Режиссер Театра на Подоле, частый гость знаменитого Эдинбургского фестиваля, Малахов сразу и четко провел черту отличия своего детища от других подобных акций: «У нас фестиваль для широкого зрителя». Пока что в Киеве существовали два постоянно действующих театральных фестиваля: смотр городских театров-студий — кажется, благополучно почивший в бозе, и «Березілля», с грехом пополам функционирующий уже восемь лет. Но, пожалуй, обе эти довольно милые тусовки были рассчитаны исключительно на театральных гурманов — тех, кто предпочитает лабораторное, поисковое искусство презренному развлечению, аллегорию и метафору — прямому тексту и всяческий андерграунд — яркому свету больших сцен. Собственно, Малахов задался целью заполнить одну, доселе пустовавшую нишу — фестиваль для масс, создать некое пространство театрального зрелища и развлечения в нашем городском пейзаже, подобными зрелищами как раз не избалованном.
Задача, что и говорить, не из простых — при нынешней «патронатной» постановке дела. Организаторы решили перестраховаться, объявив началом фестиваля 19 мая и включив в его программу все мало-мальски интересные события, проходящие по Киеву в этот период (вплоть до юбилейных мероприятий Гете- института и премьер в репертуарных театрах!). Официально же «Киев майский» начался в воскресенье, 23 мая, постановкой «Тараса Бульбы» на открытой площадке в окрестностях Владимирской горки. Собственно, это странноватое шоу и задало тон импрезам, которые происходили на добром десятке киевских сцен. Модернизированный «Бульба» оказался достаточно фееричным. Мужская хоровая капелла имени Ревуцкого плюс изысканно-сентиментальная музыка Ивана Небесного, усиленная барабанами ансамбля «Арс- нова», яркими масками Экспериментального театра и финальным салютом, — сложились в праздничный пролог, после которого организаторам можно было уже ничего не бояться. Публика порадовалась, критика насытилась. Собственно, и весь фестиваль был такой, как эта первая постановка, — некий компромисс между неприкрытым экспериментаторством и желанием «сделать красиво» всем, кто пришел на представления, независимо от уровня их культурной осведомленности.
Конечно же, наиболее мощным впечатлением всех полутора фестивальных недель стал Тбилисский театр марионеток под управлением Резо Габриадзе. Спектакль «Сталинградская битва (реквием)» — это прекрасная и трагическая притча о войне и людях, о том, как нескончаемые битвы проходят по судьбам всех тварей земных — от муравьев до солдат. Куклы на своих миниатюрных подмостках разыгрывают высокую драму, достойную величайших актеров. Это тот случай, когда уже неважно, какими средствами создано произведение: настолько завораживает и потрясает увиденное. Собственно, «Сталинградская битва» по художественной значимости стала главнейшим событием фестиваля; те, кто старался посещать все спектакли, невольно сверяли увиденное с этим высоким трагическим камертоном.
Впрочем, Габриадзе был, пожалуй, исключением во всех смыслах, ибо преобладали спектакли в более доходчивом комическом, ироническом ключе. Так, еще один театр марионеток — на сей раз московская «Тень», увенчанный в этом году аж тремя «Золотыми масками», предпочел трагизму детский наив, превратив оперу «Иоланта» в милый, искрящийся хлопушками и конфетти вертеп. Актриса Наталья Баранникова, исполнявшая в этом представлении все партии — и женские, и мужские, даже оркестровые (!), показала добрый, чуточку хулиганистый новогодний балаганчик. Куклы у нее не жили самостоятельным бытием, скорее, подчеркивали мастеровитую расторопность и обаяние самой актрисы. Пожалуй, этот раскрепощенный, по- мультипликационному взвинченный стиль хорош для короткой интермедии, но не для оперы, пусть даже пародийно переосмысленной. Впрочем, публике понравилось.
