ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ
В феврале 1888 года Антон Павлович Чехов написал пьесу «Медведь», жанр которой определил как «шутка в одном действии». Через несколько месяцев водевиль был напечатан в газете «Новое время» и имел большой успех. Один из рецензентов писал о его постановке на сцене: «Медведь» — это форменная шутка, построенная на «невозможном» анекдоте и не претендующая на «жизнь» или «естественность»... Это очень нелепо, но очень смешно и потому вызывает неудержимый хохот в публике».
Прошло более 120 лет, и мы в очередной раз убедились, что юмор гения не стареет. В конкурсной программе недавно прошедшего Киевского международного кинофестиваля принимал участие фильм известного украинского режиссера Вилена Новака «Стреляй немедленно!». Единственная работа, представлявшая нашу страну, к слову. По сути, это экранизация чеховского «Медведя». Правда, с некоторыми купюрами. Не касаясь классического текста, авторы сценария перенесли действие пьесы в современность. И оказалось, что «от перемены мест слагаемых сумма не меняется». Три действующих лица: «Елена Ивановна Попова, вдовушка с ямочками на щеках, помещица» — актриса Ольга Красько («Есенин», «Охота на изюбря», «Турецкий гамбит»); «Григорий Степанович Смирнов, нестарый помещик» — актер Юрий Степанов («Время танцора», «Жмурки», «Артистка»); «Лука, лакей Поповой, старик» — волею сценаристов этот герой превратился в нестарую горничную Лукиничну, которую сыграла одесская артистка Ирина Токарчук («Джентльмен-шоу», «Маски-шоу»).
Ситуация, объединившая этих людей по фильму, такова: накануне Нового года главный герой — банковский служащий Смирнов — возвращается домой из командировки и, конечно же (как и полагается в хрестоматийном анекдоте всех времен и народов), застает жену в объятьях любовника. К личным неприятностям добавляются проблемы служебные: директор банка обязывает подчиненного выбить до праздника долги у пяти неплательщиков. Последние, однако, не желают менять свои планы на предпраздничные дни, в которые ну никак не входит намерение расплачиваться с банком. Последняя надежда Смирнова — вдова умершего клиента Попова. Сумасбродная чудачка, что не мешает ей оставаться очаровательной и страстной женщиной. Она вроде бы и не против платить по счетам, но не в настоящий момент. Поставив себе цель любыми путями уйти из дома Елены Ивановны с деньгами, Смирнов решается на острый конфликт с хозяйкой, который неожиданно грозит завершиться дуэлью, но заканчивается обоюдной влюбленностью... Далее, как я уже сказала, — по чеховскому тексту.
Фестивальные зрители восприняли фильм «Стреляй немедленно!» неоднозначно. Что и нормально: сколько людей — столько мнений. А вот председателю международного жюри, мировому авторитету в кино Отару Иоселиани картина очень понравилась. Относительно же исполнителя главной роли — актера Юрия Степанова — вердикт судей был единогласным: ему присудили приз «За лучшую мужскую роль» (посмертно).
«Степанов — необыкновенно талантливый актер, — комментирует свое решение снимать в фильме именно его режиссер Вилен Новак. — Я давно хотел поработать с Юрием, поэтому размышлений относительно кандидатуры на роль Смирнова у меня не было. Но получить согласие Степанова оказалось не так-то просто: Юрий был (трудно и даже нелепо говорить о нем в прошедшем времени) очень принципиальным артистом — если не понимал, что от него требуется, никогда не давал согласия работать даже в очень значимой роли. Что же касается партнерши (сегодня, когда фильм завершен, думаю, уже можно говорить о своих сомнениях): пробовал и Юлию Меньшову, и Ольгу Будину. Коллеги настойчиво рекомендовали присмотреться к Екатерине Гусевой. Все они — замечательные и талантливые, но чего-то мне в их характерах, манере игры не хватало. И вдруг глаз «упал» на Ольгу Красько (я увидел ее в «Турецком гамбите») — вопрос о героине был решен. Она очень хорошая актриса и, мне кажется, стопроцентно подходит к роли вдовушки Поповой.
