Над сценой Национального театра им. И. Франко разносятся непривычные для украинского уха индийские мелодии. Приобщение к древней культуре Индии происходило на недавней премьере театра — спектакле-мистерии «Шякунтала» по мотивам «Магабгараты» и пьес Калидасы. Сюжет о Шякунтале из первой книги «Магабгараты», насчитывающей всего 18 книг, стал основой для драматической поэмы Калидасы (V ст.). В индийской санскритской литературе середины I тысячелетия существует яркое определение: «Среди драматургов — самый первый Калидаса, среди драм Калидасы — самая первая «Шякунтала».
Ввести украинского зрителя в загадочный и своеобразный мир древнеиндийской культуры взялся режиссер-постановщик Андрей Приходько, он же автор музыкального решения. В команде профессионалов-исследователей — Мария Погребняк (сценография и костюмы), Алла Рубина (балетмейстер), Виктория Шетлез-Вирич (преподаватель индийских танцев), Наталья Осипенко (педагог-репетитор). Анатолий Навроцкий (хормейстер), Алексей Китель (звукорежиссер). Особенную атмосферу спектакля создает живая аутентичная музыка, исполняемая на национальных индийских инструментах — Алексей Кабанов (ситар), Сергей Пучков (табли), Андрей Мороз (перкуссия). Музыка является трепетным эмоциональным камертоном, задающим настроение этому путешествию в индийскую сказку, в образно-метафорический мир, возникающий в ткани истории любви царя Душянта и девушки Шякунталы, имеющей продолжение в рождении их сына Бгараты. Так индусы называют свою страну и таким образом этот сюжет можно считать рассказом об истоках возникновения индийского народа — народа Бгараты. Три новеллы спектакля выстраиваются в картину древней легенды.
Созданное Андреем Приходько произведение, без преувеличения, грандиозное театральное полотно. Визуальный ряд спектакля словно последовательные этапы ритуала, завораживает красотой проведения, сосредоточенностью медитации, загадочностью вязи изысканных движений индийского танца стиля «одиси». Именно этот стиль с мягкими волнующими вибрациями тела более всего приближен к тантре и древним индийским скульптурным изображениям. Можно сказать, что на сцене эти скульптурные изображения, украшающие стены многочисленных храмов, будто оживают и переносят зрителей в пространство, где легенда граничит с реальной жизнью. Зритель попадает в волшебную страну, в которой обитают огромной величины животные, рыбы и птицы. Весь этот проявленный мир — созданные в манере художественного примитивизма разноцветные слоны, лубочные коровы, фантастические обители моря с трепещущими любопытными хвостами и плавниками и величавые синие птицы счастья. Перемещаемые артистами, они идут, плывут, летят пространством сцены, заполняя ее своей первозданной красотой и заставляя поверить в правдивость мифа о священности этих живых существ.
Сказочный мир, создаваемый в театре светом (художник по свету Ярослав Марчук), видеоизображением, различными эффектами выглядит бесконечной звездной Вселенной, где небесная пыль может материализовываться в изображение древнеиндийских текстов, в фигуру Будды, во фризы индийских храмов и еще во что-то неимоверно прекрасное. Непостижимый мир, как слаб, но и силен в нем человек…
Как все легенды, миф о Шякунтале имеет заданный схематизм. Режиссер точно продуманным образным видением сюжета, созданием из него живого театрального действа с природой мистерии, выводит повествование за рамки бесстрастности мифа. Актеры ему в этом стопроцентные помощники. Глядя на исполнителей спектакля — Лариса Руснак (Шякунтала), Ярослав Гуревич (Душянта), Анатолий Помилуйко (Канва), Александр Печериця (Индра), Павел Пискун, Дмитрий Чернов (пустынники), Ксения Баша-Довженко, Елена Медведева (пустынницы) — можно подумать, что проездом в Киеве оказалась индийская труппа. В совершенстве овладев пластикой индийского танца, постигнув премудрости специфических жестов, проникнув в загадочность национального характера и отношения к миру, сумев ввести в свое пение подлинные восточные интонации, франковцы сумели создать сплав психологического и представленческого театра в удивительно высокой степени гармонии. Поэзия чувств, загадочность мира, непостижимость тайн природы, благоговение перед строением мирозданья. Все эти грандиозные пласты создатели спектакля выстраивают в хитромудрую конструкцию, в которой Вселенная предстает первозданной сказкой, при этом не лишенной реальности ритуала. «Мужчина, входящий в лоно женщины, снова возрождается в образе ее сына». Так образно ритуал набирает силу вечного закона, вечного круга, в котором смерть начинает новую жизнь, а жизнь не выступает непримиримым антагонистом смерти.
«Шякунтала» — яркий, эмоциональный, познавательный спектакль, в котором любознательный зритель найдет пищу для ума и наслаждение для души. Истоки, места которых в вечности найти просто невозможно, представились Андрею Приходько вот такими. Его видение способно убедить если не всех, то многих. И не важно, что о настоящем украинцам рассказывают на материале индийской культуры. У настоящего в графе национальность — прочерк.
