Юрий Петрович многие годы проработал на Киевской киностудии им. О. Довженко. Тупицкий снял художественные фильмы, которые вошли в украинский кинематограф: «Найди свой дом», «В лесах под Ковелем», «Ледяные цветы», «Партизанская землянка», «Завтра представление», «Два шага до тишины». Кроме того, Юрий Петрович является автором книг «Грехи наши», «Белые мои лебеди» и поэтического сборника «Семигоры».
— Юрий, вы живете сейчас в селе Воронинцы Чернобаевского района Черкасской области. Почему именно это место выбрали, переехав из столицы?
— Это моя Родина. Воронинцы когда-то имели другое название — Лирники, потому что село певучее, издавна здесь жили казацкие лирники, игравшие на кобзе, на бандуре, ходили по всей Украине и пели народные песни. Кстати в довоенные годы село славилось своим хором, который исполнял не только народные песни, но и а капелла 4-голосье произведений Лысенко, Леонтовича. Мои папа и мама были неизменными участниками этого хора. Вероятно поэтому я с удовольствием обучался музыке, принимал участие в самодеятельности. В довоенные времена в селе не было радио, и мы, крестьяне, были отлучены от большого искусства, театра. А самодеятельность — сельский драматический театр и хор, предоставляла возможность нам быть причастными к культуре... После 10 класса я не прошел по конкурсу на исторический факультет Киевского университета и пошел работать завклубом в соседнее село. Работа мне понравилась, но я хотел учиться и поступил на филологический факультет Черкасского пединститута. Мы тогда были преисполнены надежд, планов на будущее (еще не было развенчивания культа Сталина, и та, вторая жизнь страны, была на дне).
— А вы его ощущали?
— Нет, даже не догадывались — ни давления, ни репрессий. В институте мы изучали произведения украинских поэтов: Рыльского, Малышко, Сосюру (с некоторыми замечаниями).
— Почему?
— А потому, что его стихотворение «Любіть Україну» тогда считали националистическим. И вот, представляете, к нам, студентам, приезжал на творческую встречу Павел Григорьевич Тычина. Мы очень волновались — живой классик современности! Декан факультета, зная о моем увлечении поэзией, поручил написать поздравительное стихотворение. В нем я сравнил встречу Павла Григорьевича с нами со встречей Тычины с Михаилом Коцюбинским. Дело в том, что молодой поэт, вместе со своим другом и односельчанином Григорием Веревкой, в свое время был рьяным посетителем знаменитых «суббот», которые устраивал Михаил Коцюбинский для талантливой молодежи. На этих вечерах известный писатель буквально «с удочкой» выискивал таланты, и потом всячески поддерживал их. На одной из таких суббот Тычина прочитал перед присутствующими свое стихотворение «Розкажи, розкажи мені, поле». Михаил Михайлович, послушав поэзию, сказал: «Между нами настоящий поэт». И не ошибся.
Закончил я свое выступление декламированием стихотворения Тычины «Я стверждуюсь...» Он внимательно послушал, а потом пригласил сесть в президиум. Не чувствуя под собой ног, я подошел к столу, где сидели уважаемые гости, и сел рядом с классиком, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. Знаете, тогда писатели не «ходили в народ» и мы видели их преимущественно на портретах. То была знаковая встреча. После нее я поверил в себя. Тычина сказал, что я могу посылать свои произведения ему лично или Дмитрию Косарику, известному писателю-документалисту. Потом Косарик написал документальную биографическую книгу о Тычине, в которую включил этот эпизод и даже поместил мое стихотворение...
— В книге «Белые мои лебеди» вы написали, что так и не воспользовались предложением Павла Григорьевича. Его жена, Лидия Петровна, встретившись с вами уже после смерти поэта, по-матерински сурово пожурила, а потом дала почитать «Щоденник» Тычины...