С Лукиничной все обстояло проще: Ира Токарчук — моя землячка, мы живем в одном городе. Я прекрасно знаю ее творческий потенциал — это вдумчивая, профессиональная, тонко чувствующая жанр артистка. Так что у меня и мыслей не было пробовать на эту роль кого-либо другого.
Работалось нам в такой компании очень легко, весело и интересно. Все понимали, что снимается не телевизионный проект, а самое настоящее кино. Более того (простите уж за сравнение!), на съемочной площадке мы существовали «по-михалковски». То бишь, репетировали каждую сцену, что при сегодняшней спешке в кинопроизводстве делается крайне редко. И этот момент также придавал особенный привкус творческому процессу.
Что касается интонации нашего фильма: могу лишь посоветовать зрителям внимательнее перечитать Чехова. Мудрый и ироничный Антон Павлович обозначает жанр «Медведя» как «шутку», но, если вы помните, «Чайка» — тоже «комедия»!.. В любой чеховской улыбке есть и грусть, и печаль: эти эмоции (как и в повседневной жизни) неотделимы друг от друга. Чехов никогда не говорит ни о чем глобальном, но во всех его пьесах сквозит мысль о том, что человек не может быть одиноким, это противоречит его природе. Ему необходимо понимание себе подобного, более того — он нуждается во взаимопонимании. Я убежден: до сегодняшнего дня лучше Чехова никто так глубоко не копался в человеческих отношениях. Все эти нотки мне и хотелось сохранить в фильме, который, кстати, поначалу должен был называться «К барьеру!», что мне нравилось гораздо больше. Но как случилось — так случилось: со зрителем картина встретится под именем «Стреляй немедленно!»
А теперь — главная изюминка сегодняшнего материала: Ирина Токарчук, исполнительница роли Лукиничны в фильме Вилена Новака «Стреляй немедленно!». Конечно же, представлять ее зрителям так же нелепо, как делать открытие, что город Одесса — «жемчужина у моря». Во всяком случае, у Черного. Огромную популярность Ирине принесла роль тети Симы из одесской коммунальной квартиры, куда ее почти двадцать лет назад поселили авторы небезызвестного «Джентльмен-шоу». Поклонники артистки, конечно же, видели и ее бурлескные работы в театральных постановках проекта «Маски-шоу» — «Отелло», «Орфей и Эвридика», «Ромео и Джульетта». Сегодня Ирина Токарчук — актриса Одесского русского драматического театра и Дома клоунов, который по закономерной случайности прописался в том же городе. Однако, думаю, далеко не все зрители знают, каким был путь к успеху этой веселой клоунессы. Для меня, во всяком случае, Ирина Токарчук после интервью стала загадочнее, глубже и многограннее. И мне кажется, что свою роль ни в театре, ни в кино она еще не сыграла.
— Ирина, наблюдая за вами на экране, не возникает мысли, что вы родились в каком-либо ином городе, кроме Одессы. Но актеры — лицедеи, они могут убедить зрителя в самых невероятных вещах. Моя догадка верна или нет?
— В данном случае вы не ошибаетесь. Я — коренная одесситка: родилась и выросла в этом городе. Один раз, правда, «предала» его, уехав учиться в Москву. Более того, скажу страшную вещь: мечтала остаться в «белокаменной», как все нормальные студенты театральных вузов. Ради этого после окончания института даже работала на фабрике в Подмосковье — ткачихой. Была и завклубом в деревне — очень хотелось получить вожделенную прописку. Но в то же время умудрялась сниматься в кино — в фильме «Одиноким предоставляется общежитие», хотя никто из моего тогдашнего окружения и не догадывался, что я — актриса... Через несколько лет, правда, решила все-таки вернуться в Одессу, где, оказывается, меня не очень-то и ждали. Только через три-четыре года, когда Русский драматический театр должен был гастролировать в Питере, а одна актриса родила и ехать не могла, мне предложили подменить ее в роли некой сутенерши Клары в одном из спектаклей. Гастроли прошли замечательно, но, когда мы вернулись в Одессу, еще целый год ждала, прежде чем раздался долгожданный звонок и мне и сказали, то я зачислена в штат. Без всяких показов, потому что руководство уже хорошо знало меня. А в прошлом году исполнилось двадцать лет как я работаю в этом театре, который не меняла никогда. И хорошие времена помню, и такие, когда не было работы: я ведь неудобная актриса, спорить люблю, постоять за других актеров. А это никому не нравится. Директора привыкли декларировать: мол, как я сказал, так и будет! Я же подобных заявлений не приемлю: все мы равны перед Богом, потому и в театре должны оставаться людьми... Периодически, конечно, страдаю от своего характера. Но у меня есть «Маски-шоу», а до них «Джентльмен-шоу» — коллективы, где мы говорим на одном языке.
