Книгу, вышедшую в Черкассах на средства областного бюджета, приурочили к годовщине смерти поэта. А о тех, кого нет с нами, как известно, нужно говорить либо хорошо, либо вообще не говорить... Напомним, вершиной творчества Мыколы Негоды стало произведение «Степом, степом...», положенное на музыку композитором Анатолием Пашкевичем. И родилась песня-реквием украинского народа, которую нельзя слушать без щемящей боли в душе, без слез. Большинство исследователей творчества поэта сходятся на том, что будь в его творческом наследии лишь одна эта песня, его имя все равно заслуживало бы самой высокой оценки. Известный украинский писатель Олесь Гончар писал: «Поэт Мыкола Негода и композитор Анатолий Пашкевич песней «Степом, степом...» обессмертили себя...» На слова Мыколы Негоды написано немало и других известных песен — «Летять білі чайки», «Земле моя, земле», «Над колискою сина», «За полем разлогим», «Тоне море неозоре», «Молодість ветеранів», «Чигиринська дума», «Діброво зелена» и другие. В творчестве Негоды Шевченкиана занимала одно из самых заметных мест. Лучшим произведением на эту тему является драматичная поэма «Дума про Кобзаря». Она рассказывает о последнем приезде поэта на милую его сердцу Черкасщину летом 1859 года. Тема «Шевченко и народ» является сквозной в поэме «Амангуль», цикле стихотворений «Тарасовими шляхами». Негода — автор исторической драмы «Гетьман»; очерков «Галина Буркацька» и «Данило Нарбут»; документальной повести «Говоритиму з віками»; романов «Холодний Яр», «Отаман Мамай» и «Божа кара»; автобиографической повести «Сповідь перед собою».
Во время презентации книги «Наш Микола Негода. Спогади» публицист Петр Жук спросил у собравшихся, знают ли они, кто первым начал процедуру «клева» бывшего петлюровца Владимира Сосюры за стихотворение «Любіть Україну!». Поскольку никто не знал ответа, Жук объяснил, что позорным «первопроходцем» в этом деле был не кто иной, как... Андрей Малышко. Тогда, летом 1951 года, Сосюру четыре дня подряд осуждали на писательском пленуме. А начал кампанию осуждения «идеологических извращений» именно Малышко.
— Вспомнил я эту историю после того, как прочитал воспоминания о Мыколе Негоде, написанные Мыколой Снижко, побратимом Василя Симоненко. Кстати, если бы не было Негоды, то не было бы и Симоненко (Негода работал парторгом редакции и был членом Союза писателей). А то, что Василь в дневнике писал: «Негода мне отравляет жизнь», то нужно знать, при каких обстоятельствах это писалось и как это писалось, — заметил Петр Жук.
В «Окрайцях думок» есть запись, сделанная Василем Симоненко 25 сентября 1963 года, где он писал: «Теперь я стал в Черкассах еще более одиноким, потому что нет и того коллектива, который был в «Молоді Черкащини». Дружественные дорожки между мной и Оглоблиним, можно сказать, позарастали густым спорышом. Одному из них я был нужен, пока мог помочь, другой оказался самым обычным флюгером. Не сомневаюсь, что он будет травить меня с таким же азартом, как раньше восхвалял. Да он это и сам продемонстрировал с нескольких трибун на разных совещаниях. Но — нам свое делать».
После смерти Василя Симоненко дневник опубликовали за рубежом. Это стало своеобразной лакмусовой бумажкой для многих тогдашних художников слова. Что же касается самого Мыколы Негоды, то он, как известно, написал «обличительную статью» «Еверест підлості», вышедшую в газете «Радянська Україна», с упреками в сторону «так называемых друзей поэта», отдавших дневник в печать (да еще и за границу!). Позже был еще роман «Холодний Яр», в котором, как потом выяснилось, Негода использовал отрывки из известного в настоящее время произведения Юрия Горлис-Горского... Правда, уже позже писатель вернулся к теме Холодного Яра и написал роман «Атаман Мамай» — о научном работнике из чигиринской Боровицы Якове Щирице, более известном как Мамай. В предисловии к своему роману Мыкола Негода сознался: «... родился роман, которым я искупаю вину перед памятью падших холодноярцев, мужественных борцов за свободу и независимость Украины». То есть нашел в себе силы, чтобы сказать правду о героях Холодного Яра.
