Эдуарду Марковичу исполнилось бы 89 лет. 4 августа на фасаде театрального дома открыли мемориальную доску знаменитому режиссеру, основателю и несменному художественному руководителю Театра на левом берегу Днепра Эдуарду Марковичу Митницкому. В его творческой наработке свыше 170 постановок в театрах, на радио, телевидении, в народных театральных коллективах, концертные программы.
Спектакли режиссера много лет шли на сценах ведущих украинских театров, а также за пределами Украины. Он работал в театрах Болгарии, Латвии, Литвы, Германии, России, Словакии, Чехии. Его спектакли гастролировали в Бельгии, Болгарии, Германии, Польше, России, Турции.
Мастер, чье культурное наследие будет изучаться будущими поколениями, создал театр новаторский, таковой, что всегда находится в авангарде, формирует смыслы — таким он будет оставаться и в дальнейшем. Спектакли Эдуарда Митницкого наполнены глубоким философским осмыслением действительности, интеллектуальностью содержания и яркой сценической формой. Митницкий-режиссер, пользуясь широкой палитрой сценических средств выразительности, всегда максимально раскрывал органическую природу актерской одаренности.
О любимых мастерах говорят человек-легенда. А вот об Эдуарде Марковиче Митницком так не скажешь. Почему? Потому что о нем легенды не складывали, разве, что пускали сплетни под видом скромных слухов, а так он сам любил говорить о себе. Эпически, широко, долго вспоминая как он преодолевал пресную советчину, чтобы построить СВОЙ ТЕАТР.
Подходишь к его кабинету, а он уже величественно стоит в дверях, и за спиной виднеется сплошная стена фотографий лиц, объятий, рукопожатий, поцелуев. «Вот история моей жизни» — не говорит он, потому что и так ясно, а вслух говорит, следя за заинтересованным взглядом: «Видишь, и здесь есть».
В день рождения выдающегося украинского режиссера Эдуарда Марковича Митницкого многие вспомнят, что он в его жизни БЫЛ: кого-то поражал и удивлял спектаклями, учил, воспитывал, раздражал своей въедливостью и настойчивостью, любил, кому-то давал мудрые советы, на кого-то сердился, кричал и безнадежно махал рукой.
Ко мне, например, присматривался, как будто рассматривал под микроскопом, выжидая каких-то случайных неосмотрительных слов. Кажется, я достойно выдерживала его гипноз, потому что, кроме красивой фотографической истории знала еще одну: ту непарадную, преисполненную настойчивого самоутверждения в профессии, ежедневного изнурительного труда, унижений в чиновнических кабинетах, противостояние амбициям, словом, несладкой жизни.
Мой секрет крылся в том, что среди первых увиденных его спектаклей был не «Гамлет» и не «Я Вам нужен, господа!», а спектакль в любительском театре о советском башкирском колхозе в клубе трамвайщиков на Лукьяновке. Поэтому, кто-то, может, не знает, что надцать лет амбициозный талантливый выпускник курса Марьяна Крушельницкого, автор спектаклей «Варшавская мелодия» и «Странная миссис Севидж», которые долгие годы были визитками Киевского театра им. Леси Украинки, ставил спектакли всюду, где мог, и в Народном театре тоже.
Митницкому очень долго пришлось толкать колесо Фортуны, чтобы наверху согласились с мыслью, что Киеву таки нужен еще один (русскоязычный) театр. И вот уже его спектакли на клубной сцене завода «Большевик» играют профессиональные актеры, которые для репетиций собирались в лачуге неподалеку Бессарабской площади.
Об унизительных странствиях по клубным сценам он не вспоминал, а вот «космическую» сагу о превращении кинотеатра «Космос» в Театр драмы и комедии на Левом берегу Днепра рассказывать любил. Повторял ее многократно, скорее, для надежности, чтобы другие не придумывали легенды и не приписывали кому-то другому его заслугу.
Как-то я напомнила Эдуарду Марковичу, что оказалась в его театре в самом начале «космической» эры, когда над разрушенным большим залом не было потолка, а под спектакли обустроили фойе, где и открыли первую в Киеве (может, в Украине?) камерную сцену. «И что?» — этого он не спросил, но о тогдашней странной щемящей боли от спектакля о больном, обессиленном написанием «Капитала» Карле Марксе и его преданной чуткой жене, я не смолчала. Это был настоящий космос в смысле преодоления идеологического тяготения и конъюнктуры, высший пилотаж психологической драмы и чувственное заземление в человеческое, сокровенное.
Уверена, что большинство из тех, кого Митницкий покорил своим ТЕАТРОМ, тоже вспоминают о щемящей боли, о коме в горле, может, и о слезах, об ощущении, что режиссер сильной рукой плотно взял за запястье и тянет за собой, за своими мнениями, убеждениями. У мастеров так и должно быть, дело лишь в том, что Митницкий вел всегда, и неважно ставил он о башкирском колхозе или Эльсиноре, пьесу А. Чехова или советскую однодневку.
В какой-то момент успешных спектаклей у Митницкого накопилось столько, что и друзья и враги устали удивляться стабильности его художественных побед. Поэтому новая волна заинтересованности Митницким поднялась не тогда, когда он выпустил «Трамвай «Желания» Т. Вильямса на островке, окруженном зрителями, в театре «Браво». Как подобающие восприняли и его парадоксальные сценические версии романов Льва Толстого и Ирвина Шоу, на которые билетов было не достать. О нем снова заговорили с особенным прижимом, когда появились первые работы его учеников — режиссеров Дмитрия Богомазова, Дмитрия Лазорко, Алексея Лисовца, Тамары Труновой и еще многих, которых он научил не только профессии, но и пониманию земного мира.
Ученики вырастали, иногда обижаясь за избыточную опеку, шли, а порой ставили так спектакли, которые будто соревновались с учителем за неподдельную зрительскую щемящую боль. И им и еще многим Эдуард Маркович казался вечным, таким, что будет всегда бдеть СВОЙ ТЕАТР.
И оно так и есть. Вы вечный, дорогой Эдуард Маркович Митницкий! И мы искренне поздравляем Вас с днем рождения!
