Недавно я в реплике в газету «День» вынужден был написать, что зарекся встревать в дискуссии на языковые темы, — ибо, чтобы говорить о судьбе украинского языка в независимом государстве Украина, мало уже того брома, который советовал употреблять В. Винниченко читателям украинской истории, — а нужна лошадиная доза обезболивающего. Однако жизнь вынуждает иногда отступаться от своего зарока. Поэтому, если уж зашла речь о языке, хочу поделиться несколькими субъективными соображениями, вызванными тем явлением, которое получило название «Майдан», или «Оранжевая революция». Как мы все знаем, в первые дни возмущения на Майдане были в основном киевляне, и соответственно преобладала русская языковая стихия. Но эта русская языковая стихия дышала украинскостью, и многотысячный люд органично воспринимал и воссоздавал идеи оранжевой революции в украинской языковой плоти. Украинский язык словно стихийно признавался идейно и этически приоритетным в действии национального обновления — без всякого конфликта или соревнования с русским. Отсюда, на мой взгляд, можно сделать два вывода. Первый. Если украинский язык будет ассоциироваться с идеями и ценностями, мобилизующими общество для достижения демократических и гуманистических ценностей, он станет привлекательнее и престижнее больше, чем этого можно достичь любыми конституционными шагами или административными мерами, — хотя и они бывают нужны. И второй вывод: языковой водораздел в украинском обществе не является непреодолимым; его пытаются сделать таковым недобросовестные политики, которые хотят оседлать дракона языковых несогласий, чтобы на нем въехать в парламент и власть. А порой и некоторые эгоистически настроенные интеллектуалы с отмершим чувством исторической совестливости и национальной справедливости, закрывающие глаза на реальную картину нашей жизни.
Поскольку политические спекуляции на якобы притеснении русского языка и культуры и русскоязычных граждан Украины будут возрастать по мере приближения к парламентским выборам 2006 года, можно было бы таким образом погасить страсти и выяснения действительного положения вещей. Каждое обвинение в преследовании за русский язык (лишение работы, отказ в приеме на работу за использование русского языка, какие-то формы унижения, отсутствие в каком-то регионе русскоязычной прессы и книги и тому подобное) должны быть подкреплены соответствующим конкретным фактом, который станет предметом публичного судебного рассмотрения с трансляцией по телевидению. Так же — каждый случай публичного (в прессе и так далее) глумления над русским языком, русской национальностью. Когда так будет обстоять дело, то не исключено, что количество жалоб и обвинений резко уменьшится, поскольку и фактов таких не выявится или же они будут малоубедительными. Зато может выявиться много фактов противоположного порядка — скажем, отказ книжного магазина торговать печатной продукцией на украинском языке, отсутствие в определенном регионе украинской прессы, невозможность открыть украинскую школу в Донецке или Симферополе, антиукраинские публикации в «Крымской правде» и тому подобное, — и они также должны быть расследованы в уголовном порядке.
Что же касается проблемы двуязычия, то нужно напомнить о подлинном содержании этого понятия. Двуязычие не означает легализацию нежелания многих чиновников, госслужащих, работников сферы обслуживания, средств массовой информации и так далее знать и признавать украинский язык (что, собственно, и составляет содержание проблемы), — оно означает обязательность для них владеть обоими языками и пользоваться ими в соответствии с обстоятельствами. Это также означает, что — в условиях двуязычия — все официальные документы соответствующих региональных властей должны выходить на двух языках, на двух языках должны работать региональные и местные СМИ. Если вопрос будет поставлен именно так, — а иначе он стоять не может, — то нетрудно предположить, что количество желающих отстаивать двуязычие значительно уменьшится. Конечно, можно пойти тем путем, что в АР Крым, где по Конституции автономии, государственными являются три языка: украинский, русский и крымскотатарский. Но на самом деле это трехязычие существует только на вывесках на фасаде Верховной Рады автономии. Крымский опыт пусть будет предостережением для украинского народа...