Словом, понятно, что Мыкола Негода был фигурой достаточно противоречивой. Вот как о нем отзываются друзья и коллеги по перу.
Мыкола СНИЖКО, журналист, автор книги «Оводи Василя Симоненка»:
— Через многие годы, когда шумиха, вызванная «Еверестом підлості», поутихла, Негода понял (флюгер повернулся в другую сторону), что сделал тогда огромную ошибку, которую ему и до сих пор не могут простить писатели-шестидесятники. Как бы то ни было, а, раздумывая над этой грустной историей, я думаю, что Негода в ней был все-таки героем (может, правильнее — антигероем), но... драматическим: он, дитя своего времени, может, и не знал, не ведал, что творил... Это была его драма, достойная пушкинского пера, потому что Негода стоит рядом с Симоненко, как Сальери возле Моцарта.
Владимир ПОЛИЩУК, профессор Черкасского национального университета им. Б. Хмельницкого, составитель сборника воспоминаний:
— Рубеж 1980—1990-х и первая половина 90-х годов для Мыколы Тодосиевича как писателя были, как в настоящий момент представляется, очень непростыми, даже болезненными. То было время глубокого внутреннего переосмысления поэтом и мира в себе, и себя в мире. На всех эти растревоженные раны многих разочарований наложились откровенные или скрытые нападки «друзей-правдолюбов», в том числе и коллег-писателей, вдруг ставших сверхпринципиальными. Особенно остро шла речь о взаимоотношениях с Василем Симоненко, о романе «Холодный Яр»... В свое время я попробовал наиболее беспристрастно посмотреть и на эти темы, и на весь литературный путь Мыколы Негоды, написав статью «Пусть время рассудит...». Знаю, что Мыкола Тодосиевич воспринял и ее, и выраженную в ней критику в его сторону.
Василий НЕЧЕПА, кобзарь, лауреат Шевченковской премии:
— Когда я ходил в школу, в учебниках видел портрет партизана-разведчика — юного героя Колю Негоду, которого в 1944 году написал художник Кузнецов, когда Коля 16-летним вышел из леса. Эти большие глаза Коли я всегда помню... Это тот Коля Негода, который после войны переписывался с Павлом Тычиной. Известный поэт писал Мыколе и писал о нем... В 1949 году Мыкола Тодосиевич экстерном закончил десятилетку, поступил в Киевский университет, а после третьего курса вместе с Линой Костенко учился в Московском литературном институте. Негода 15 лет возглавлял Черкасское областное литературное объединение, 10 лет был председателем Союза писателей в Черкассах... Мы познакомились в 1977 году. Тогда в Черкассах проходив Всесоюзный конкурс молодежи и студентов. Отбирали лауреатов для фестиваля на Кубе. Я пропел на заключительном туре песню «Діброво зелена». На Кубу меня почему-то не взяли, хотя диплом победителя храню. Я думал, что эта песня — какая-то моя находка, а выяснилось, что ее будто бы для меня еще в 1957 году написал Мыкола Негода...
Александр СОЛОДАР, поэт:
— В действительности ситуация очень неоднозначная. Это в Черкассах Негода — и лауреат Симоненковской премии, и почетный гражданин, и выдвиженец на Шевченковскую премию. А в Киеве о нем совсем другие отзывы: ему не простили Горлис-Горского и многих других грехов. Мое мнение — он принадлежал к когорте придворных писателей, которые, независимо от власти, воспевали власть имущих и оставались при художественном корыте... Был период, когда его отлучили от кормушки — власти. Это случилось в эпоху становления Украины как независимого государства... Тогда-то он ходил обиженный на все и на вся. А затем — перестроился. И опять печатал за бюджетные средства «Пиріжки з пасльоном», «Пісню на рушникові» и тому подобное. Вот такое мое мнение. Давно вынашиваю замысел написать статью о художнике и власти...