— Да, это правда. В принципе, «Щоденник» — не секретный документ (известный поэт Станислав Тельнюк упорядочил и издал «Щоденник» П.Г. Тычины). Мне же разрешено было прочитать то, что поэт писал не для публикации. Представьте себе, что чувствовал поэт, когда его, одного из тончайших лириков ХХ века, окрестили «партийным пулеметчиком»? О чем думал он, как терзался, когда люди, находившиеся рядом с ним — украинские талантливые писатели, поэты — погибали на его глазах? Как он ежедневно и еженощно ожидал, что наступит и его время, когда постучат в двери и скажут: «Выходите!». Как ощущал над собой петлю Кагановича, которая затягивалась все туже? Преданный в своих наилучших надеждах, он был вынужден сломать себя. Но наряду со стихотворением «Партия ведет», которое, как тогда считалось, спасло Павлу Григорьевичу жизнь, есть и другие, не увидевшие мир:
«...всіх їх розстріляли, всіх пороздягали,
Із мертвих насміхались, били їм чолом...»
(здесь и герои Крут, в конечном счете — бойцы за Украину)
«...чи це ворог чорний, білий,
чи від злості посивілий,
а чи жовто-голубий, просто бий!»
Цитируя эти стихотворения в своей книге «Белые мои лебеди», я специально поставил годы их написания. Где настоящий Тычина — судить каждому отдельно. Только добавлю — сегодня легко нам судить.
— Следовательно, поэтом вы не стали, потому что вас поглотило кино?
— По окончании пединститута я работал учителем в Черкассах. Преподавал язык и пение. Но судьба улыбнулась мне. В Киеве, при Театральном институте им. Карпенко-Карого, открылся кинофакультет с отделениями «Кинорежисура» и «Актерское мастерство». Я мечтал стать режиссером. И мечта сбылась. В Черкассы приехал профессор Фомин набирать себе курс. Из 1930 человек он отобрал троих: Михаила Голубовича (сейчас народный артист Украины, работает в сфере культуры в Луганской области), Мирославу Резниченко (заслуженная артистка Украины, работает в Театре им. Леси Украинки), и меня. Но это не освободило нас от вступительных экзаменов, которых было целых 13!
— Это были общеобразовательные предметы?
— Из школьной программы мы сдавали экзамены только по речи и истории. Все другие — по профессии: режиссура устно, режиссура письменно, пение с двумя оценками — за голос и слух, танец с двумя оценками — за пластику и за ритмику и тому подобное. Но самым тяжелым и самым ответственным был экзамен по режиссуре. Это был «фильтр», после которого отсеялось много абитуриентов. Проходил он так. К нам вышел Василий Левчук (он набирал курс) и сказал: «Идите и посмотрите в кинотеатре любой фильм, а завтра на экзамене напишете, как бы вы сняли увиденный кинофильм, какие увидели недостатки и преимущества. Это будет не пересказ, а анализ с позиции режиссера».
— Какой вы выбрали фильм?
— «Судьба человека» С. Бондарчука. Прекрасный фильм. Я нашел не недостатки ленты, а то, с чем был не согласен с Бондарчуком. Его метод съемки, темпоритм картины, который иногда тормозился музыкальным оформлением. И, в конечном итоге, внешность главного героя. По сюжету это был человек, который бежал из плена, измученный, истощенный. А в фильме мы видим круглощекого, цветущего актера. Но в целом я был в восторге от режиссуры. Кстати, это была первая режиссерская работа Бондарчука. За экзамен я получил «отлично». Таких «отличников» было четверо вместе со мной. Позже мы все вместе учились и работали на киностудии им. Довженко. Наш курс режиссеров ставил свои спектакли, фильмы, привлекая параллельный курс актеров. Моя преддипломная работа была по рассказу Александра Довженко «Незабываемые», которую трижды показывали по центральному телевидению.
