В родной город солистка всемирно известной труппы — Bejart Ballet Lausanne смогла прилететь только на десять дней. Это был и отдых после напряженной творческой работы в Швейцарии, и общение с родными, встречи с друзьями, с которыми Екатерина Шалкина училась в Киевском хореографическом училище и танцевала на сцене Национальной оперы Украины, и, конечно, с педагогами, которым обязана своими нынешними достижениями. Кстати, об этой талантливой киевлянке в свое время упомянул Морис Бежар, когда журналисты спросили о его связях с Украиной, именитый балетмейстер назвал двух своих любимых танцовщиков, которые соединили его с Киевом: Сержа Лифаря и... Катю Шалкину. Если первое имя было для представителей СМИ хорошо знакомым, то второе у многих вызвало удивление, так как балерина тогда была только в начале своей карьеры в коллективе великого хореографа. Сейчас исполнится уже десять лет с их первой встречи в городе Лозанне, которая повлияла на всю дальнейшую жизнь юной балерины.
— Моя бабушка увлекалась балетом и даже поступила в хореографическое училище, но учиться не смогла, так как началась война. Воспитывали меня все вместе, стремились дать самую лучшую физическую подготовку, водили в разные спортивные кружки, а затем в хореографическую студию «Кияночка». Я охотно посещала занятия, так как, посмотрев в Национальной опере балет «Жизель» с Еленой Филипьевой, мечтала стать балериной, — вспоминает Екатерина ШАЛКИНА. — А в десять лет меня приняли в хореографическое училище. Вначале я училась у Наталии Геннадиевны Шитиковой. А в третьем классе к нам пришла замечательный педагог Лариса Николаевна Обовская. Она воспитывала нас по методике знаменитой Агриппины Вагановой, которой овладела, еще когда училась в Ленинграде, а также вела у нас театральную практику и заботилась о том, чтобы мы серьезно готовили свои первые сценические маленькие партии разных амурчиков, детей на новогоднем празднике в балете «Щелкунчик» и другие. Нас приучали ответственно относиться к этой работе. И когда в балете «Дон Кихот» я раньше, чем мне полагалось, появилась на сцене, помешав Татьяне Голяковой выполнять сложные вариации, меня вызвали потом для беседы вплоть до директора училища Татьяны Алексеевны Таякиной...
Помню, каким важным было для меня предложение Валерия Парсегова станцевать с Леонидом Сарафановым па-де-де из балета «Тщетная предосторожность», а впоследствии па-де-де из балета «Пламя Парижа». Ведь это означало, что известный педагог поверил в меня, четырнадцатилетнюю! Кстати, Леня, который был старше меня на два года, со временем стал ведущим солистом знаменитой «Мариинки», а сегодня является премьером Михайловского театра в Санкт-Петербурге. Что же касается учебы, то Лариса Николаевна Обовская хотя и требовала от нас усвоения канонов классики, помогала нам знакомиться и с другими стилями танца. Имея колоссальную видеотеку записей разных хореографических постановок, некоторые кассеты пересматривала вместе с нами, и мы потом пробовали непривычные для нас приемы. Она готовила с нами и номера для конкурсов. Благодаря ей на Международном детско-юношеском конкурсе классического танца «Артек-Ялта-2000» я стала лауреатом первой премии и получила приз «Надежда Украины». Кроме того, наш педагог не боялась передавать своих учениц и другим преподавателям, чтобы от каждого мы получили какое-то новое знание. Например, к Международному конкурсу балета в Москве, на котором меня отметили дипломом, я готовилась с Татьяной Билецкой и Галиной Николаевной Подкопай.
— Это после конкурса вы получили приглашение в Национальную оперу Украины?