— Откуда корни желания стать артисткой?
— Наверное, сама атмосфера Одессы располагала к таким мечтам, поскольку формально мои родители никакого отношения к этой профессии не имели и даже не грезили о ней. Папа — сирота, мама — из многодетной семьи. Но они были актерами от природы. Уверена, будь тогда другие времена, кто-то из них непременно подался бы в артисты... В детстве родители постоянно снимали меня на 16-миллиметровую пленку, и знаете, что фиксирует раритетный целлулоид? Я либо что-то ела (всегда была крупной и очень любила вкусненькое!), либо стояла на табуретке и читала стихи! (Смеется). Но когда после школы пришло время поступать, испугалась и в театральный не поехала. Пошла работать в библиотеку. Через год решилась — не поступила и, вернувшись из Москвы, обманула маму: сказала, мол, все в порядке, просили приехать еще на один тур. Она догадалась, что я лукавлю, решила не отпускать меня одну. Заявила: если знающие люди скажут, что никакая ты не артистка, ноги твоей в Москве больше не будет! Мы успели к последнему экзамену: в группе абитуриентов я была самой массивной, одета, как и все одесситки. Что это значит, думаю, догадываетесь: модная тогда прическа «сессон», зеленая бархатная юбка, оранжевый свитер с «хомутом», туфли на оранжевой платформе... Невозможное зрелище! Когда читала стихотворение о женщинах, оставшихся после войны без мужиков, которые пели песни и танцевали, чтобы не рыдать от отчаянья и безысходности, и сама начала плакать, кто-то из экзаменаторов спросил, откуда я, благополучный домашний ребенок, знаю подобные чувства? Но когда объявила басню «Свинья», комиссия (их было человек 8—9) попросила не читать ее, и, не сдерживаясь, они стали та-ак ржать! Наверное, я очень смачно произнесла название, ну, а уж мой внешний вид (спекулянтка какая-то!) говорил сам за себя... Затем последовал этюд: полянка, на которой нужно собирать цветы. Впускали в аудиторию по десять человек, я была одиннадцатой. Все абитуриенты — какие-то маленькие, хрупкие, я — как всегда, самая крупная! Пока сориентировалась, где «растут цветочки», «полянка» оказалась занятой: от неожиданности, неловкости стала подпрыгивать, махать руками — искала «место под солнцем»!.. И вновь — хохот!.. Когда же все закончилось, ко мне подошел молодой человек и сказал, что я очень понравилась приемной комиссии, но необходимо сменить одежду и сделать другую прическу. Мама повела меня в парикмахерскую — впервые в жизни, жили-то мы небогато, семья была рабочей. Мне, 19-летней девочке, сделали какую-то несусветную укладку, которая мне совершенно не понравилась, и тут же, в туалете, я привела волосы в прежнее состояние... Так поступила в институт: случилось это в день моего рождения, 20 июля.
И началась учеба. На меня возлагали большие надежды, а потом в течение четырех лет вспоминали «незлым, добрым словом»: «Ира, мы тебя принимали как самую-самую... А ты что вытворяешь?!» Я умудрялась не только спорить с педагогами — помню случай, когда чуть не вылетела из института. В ЦДРИ — Центральном доме работников искусств — была премьера фильма Никиты Михалкова «Родня». Мне достали бесценный пригласительный: ну как не пойти! Однако нужно было каким-то образом слинять с репетиции, и я не могла придумать ничего умнее, как сказать, что заболела. Знали об этом все, кроме педагогов. Я хрипела, сипела (а на роль была одна!) — в итоге меня отпустили из института. Правда, половина курса тут же сдала меня, доложив, куда я ушла на самом деле. А в ЦДРИ, к тому же, пришли многие из моих педагогов. На следующее утро меня вызвали в деканат: «Где была вчера вечером?» — «Болела». — «Справка?» — «Будет». И тут мне торжествующе рассказывают, что вчера вечером я делала, предупредив, что больше на репетиции могу и впредь не ходить. Но я была наглая до невероятности — сдаваться без боя не хотела. Ежедневно являлась за двадцать минут до начала занятий, все выспрашивала, а когда приходил педагог, закрывала книжку и перед его носом уходила. Нахальству не было предела! Нужно было просто попросить прощения, но сделать этого я не могла. В итоге все-таки пошла: когда каялась, боялась поднять глаза — в них такое было! Меня называли «Танк». Вот так и училась... И неграмотно повела себя, когда окончила институт: не пошла показываться в театры, испугалась. При всей своей юношеской наглости и максимализме, при том, что уже четыре года жила без родителей, по сути, была совершенно домашним ребенком... Так и возникла фабрика, Подмосковье, и уже потом — Одесса...