Перед дипломом нас, восемь человек (именно столько осталось нас на последнем курсе), отправили на практику на разные киностудии. Я попал на киностудию им. Довженко. Работал ассистентом режиссера, а одну картину провел вторым режиссером. Такого не было в истории нашего института. И вот пришло время определяться с дипломным фильмом. Долго искал материал, а потом в одной газете прочитал отрывок из романа Олеся Гончара «Циклон». Назывался он «Сестра». Показал руководителю курса — Василию Левчуку. Он поддержал: «Хороший материал. Снимай». Я встретился с Алексеем Терентьевичем, получил его согласие на экранизацию. Известный писатель не давил на меня во время съемок, оказывая доверие. Гончар приходил и на премьеру-экзамен, где я получил оценку «отлично».
— В книге вы написали: «Отношения Гончара и кино были непростыми. Свои романы и рассказы на тему войны он откровенно не давал экранизировать. И не потому, что всякая экранизация прозы проигрывает оригиналу. Так было и так есть. Дело, очевидно, в другом. Не было на экране мук плена, узников концлагерей, не было правды показа черных будней — все вуалировалось ура-атаками, бомбежками, мудрыми заседаниями Ставки, громом оркестров, голосом Левитана... Мог ли Гончар, как честная творческая личность, солдатом прошедший и проползший ту войну от начала до конца, мог ли он позволить себе показывать патетическую ее неправду?» Можно ли сказать, что такой подход к изображению войны вам также близок?
— Да. Например, Юрий Мушкетик работал над прекрасной повестью «Жестокое милосердие». Какой фильм мог бы быть! Но там по сюжету главный герой убегает и плена и, пройдя путь страданий и лишений, в конечном итоге присоединяется к партизанскому отряду. Еду в Москву утверждать сценарий и слышу: «Нет, это не пойдет»! Почему? А мне отвечают: «Вы что считаете, что победу завоевывали пленные, а не советская армия»? Несколько похожая история была со сценарием по автобиографическому рассказу Григора Тютюнника «Климко». Сам Григор, выслушав предложение об экранизации, сразу предупредил меня, что надежд на разрешение снять кино мало. Редактор тогдашнего «Госкино», который курировал в то время украинское кино, сказал: «Тютюнник? Скандалист он! Это порочная практика показывать войну через детей. Хотите разжалобить зрителя, залить весь экран слезами»? И отказал. Тогда киночиновники из Москвы рубили сценарии на корню, и даже украинскую классику цензура не пропускала. Не смог я снять фильм и по Нечуй-Левицкому. Сценарист и поэт Павел Мовчан написал несколько прекрасных сценариев, а их так и не утвердили...
— С кем еще из известных деятелей украинской культуры вам посчастливилось общаться?
— Николай Винграновский, Борис Гмыря, Василий Ляшенко, Иван Кавалеридзе. Воспоминаниями об этих встречах я делюсь на страницах своих книг.
— Каких известных актеров снимали в своих фильмах?
— Список длинный. Назову лишь несколько имен: Иван Мыколайчук, Клара Лучко, Константин Степанков, Бронислав Брондуков...
— Чем занимаетесь сейчас?
— Пишу книги, а еще продолжаю традиции родителей — участвую в сельской хоровой капелле. Там у нас поют мои односельчане старшего и среднего возраста. А молодежь слушает нас и удивляется: откуда мы все эти песни берем? Пишем музыку и слова сами. Планируем выпустить свой песенник. Я считаю, что мы делаем важное дело, потому что сегодня село деградирует. Молодежь едет на заработки в город или просто спивается от безработицы и бесперспективности...
— Вы актер, режиссер, поэт, музыкант и писатель. Какая профессия из этого перечня профессий вам ближе всего?
— Писатель и режиссер. «У всякого своя доля» — писал великий поэт. Выявленный в различной степени талант не всегда приводит творца на широкую дорогу. И становится горько и стыдно от осмысления того, что преградой, как правило, становится внешний фактор. «Бог на свете есть, — писал Довженко, — но имя ему — случай». Его величество Случай одних выносит из глубин к солнцу, других накрывает облаком забвения... Я не летописец, но еще ждут моего благодарственного слова те, кто его заслужил: это актеры, режиссеры, операторы, писатели, поэты — те, кто создавал и сегодня создает нашу культуру.