— Да. Но сначала только на стажировку. Тогда я еще даже не закончила училища. В театре танцевала па-де-труа в «Лебедином озере», па-де-катр в «Щелкунчике», подготовила партию Полевой Мавки в «Лісовій пісні». А потом было участие в Международном конкурсе молодых артистов балета Prix De Lausanne в 2001 году. Мне так хотелось на нем победить и поехать учиться в Лондон! Но не повезло. Конечно, я очень переживала и не догадывалась, что в жизни минус иногда оборачивается плюсом. Галина Николаевна Подкопай, которая повезла меня на конкурс, чуть ли не силой повела меня в школу труппы Bejart Ballet Lausanne, где вел класс Азарий Михайлович Плисецкий. Она хотела меня там показать, поскольку была уверена в моих данных. Я ей очень признательна за такую настойчивость, так как сама не ощущала никакого желания попасть в эту школу. В репетиционном зале я вдруг услышала: «Сейчас придет Морис Бежар». Можно понять мое потрясение, когда я увидела человека, который стал легендой современного балета. Бежар буквально пронзил меня взглядом своих удивительных, голубых глаз, в котором чувствовалась его глубокая внутренняя энергия. Кажется, еще никогда я не танцевала вариаций из «Жизели» так возвышенно и чисто! Моя классическая подготовка, полученная в Киеве, получила надлежащую оценку: меня пригласили приехать в школу на следующий учебный год.
— Представляю, какой это стало радостью для вас!
— Вовсе нет. Учеба и проживание в Швейцарии стоят очень дорого, таких средств у нашей семьи не было. Поэтому я искала возможность попасть в немецкий город Штутгарт в хореографическую школу, где мне сразу предложили стипендию. К тому же, там я бы танцевала свою любимую классику. Но следующим летом позвонил к нам домой Азарий Михайлович и спросил, приеду ли я в сентябре на учебу. Пришлось ему объяснять, почему это невозможно. Где-то через неделю прозвучал второй телефонный звонок — мне сообщили, что Бежар назначил мне стипендию.
— Думаю, нет артиста балета, который бы отказался на таких условиях поучиться у мастера танца, которого признали великим реформатором балета двадцатого века...
— Надо было делать выбор. С одной стороны — школа у Бежара, с другой — дорогая мне классика, возможность выступать на сцене Национальной оперы Украины. К тому же, когда я пришла подавать заявление об отпуске, художественный руководитель балета Виктор Яременко «насыпал соли на рану», сказав, что как раз собирался дать мне партию Золушки.
— Но счастливое превращение этой сказочной героини из робкой дебютантки в приму известной труппы произошло уже в другом «королевстве»?
— И это превращение было очень трудным. Наверное, если бы Золушка пятнадцатилетней попала в другую страну, где люди разговаривают на французском, которого она не знает, или английском, которого она почти не знает, где по одиннадцать, а иногда и больше часов надо было работать в репетиционном зале, она, наверное, тоже плакала бы в трубку, когда звонила домой.
— По какой программе проводились занятия в школе?
— Учебная программа предусматривала освоение танцевального стиля, созданного именно Бежаром. Поэтому, кроме традиционного балетного класса, мы изучали еще модерн по Марте Грэхем, который преподавала ее ученица Майра Вудруф (кстати, только на английском языке), индийскую и африканскую хореографию, играли на барабанах для развития чувства ритма, занимались театральным мастерством, вокалом, даже пели «Свадебку» Стравинского. А с шести вечера у нас два часа продолжались занятия по японской борьбе... кэндо. Она требовала особой пластики, умения плавно скользить, словно по льду, а во время боя сильно бить правой ногой по полу. Поединки происходили с помощью бамбуковых палок, а от травм нас защищали маски на лицах и специальная одежда. Морис Бежар считал, что такие занятия помогают выработать концентрацию, необходимую тогда, когда артисту кажется, что все силы исчерпаны, а ему еще надо танцевать или играть на сцене. Вообще, он постоянно экспериментировал, его воображение было, казалось, безграничным. Я не сразу привыкла к постоянным неожиданностям и удивилась, когда нам предложили прийти на занятия в кедах и джинсах. Оказалось, мастер хотел, чтобы «Мессу по настоящему времени» мы танцевали такими, будто только что пришли с улицы.
— В школе учились ученики из разных стран?
— Да. Бежар всегда и во всем стремился к разнообразию. Даже в кордебалете у него были артисты разного роста, чтобы они не выглядели клонированными, и хотел, чтобы у него учились и танцевали представители разных культур с их индивидуальными особенностями национального характера и темперамента. Однако это не мешало нам общаться, помогать друг другу. Атмосфера была замечательная — никакой зависти или сплетен. Это способствовало тому, что я чувствовала себя в школе все комфортнее. Особенно же мне понравилось обучение, когда начались танцы на пальцах. Вообще, я люблю сложную технику, 32 фуэте крутила еще в Киевском училище.