— Кроме гипотетической возможности карьерного роста, вас ничего не удерживало в Москве, когда все-таки решили вернуться в родной город?
— Вы имеете в виду любимого человека? Нет, я замуж вышла очень поздно. Влюблялась всю жизнь, но как-то не складывалось. А потом — передо мной вечно стоял выбор: театр или семья. Всегда выбирала сцену. Позже поняла: «Идиотка, нужно было вначале личную жизнь наладить, потом было бы все — и карьера, и роли...» Мой муж, Валентин, никакого отношения к нашей профессии не имел: профессор, известный в Черновцах нейрохирург, огромный, почти двухметрового роста, мужчина. Познакомились мы, между прочим, в Киеве: наш театр был на гастролях, а Валентин читал лекции в Медицинской академии. Общий знакомый пригласил его на спектакль, он пришел и увидел, как я, будучи девушкой далеко не миниатюрной, делаю шпагат! Это поразило его. За столом мы оказались рядом, и, как принято говорить, некая искра проскочила между нами... Тогда-то я и поняла, как страшно влюбляться в человека, который живет в другом городе! У Валентина в Черновцах — любимая работа, он — непререкаемый авторитет в своем деле. С ним невозможно было пройти по улице, каждые две минуты кто-нибудь окликал: «Доктор, профессор...» А у меня — театр в Одессе, без которого не мыслила жизни. И уже пришедшая известность... Я каждую неделю ездила в Черновцы, поезда ненавидела, уезжая, ревела, как белуга, но иного выхода не было. Валентин тоже понимал, что переехать в Черновцы я не могу — это не театральный город. Там есть лишь «музично-драматичний» украинский театр — не мое амплуа, да и язык не знаю настолько хорошо, чтобы играть на сцене. Так мы и жили... Кстати, Валентин был театральным фанатом: у него дома полтруппы Черновицкого театра пропадало, многим актерам он помогал как врач, массажи делал — они его обожали. Мой муж был очень жизнелюбивым, деятельным человеком, и его уход город воспринял как трагедию. Весь цвет медицины Черновцов пытался спасти Валентина, но не смогли...
— Что же за репертуар был у вас тогда, коль решились на подобную жертву?
— Благодаря «Маскам-шоу» сыграла Джульетту, Эвридику — роли, о которых артистка моего амплуа и думать не смела. Поначалу, должна сказать, не понимала стиля «Масок», я ведь драматическая актриса. Мечтала стать клоунессой, но не знала, как это делается. Наблюдала часами за игрой коллег, пытаясь понять, где же скрыта тайна. Пока мне не объяснили главное: «Ира, ты должна быть на сцене такой же, как в жизни. Крупная, наивная, может быть, даже, глуповатая порой. И добрая. Злых клоунов не бывает!» Сегодня абсолютно точно известно, что больные дети могут бояться всех — докторов, посетителей, даже родных, клоуна — никогда! Им доверяют. Вот за эту возможность сыграть почти нереальные роли я так благодарна коллективу «Масок». Всегда с теплым чувством вспоминаю и «Джентльмен-шоу»: во-первых, потому, что благодаря этой передаче меня узнали, и потом — сколько я там переиграла одесситок! В одной программе могла лепить по пять — шесть — семь характеров. Представляете, в какое количество ярких одесских типажей я перевоплотилась за 15 лет!