...Престиж языка в обществе — это мерило полноты и качества его функционирования. А они реализуются, в первую очередь, в культуре. И тут многое будет зависеть от того, будет ли у нас на украинском языке такой корпус научных и литературных текстов, который бы удовлетворял интеллектуальные, эстетические потребности, потребности досуга и запросы различных слоев и прослоек общества. Некоторые обнадеживающие сдвиги уже наметились. За годы независимости мы впервые получили в украинском переводе многочисленные классические и знаковые современные произведения европейской философской, социологической, политической, экономической, юридической мысли, культурологии — в основном благодаря финансовой поддержке фонда «Відродження» и ненавистного нашим комконсерваторам Джорджа Сороса. Произошло ощутимое изменение интеллектуального пейзажа, что особенно сказалось на творческих горизонтах научной и студенческой молодежи. Но время уже поставить дело перевода европейских интеллектуальных достижений, как и художественной литературы, на уровень государственного приоритета. И смотреть не только на Запад, но и на Восток. А тут у нас дела совсем плохи. Мы полностью потеряли даже то, что имели в советские времена: культурные обмены с так называемыми тогда «народами СССР». Мы забыли, как эти контакты поддерживали нас в наших усилиях отстаивать свою национальную культуру, — ведь рядом с нами были: грузины, армяне, азербайджанцы, казахи, татары, белорусы, литовцы, эстонцы, латыши, башкиры, осетины и десятки других народов, у которых были такие же боли и стремления, как и у нас. И мы поддерживали друг друга по принципу: «Нас багато, і нас не подолати». А сегодня мы поступаем так, словно и не существует великих и древних культур: армянской, грузинской, персо-таджикской, татарской, не говоря уже о младших, но богатых и жизнеспособных: казахской, башкирской, бурятской и других.
Можно говорить о заметном развитии в последнее десятилетие украинской философской, социологической, политологической литературы. Одним из положительных результатов этого развития стало семантическое и стилистическое совершенствование и обогащение украинского языка. Для тех, кто умеет читать и слышать, казалось бы, раз и навсегда опровергнут недоброжелательный стереотип о непригодности украинского языка для выражения сложных метафизических материй и интеллектуальных манипуляций, — но, к сожалению, мало кто читает и слышит.
Если же говорить о художественной литературе, то приходится только удивляться, представлениям о ее упадке. Время от времени слышишь — и в быту, и в прессе — от чуждых литературе людей, что украинским писателям нечего предложить современному читателю. Хочется спросить такого судью, — а это, к сожалению, судья всеукраинский, — что он читал. Из поэзии. Из прозы. Из философии и культурологии. Не читал ничего, а большинства имен даже не слышал. Ибо знает: в украинском слове ничего интересного нет. Так оно легче и для самоуважения комфортнее. Да что там говорить о современниках, если и классиков забыли. Только — по своей ли вине? Имеет ли читатель доступ к украинской книге? Здесь возникает сложная проблема создания спроса на украинское печатное слово, спроса, который должен стать одним из признаков реальной культурной жизни общества. И, может, следует начинать с изучения существующих запросов. Действительно ли украинскую книгу так уж нигде не хотят покупать, как уверяют те, кто категорически вычеркнул ее из своего торгового репертуара? Или же это отговорка незаинтересованных, настроенных на легкую выгоду? В любом случае, на разного рода встречах с участием библиотекарей, педагогов, «низовых» книготорговцев все чаще слышны жалобы о том, что они не могут удовлетворять спрос на украинскую художественную и учебную книгу из- за отсутствия оной. Так, наверное, нужна какая-то структура, которая бы предметно изучала читательские запросы различных слоев общества, возможности и способы их удовлетворения, влияя на книгопечатание и книготорговую политику.
Аналогичную картину видим и во всей сфере культуры в целом. Те же стенания о том, что украинская культура погибает или уже погибла, тогда как на самом деле она и в невероятно тяжелых условиях не только сохранила, но и нарастила свой потенциал, даже несмотря на невосстановимые потери. Такая же неосведомленность о ней в широких кругах потребителей и такая же неразвитость самоартикуляции и самооценки из-за слабости художественной критики и почти полного отсутствия системы популяризации и рекламы.
На украинской музыкальной жизни неблагоприятно отразился опустошительный удар, который нанес ему киевский властебизнес, ликвидировав единственный полноценный нотный магазин на Крещатике. Знаменитый Олег Скрипка из группы «ВВ» пишет: «Раньше я приезжал из Парижа, чтобы купить ноты на Крещатике. Нормальные, обычные ноты народной и классической музыки. А теперь их в Париже найдешь быстрее, чем у нас. Но для профессионала это необходимо как воздух». Нет и книг о музыке и музыкантах. В 2002 году издательство «Музична Україна», когда-то достаточно мощное, издало всего лишь 5 книг, а в 2003 — 4. Особенно тяжелое положение творцов и исполнителей симфонической и инструментальной музыки. Музыкант или коллектив, исполняющие симфонию, фортепианный или скрипичный концерт, должны заплатить за аренду зала и практически на 50 процентов закупить билеты. Интересы меценатов и спонсоров направлены, как известно, совсем в другую сторону. Проблемой является выпуск и реализация дисков с произведениями украинских композиторов. И все-таки есть позитивные сдвиги. Вслед за залами украинских оперных и драматических театров, более людными стали и филармонические залы. В них начинает появляться студенческая и бизнес-молодежь. Это можно видеть на примере Органного зала в Киеве, музыкальных вечеров в Андреевской церкви и так далее. Возможно, перспективной окажется и деятельность частных музыкальных коллективов, например симфонической капеллы «Ренессанс». Для поддерки музыкальной жизни в Украине крайне необходимо создание рекламно-издательских концертных агентств.