— Вы успели его закончить до отъезда в Швейцарию?
— Нет, училась в школе и параллельно на выпускном курсе в училище... Зимой приехала в Киев, сдала все экзамены. А к выпускным готовилась в Лозанне. Необходимую программу разучивала по видеокассетам, которые мне прислала Лариса Николаевна. В Киеве у меня было только несколько дней репетиций. Но приемная комиссия засчитала все мои экзамены, которые я сдавала: классический урок, дуэтный танец и народно-сценический танец. Кстати, я еще успела в Национальной опере Украины исполнить партию Магнолии в балете «Чиполлино».
— Если Бежар оценил ваши способности еще в школе, вероятно, проблем с поступлением в его труппу не было?
— Наоборот. Вообще, он был непредсказуемым. И часто особенно строгим к тем, к кому относился лучше всех. Когда я подошла к нему и сказала, что очень хочу работать в его коллективе, он вдруг сказал: «Хорошо, приходи на показ». То есть я должна была снова соревноваться с полусотней претенденток! И это после успешных занятий в школе, после участия в разных постановках, после того, как я уже станцевала вариации из первого и третьего действий балета «Раймонда». Мне кажется, так он хотел проверить силу моего желания. На показе я исполняла вариации Розы из балета Бежара «Шелковый путь». Только после этого соревнования меня зачислили в труппу. Как все, начинала с кордебалета. Тогда пришлось выучить очень много нового для меня материала.
— А когда вы получили первую большую партию?
— После зимних каникул. За четыре месяца надо было подготовить партию Избранницы из балета Стравинского «Весна священная». С детства я стремилась быть первой в каждом деле, поэтому работала до истощения. Тем не менее, к моему дебюту в этой партии необходимые для ее исполнения группы мышц еще не были сформированы надлежащим образом. Я очень волновалась, но потом решила меньше сосредотачиваться на технике, а максимально выразительно сыграть роль моей героини, невинной девушки с чистым, открытым миру взглядом. Вероятно, это мне удалось, так как после репетиций Избранницу в одном из четырех спектаклей «Весны священной» танцевала именно я. Для девятнадцатилетней балерины без достаточного сценического опыта это большой успех. Тогда же сложился мой дуэт с Жюльеном Фавро, с которым я чаще всего выступаю и сегодня. У меня было ощущение, что после этого спектакля Морис Бежар заново оценил мои возможности. Очень одобрительно отнесся он и к моей работе в балете «Искусство быть дедушкой»...
В последние годы Бежар часто осмысливал в хореографии события своей жизни. Для этой постановки он взял одного исполнителя постарше и пятнадцать молодых артистов труппы и предложил каждому придумать какой-нибудь номер, который должен был отображать взаимоотношения дедушки с внуками. Пока другие находились в поисках, мы вдвоем с колумбийцем Оскаром Шаконом, еще с одним моим партнером, подготовили очень сложное технически, просто виртуозное па-де-де, которому аплодировали в зале все остальные исполнители. Морис охотно использовал его в новом спектакле, а потом именно этот танец стал моей дипломной работой в Киевском национальном университете культуры и искусств, который я закончила в 2007 году.
— И после этого ваш репертуар начал стремительно расти?
— Во втором сезоне я уже танцевала и в постановке Бежара «Опус 5». Каждая из четырех частей этого произведения на музыку Веберна требовала высокого мастерства от исполнителей, там было немало сложностей. Во время одного из спектаклей наш солист получил травму и не смог дальше выступать. Занавес опустили. Надо было искать выход из этого положения. А Морис Бежар с уважением относился к каждому дуэту и не менял партнеров в спектакле, так как требовал полного взаимопонимания двух артистов. То есть продолжить танец должен был другой дуэт. Спасать спектакль пришлось мне и Жюльену Фавро. У меня не было времени ни на разогрев мышц, ни на макияж. А Жюльен едва лишь снял грим после предыдущего выступления. Так мы и вышли на сцену. Но публика все равно принимала нас очень хорошо. Вскоре после этого Бежар сказал мне: «Я долго искал Джульетту и наконец ее нашел».
— Ваши хрупкие плечи не согнулись под бременем чувства особой ответственности? Ведь, как известно, у Бежара Ромео и Джульетту танцевала замечательная московская пара Владимир Васильев и Екатерина Максимова.