— А не могли бы несколькими фразами описать типичную одесситку, чтобы человек, никогда не бывавший в вашем городе, реально представил ее себе?
— Во-первых, она яркая. Во-вторых, громкая. И не потому, что орет: настоящая одесситка может ничего не говорить, но выйдет на проспект, и такое ощущение, что разговаривает очень-очень громко. Знаете, почему? Да потому, что «кричит» весь ее облик, внешность! Она — невероятно хлебосольная. Непременно должна знать все последние новости. Добрая. Придет на помощь, не задумываясь, заслонит собой человека от беды, но потом всю жизнь будет напоминать ему об этом: «Я тебе помогла, сволочь, а ты!..» Затем, одесситов отличает особая манера говорить — неожиданные паузы, свойственные только нашему городу интонации. Даже детский анекдот, услышанный в Одессе, вы долго не забудете именно из-за того, как его смачно преподносят. Вот послушайте: одесситка познакомилась с отдыхающим и говорит ему: «Боже, вы так похожи на моего третьего мужа!» — «А сколько их у вас было?» — «Двое...» Чувствуете?!
Расскажу вам еще одну, очень показательную для понимания образа и характера коренной жительницы Одессы реальную историю: где-то в районе пляжа «Отрада», в колоритном (каких сегодня почти не осталось) дворике, на третьем этаже старинного дома жила старенькая, больная бабушка, которая даже не выходила на улицу. Кто помнит времена Советского Союза, знает, что по утрам по городу разъезжали машины, которые собирали отходы или продавали молоко, и по всей округе в определенное время раздавался звук колокольчика и зычные крики: «Му-сор! Мо-ло-ко!» Каждый день, перед этим призывным кличем, немощная старушка, причесанная и принаряженная, стояла с пакетиком мусора на террасе третьего этажа и, когда машина подъезжала, бросала оттуда вниз этот пакетик. На возмущенные крики спокойно парировала: «А что делать?..» Такая вот настоящая интеллигентная одесситка тетя Сара! (Смеется)
— Итак, на театральную судьбу сегодня вы не можете сетовать, а довольны ли своей кинематографической карьерой?
— Достаточно болезненный вопрос. Посудите сами: когда россияне приезжают в Киев снимать кино, украинские актеры для них, как это ни печально, — второй сорт. Когда же киевляне работают в Одессе, мы для них — секонд-хенд, после столичных звезд. А нужно сказать, что в Одессе нет дешевых артистов, есть хорошие актеры! Хорошие! Не все, конечно. Но в большинстве своем это именно так.
Поэтому мне было весьма приятно предложение Вилена Захаровича Новака сыграть роль Лукиничны. Тем более, что моим партнером по площадке стал Юрий Степанов. Юра ведь не только замечательный актер, он — человек настоящий. Сибиряк. При нем невозможно соврать. Даже в мыслях. Говорю это не потому, что Степанова не стало, но, поверьте, что ты при нем становился чище. Хотя Юра был нормальным человеком, не божеством, со своими принципами и претензиями. Справедливости ради должна сказать, что весь театр Фоменко такой. Например, сестры Кутеповы — какие необыкновенные, настоящие актрисы!.. Слышали бы вы, как Юра рассказывал о спектаклях, в которых был занят, — он очень серьезно относился к профессии. Семья и театр — это была его жизнь. И в нашем фильме «Стреляй немедленно!» много придумывал для роли сам, советовался с режиссером — их так научил Фоменко. Я сегодня смотрю фильм — даже паузы, возникающие там, никто специально не конструировал, они появлялись спонтанно. Степанов дает пас, ты — ему в ответ! Кайф! Мы подружились с Юрой. Он много рассказывал мне о своих планах, причем не только актерских. Хотел снимать кино как режиссер, уже даже задумки были. Но, увы...
И отдельно хочу сказать о Вилене Новаке. Я впервые столкнулась с таким режиссером: он заставлял меня скрывать все мои чрезмерно яркие эмоции. Снимал, попросту соскребал с меня слои жестикуляций, утрированных интонационно реплик. И на экране я увидела себя иной, чем на сцене. Мне показалось это достаточно интересным. И я очень благодарна Вилену Захаровичу за это.
Материал подготовлен благодаря Международному бренду Nemiroff
