрос культурного экспорта, который должен происходить (но государственными усилиями не происходит) и который теоретически мог бы кормить тех же сочинителей, давать им возможность писать, например для каких-нибудь комиссий — совершенно несуществующая у нас форма работы. В результате все компонисты влачат полупартизанское существование: подрабатывают звукорежиссерами, преподавателями, а музыку пишут по ночам. Это — схема, в которой композитор максимально маргинализирован.
ПОХИЩАТЬ И ВОСХИЩАТЬ
— Я знаю, что 5 июля состоится организованный вами концерт легендарного ансамбля «Кронос-Квартет». Как вам удалось привлечь сюда столь серьезных людей?
А.: — Мы очень любим Марьяну Садовскую. Нам кажется, что она — одна из самых одаренных украинских вокалисток, и очень жаль, что она здесь так редко выступает. Мы привезли ее на Фестиваль новой музыки в «Арсенале» в прошлом году. А недавно выяснилось, что скоро состоится премьера ее произведения в исполнении «Кронос-Квартета». С другой стороны, «Квартет» ни разу не был в Украине — поэтому они посмотрели в нашу сторону. Когда мы все это им предложили, а также сказали, что есть еще прекрасное сочинение Сильвестрова, которое тут тоже никто не слышал, их это еще больше заинтересовало. Мы, по сути, похитили премьеру у Нью-Йорка. 25 июля она пройдет в Центре Линкольна, но киевское выступление будет первым. Вот дополнительная причина, по которой стоит этим заниматься: известные музыканты на самом деле очень хотят сюда ехать, хотят здесь выступать, идут на всевозможные уступки, даже на компромиссы в гонорарах — просто потому, что никогда не были здесь.
Е.: — «Кронос-Квартет» — исключительный случай, потому что они еще исполнят музыку наших композиторов. Мы дополнительно отправили им ссылку на музыку Виктории Полевой, она произвела на них очень большое впечатление, и ее сочинение тоже включено в программу.
А.: — Парадоксальным образом музыкальный интерес к Украине больше, чем нам кажется. Просто никто ничего не знает, и никого сюда не звали. А когда появились люди, которые стали звать, — оказалось, что все возможно, причем в очень короткие сроки.
— Как вам кажется — изменит ли этот приезд ситуацию с исполнением новой академической музыки в целом?
Е.: — Не можем об этом судить наверняка. Для нас это, кроме всего прочего, еще и тест: сколько на самом деле заинтересованных людей хотят и могут посещать такие концерты. Это позволить взглянуть на реальное состояние дел. Небольшое предложение — из-за небольшого спроса. В тех же Берлине и Лондоне многие коллективы привыкли играть для 20 — 30 людей. Но это не считается провалом, поскольку концерт финансируется государством, и аудитория действительно невелика. А у нас задача сложнее — мы или возьмем барьер этого концерта, или — нет. Концерты для 20 людей здесь делать не получится.
— Выходит, на Западе можно получить помощь от государства, а у нас если и получишь, то это будет дурно пахнуть.
Е.: — Сейчас у Наталки Половинки (талантливейшая львовская певица и актриса. — Д.Д.) есть проект, посвященный Тарасу Шевченко. Очень красивый, тонкий, поэтичный, никакой шароварщины, но удастся ли ей получить официальную поддержку? Недавно был круглый стол на тему цензуры, и там говорили, что искусство задавлено, но правда такова, что здесь не делается достаточного объема культурного продукта, который был бы настолько хорош, чтобы можно было сожалеть, что такие вещи не поддерживаются государством.
А.: — Плюс вопрос общей пассивности. Всем кажется, что ничего сделать нельзя. Но вот приходят люди и говорят: «Мы хотим поставить камерную оперу прекрасного украинского композитора. Нам нужна вокалистка». И вдруг оказывается, что ее нет во всем городе. Очень печально...
Е.: — Город с населением четыре миллиона — нет вокалистки. Если, с одной стороны, это не востребовано, а с другой — таланты очень рано уезжают, то, конечно, никого не остается. Ситуация смешная в своей беспомощности. Но изменения к лучшему — небыстрый процесс.
ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ
— Остается спросить о ваших планах.
А.: — Мы заявили программу постановок новой украинской оперы. «Плохо темперированные песни» Святослава Лунева были началом. Собираемся в ближайшие годы попробовать поставить еще пять-шесть опер. Главный вопрос — как это будет работать. У нас нет ресурса, чтобы сделать эти оперы репертуарными. План сейчас состоит в том, чтобы сделать своего рода пилоты — видео- и аудиозаписи продукта, и дальше предлагать европейским площадкам. Это вполне разумный способ экспорта украинской музыки, единственно доступный сейчас. Могло бы быть интересно, потому что этим никто не занимается. Ведь есть какое-то количество произведений, уже написанных, или их хотели бы написать, но авторам некуда с этим идти. Нас это интересует и потому, что это жанр синтетический, на стыке с театром и живописью. Есть где развернуться. Это то, чего тоже не хватает украинской музыке. Есть и другие проекты для «Гогольфеста»...
Е.: — Но они пока еще форму не приняли. В любом случае, та ниша, о которой говорила Саша, есть, и ее достаточно легко осваивать, потому что здесь любая инициатива накрывает национальный уровень в силу разреженности культурного ландшафта. Достаточно много благодарных зрителей и слушателей, очень близкий контакт с ними. Нет дистанции с залом, нет оркестровой ямы, мы слышим, что говорит публика. А говорит она фантастические вещи: «Не думал, что вообще такое может быть, а оно вдруг оказалось совсем рядом». Люди приходят на все концерты...
А.: — Обнимают артистов, пишут им стихотворения, рисуют их. Все прекрасно, и это тоже причина, по которой сюда едут зарубежные музыканты: киевская аудитория, наверное, самая благодарная.
Е.: — Настолько благодарна, что я даже иногда не понимаю, может ли она что-либо оценить адекватно. Аплодируют стоя чему-то, с моей точки зрения, прекрасному, и так же приветствуют что-то равно ужасное. Где там наша украинская щедрость и благодарность, а где понимание того, что происходит? Но в любом случае это — классно.
— В целом, несмотря на то, что сегодня было сказано немало горьких слов, вы звучите как оптимисты.
А.: — Так и есть. Мы — не городские сумасшедшие. Все возможно. Здесь есть люди, которые могут эту музыку производить; люди, готовые ее потреблять, и люди, готовые помочь этим двум категориям населения встретиться, так что все на месте — просто пробовать надо больше, дольше и лучше.
— Когда бывает совсем трудно, что вы себе говорите?
А.: — Ужасно банально. У меня есть прекрасная фраза из Евгения Шварца: никогда не сдаваться, никогда не отчаиваться — это и есть главный повседневный героизм. Все скоротечно. У нас же небольшие проекты. Подумаешь — пережить неделю восторга и ужаса.
Е.: — Короткая истерика, и все. Можно жить дальше.