Вообще, вспоминая о фестивале, эту ремарку о публичном удовольствии приходится повторять достаточно часто для того, чтобы не впасть в критическую едкую рефлексию. Так, итальянский театр «Пантакин да Венеция», широко разрекламированный как настоящая комедия дель арте, действительно показал на сцене Театра на Левом берегу бойкий костюмированный фарс. И сложно при этом говорить о том, что трупп такого уровня и похожей манеры и у нас хватает — важна аутентика и удовольствие зрителей, а того и другого здесь хватало. Народ смеялся, аплодировал и был доволен. Все же тяга к чужим, малопознанным обычаям и нарядам — вещь очень стойкая и глубокая. Малахов, похоже, учел и это, пригласив на фестиваль индийских танцоров под руководством Гиты Чандран и шотландский коллектив «Клан», в сущности, как и «Пантакин», подкупающий не столько мастерством, сколько экзотикой. Чужой крендель своего слаще.
Впрочем, лицедейский талант не зависит от каких-либо упаковок. Другой итальянец, Сильвио Кастильони, призер Венецианского конкурса арлекинов (есть там и такой), оказался просто хорошим актером. Без фанфар и фейерверков он показал в Театре на Подоле моноспектакль «Бродяга» — историю нескольких человек во время и после войны — этой талантливой простотой он всем и понравился.
Однако и простота простоте рознь. Артисты московского Театра около дома Станиславского в своем ностальгическом кабаре «Русская тоска» вроде тоже просто пели неизбывный репертуар типа «Коробушки» или «У самовара я и моя Маня». Но — окаменев лицами, механически повторяя жесты, отрабатывая рефрены монотонными улыбками. В итоге известному российскому режиссеру-провокатору удалось воссоздать на сцене страшноватый, трагикомичный мир «русской тоски», где кондовейший репертуар, пропущенный сквозь жернова сюрреалистических фантазий, превращается в нечто совершенно уж невообразимое. Но зрителю — независимо от сценической «продвинутости» — вновь-таки все нравится! И это был не единственный случай, когда сугубо авангардное, местами похожее на тайный ритуал представление вполне легко и благодарно воспринималось залом. Краковский театр «КТО» в своем перформансе «Синема» сотворил очень странную реальность, где темы и сюжеты из классического кино дробились на множество странных, местами остроумных, местами жутких сценок. В ход шла вода и оторванные руки и ноги манекенов, тесто и мыло, униформа и рвущиеся костюмы — все не связанное даже подобием сюжета, но талантливо, практически без единого слова сыгранное актерами. Фанаты авангарда балдели, публика же веселилась от души — ибо видела на сцене классно организованное зрелище. И таковы были другие привозные театры — независимо от самой радикальной формы, самых экстравагантных трюков. Белорусский театр имени Янки Купалы и львовский «Воскресение», датский «Мим-театр» и московский студенческий театр МГУ были хороши тем, что их можно было смотреть, не медитируя на тему означаемого и означающего. Фестиваль закончился, как и начинался: пляской масок на ходулях (актеры Киевского экспериментального театра, который, похоже, становится завсегдатаем любых уличных безумств). Вся остальная часть шоу на майдане Незалежности превратилась в фольклорный винегрет, где смешались цыгане, африканцы, бразильцы — короче, все флаги были в гости к нам. Слегка театрализованный концерт плавно перерос в праздничное действо, затянувшееся далеко за полночь.
Наверное, основной итог «Киева майского» — в том, что Малахову свое обещание удалось выполнить. Он действительно собрал фестиваль для широкой публики — и публике понравилось. Публике вообще нравится, когда делают что-то ради нее. В этом нет ничего дурного — лишь бы не страдали вкус и чувство меры, которые у публики тоже имеются, несмотря на известную сентенцию о том, что она — дура. В «Киеве майском» мирно ужились причудливые поиски и немудреные развлечения. В подобной комбинации этот фестиваль и будет иметь будущее — без открытий и переворотов, но с хорошим праздничным ароматом.