Эксперимент на тему «Шякунтала»
— Я приветствую любое прикосновение к другой культуре, происходящее на территории нашего национального театрального пространства. Но мне кажется, что как раз именно у этой попытки предварительно было несколько предубеждений, — говорит театровед Наталья Владимирова . — Во-первых, потому, что индийская культура до сих пор остается для нашего понимания одной из наиболее сложных, а во-вторых, кроме того она несет в себе очень много таинственного. Такая таинственность требует глубокого сосредоточения на факторах, которые мы обычно не учитываем, когда говорим о культуре других стран, другого мира. Как мне кажется, в индийской культуре очень глубокое взаимопроникновение философии и мифологии, которое и до сих пор сохранилось в ней. То есть, чтобы понять ее мифологические корни, необходимо погрузиться в сложную индийскую философию, чтобы понять философию, нужно знать признаки создания мифов.
Я смотрела почти все постановки Андрея Приходько на киевских сценах и, честно говоря, шла на спектакль «Шякунтала» с некоторым предубеждением: скажу откровенно — мне нравится не все из того, что делает этот режиссер. Хотя, например, когда я видела его в экспериментальных спектаклях, происходивших во время чтений немецкой драматургии, оценила соответствующим образом его актерский нрав. Когда смотрела его постановку по Кальдерону на сцене Театра Киево-Могилянской академии, ощущалась жажда серьезного подхода к философским проблемам этой пьесы. Понравилась театральность в спектакле по средневековому моралите на Малой сцене театра Франко. Что- то нравится, что-то нет.
Не смотря на то, что окончательного впечатления от Приходько как режиссера у меня не сложилось, все же я с симпатией отношусь к его экспериментам на театральном поприще, как и к экспериментам вообще. Вот и на спектакле «Шякунтала» первые 15—20 минут я настраивалась увидеть что-то интересное. Однако откровенно признаюсь, что спектакль мне не понравился. Хотя в нем есть яркие, неожиданные моменты. Но, к сожалению, то позитивное, что было заложено, сводится к нулю. Почему так произошло? Существует диссонанс между желанием режиссера и его состоятельностью осуществить собственное желание. Это усиливается еще и тем, что у большинства актеров с которыми он работает, как мне показалось, нет ни желания, ни состоятельности. Когда берешься за такую вещь как воплощение эпоса другого народа, требуется, чтобы существовала творческая триада: режиссер, исполнители и материал, над которым они работают...
Самая объемная попытка (и по внешнему рисунку и по внутреннему насыщению) подойти к мировосприятию режиссера была у главной героини этого спектакля Ларисы Руснак, актрисы чувственной и пластичной, в самой физиологии которой заложена способность к трансформированию в другую культуру. Ее движения приближены к утонченным, знаковым жестам. У многих других актеров эта попытка выглядела, к сожалению, даже смешной. Очень много штампов, приемов, которые мы негативно относим к традиционному украинскому искусству, как то громкие возгласы, резкие движения, чрезмерная суматоха на сцене, нарушавшая общую пластику. Все это стало свидетельством желания режиссера привлечь внимание зрителя именно эмоциональными пятнами на сцене... Возможно, режиссер уже во время репетиций ощущал, что внутренним одухотворением он не удержит ритм спектакля и ему как вспомогательные, были нужны внешние атрибуты, например, огромные картонные слоны, которые из зала смотрелись откровенно бутафорскими, искусственными в духовной среде... Просто смешными выглядели те, кто передвигал бутафорские предметы на сцене. Подобная непрофессиональность постепенно завладела всем спектаклем и таким образом попытка создать духовную среду в начале спектакля постепенно сводилась к нулю. Интересным и экзотическим выглядело выступление музыкантов на ударных инструментах, заполнивших значительный отрезок времени в спектакле. Но, отдав должное профессиональности исполнителей музыки, в общей эстетике спектакля этот номер выглядит искусственным.
Я считаю, что спектакль такого типа должен быть экспериментом, тем более, что режиссер доказал, что именно в спектаклях малых форм появляются его самые интересные экспериментальные поиски. Возможно, подобные спектакли — для малой сцены, ведь они требуют точного воплощения каждой детали, каждой интонации, каждого движения, несущего в себе много содержательного значения.
Цветастый коврик
— Иногда театру кажется, что он может все. И, очевидно, отсюда наивные представления, что средствами наивного искусства можно воспроизвести кажущуюся вроде бы наивную философию притчи Калидасы, — считает театровед Анна Веселовская . — Представление, что раскрашенных подобий индийский картинок и немного колорита со слонами достаточно чтобы все стало на свои места, обусловило плакатные, примитивные формы спектакля. Кроме смысловой плоскости, возникшей вследствие «буквализации» и элементарного «пересказывания» содержания, «Шякунтала» Театра им. И. Франко, словно цветастый коврик, еще и визуально лишена объема. Это — особенность режиссерского ощущения пространства Андрея Приходько, сопровождающая его от спектакля к спектаклю, хотя на Малой сцене, где он вынужден манипулировать пространством более изобретательно, она не так заметна. Поэтому, не принимая во внимание сверхусилий отдельных актеров (Л. Руснак) «Шякунтала» франковцев выглядит наивной цветной иллюстрацией сказочного сюжета и несколько напоминает спектакль народного театра. Ее не спасает ни камасутровский экзерсис, ни разнообразие и экзотичность костюмов, ни псевдоаутентичное музыкальное сопровождение. Между кодексом сдерживания страстей, выступающего смыслом индийского театра и всей созерцательной индийской жизни и украинской демонстративной «душой наизнанку», питающей отечественный театр и наше существование вообще, так и осталась колоссальная пропасть.