— Морис не повторялся в постановках — изменял трактовку темы, движения, от чего-то отказывался, что-то добавлял. Наш спектакль, название которого можно перевести так: «Лучшее. Любовь и танец», начинался и заканчивался эпизодами из «Весны священной». Ромео и Джульетта представали символами любви, которая в финале будто возрождалась в вечности.
— Исследователи творчества Мориса Бежара отмечали, что он привносил в свои постановки все философские и религиозные размышления, ассоциации с какими-то давними историческими или современными политическими событиями, эзотерические знания, психоанализ. Свойственно ли это было ему в последние годы творчества?
— Мне пришлось танцевать Изольду в балете «Заратустра», где одним из героев был Ницше. И поскольку этот философ любил музыку Вагнера, оживала тема оперы композитора «Тристан и Изольда». Я и Оскар Шакон средствами танца воссоздавали на сцене боль и отчаяние двух влюбленных из-за невозможности быть вместе. Кстати, этот балет мы исполняли в Венеции, когда проходило открытие восстановленного после пожара театра «Ла Фениче». Вообще же, наша труппа, как правило, выступала в значительно больших залах, например, во дворцах спорта. И даже в них спектакли проходили с аншлагами.
— Известно, что Бежар использовал в балетных постановках не только оперное пение, но и слово. Кто произносил текст?
— Это бывало по-разному. В частности, как-то в «Волшебной флейте» по Моцарту читал текст Жиль Роман — один из лучших учеников Мориса Бежара. А однажды мэтр сказал, что хочет сделать мне подарок. Вначале я не поняла, о чем идет речь. Оказалось, он решил предложить мне в начале спектакля «Шинель» произнести на русском языке и в соответствующем национальном костюме монолог о Гоголе. Поскольку я до этого ничего со сцены не говорила, конечно, очень волновалась. Но с «подарком» Мориса справилась. Вообще, он любил создавать для нас непривычные условия, так как хотел видеть своих артистов разносторонними.
— В последние годы жизни у хореографа были проблемы с ногами, и он пользовался коляской. Как же он показывал артистам танцевальные движения?
— Мне посчастливилось работать с Морисом в то время, когда он еще мог подняться и показать, чего добивается от нас. Только в последний год жизни он постоянно находился в коляске, поэтому просто объяснял свою задачу и что-то показывал руками. Но даже тогда, как сильный и волевой человек, не хотел покоряться судьбе. Бежар ездил с нами на гастроли и выходил на поклон зрителям, поддерживаемый учениками. Лишь однажды за все время появился перед публикой в коляске. Во время спектаклей Морис сидел где-то в правой или левой кулисе и, наблюдая выступление артистов, мог или сделать им замечание, или сказать одобрительное: «Браво!» Для него было не столько важно, достаточно ли натянута у исполнителя стопа, сколько то, какие мысли и чувства он передает, находится ли в постоянном контакте с партнершей и партнерами. Он не любил какого-то формального, отчужденного танца, требовал, чтобы мы смотрели друг другу в глаза, передавая определенные переживания своих героев.
— В ноябре 2007 года мэтр современной хореографии ушел в небытие. Но его коллектив продолжает выступать, готовить новые программы. Кто заботится о соблюдении труппой традиций великого мастера?
— Труппу возглавил Жиль Роман, который раньше исполнял много ведущих партий в разных спектаклях, а в 1993 году был назначен арт-директором. Морис присматривался к нему семнадцать лет, пока поверил, что он может стать его творческим наследником. Жиль прекрасно помнит все установки Мориса, каждое движение, каждый взгляд артистов в осуществленных им спектаклях. Его можно назвать перфекционистом — так ответственно он продолжает дело своего учителя, хранит верность идеям Бежара и его богатейшему хореографическому наследию. Труппа и поныне остается интересной для творческой общественности. В прошлом году нас пригласили в парижскую Гранд-опера, где возобновили четыре балета Мориса Бежара. В двух из них я исполняла главные партии. Об этих гастролях даже был снят документальный фильм, который подтвердил наш колоссальный успех. Недавно труппу пополнили девять новых артистов, и нам придется много репетировать, чтобы они могли нормально овладеть репертуаром еще до гастролей во Франции и Греции... Надеюсь, мне удастся рано или поздно воплотить ее в жизнь. Мечтаю станцевать Жизель в хорошем классическом спектакле.