Украинское изобразительное искусство ныне, как никогда, богато и разнообразно. Но опять-таки: в Украине его мало знают и соответственно спрос на него почти отсутствует. Зато украинские художники сбывают свою продукцию преимущественно иностранным туристам или непосредственно за рубежом (хотя в последнее время находится и пока что немногочисленный отечественный покупатель). Масштабы этих творческих потерь соизмеримы с масштабами интеллектуальных потерь от эмиграции тысяч продуктивных ученых — представителей наиболее престижных областей науки и специалистов по вычислительной технике. Но это еще не все. Погибают и неучтенные ценности, созданные предыдущими поколениями художников. Этот процесс опустошения происходит и на наших глазах. Уходит из жизни выдающийся художник или скульптор, — и его мастерская уже кому-то передается, а его произведения остаются беспризорными: в лучшем случае распыляются, а в худшем — погибают бесследно. Хорошо, если что-то могут спасти родственники или наследники, но это бывает нечасто. Что произойдет с творческим наследием Григория Гавриленко, Анатолия Фуженко? Десятков других мастеров различных поколений? И угрозе подвергается не только творческое наследие умерших. Вот в эти дни хотят лишить творческой мастерской легендарных Аду Рыбачук и Владимира Мельниченко, — и может погибнуть их уникальная коллекция, как уже был уничтожен в советские времена созданный ими мемориал на Байковом кладбище. И творческое наследие сравнительно более «благополучных» художников остается незащищенным.
По-видимому, следует начать со своеобразной инвентаризации, создания реестра наиболее выдающихся достижений современного изобразительного искусства (современного в широком понимании слова: XX век и начало ХХI). А потом продумать систему их сохранения и использования. Это поможет, в частности, формированию репрезентативности и функциональной полноты того центра национальных художественных сокровищ, идею которого выдвинул и начинает осуществлять Президент Украины Виктор Андреевич Ющенко. При этом важно будет избежать субъективизма и вкусовщины, поскольку некоторые группы художников уже предлагают свои версии, направленные на гегемонизацию своего стилевого направления как якобы единственно современного.
Возможно, центры современного искусства удастся создать и в регионах. В то же время у нас очень мало делается для популяризации изобразительного искусства. Мало издается альбомов, хотя украинская живопись, как скульптура и графика, дают здесь неисчерпаемый материал, и это могло бы стать прибыльным делом, — если, конечно, обеспечить высокое качество изданий и соответствующее менеджерское сопровождение. По-видимому, тут есть немалое поле для будущего арт-бизнеса.
Дело национальной культуры должно стать делом всего общества, всех его активных сил. Ведь именно в национальной культуре — в ее способности или неспособности обеспечить духовное бытие общества, в ее способности или неспособности занять равноправное и самобытное место в мировом концерте культур — именно здесь будет решаться судьба украинской нации, как и любой другой. Ибо только культура консолидирует нацию, только она обеспечивает национальную идентичность, тогда как политика и экономика обеспечивают материальное бытие общества, а оторванные от культуры и не способны его обеспечить.
Может, наступит все-таки время, когда наше общество будет оценивать достоинство и значение всех своих институций и всех политических и финансово- экономических образований не в последнюю очередь и по тому, что они делают для украинской культуры и в какой мере, в каком качестве культура присутствует в их структурах. Имеют ли они, так сказать, культурное выражение лица, — или только эпизодически могут состроить культурную гримасу? Как это делало, кстати, прежнее правительство и неизвестно, не будет ли делать нынешнее.
Здесь возникает и вопрос о функциях и весе Министерства культуры и искусств в системе государственной власти. До сих пор оно считалось одним из третьестепенных и десятистепенных — не только по степени финансирования, но и по степени властных и регулятивных возможностей. Так не должно быть в стране, которой еще предстоит утверждать свою национальную культуру в атмосфере, достаточно насыщенной пренебрежением к ней и безразличием. Вспомним 20-е годы прошлого века, годы так называемой украинизации, адекватное представление о которой уже давно вытеснено из общественного сознания украинофобскими анекдотами национально сытых нигилистов. Тогда наркомат образования, который охватывал всю сферу культуры, имел решающий голос в делах национальной политики вообще, а нарком Скрыпник был одним из главных фигур в руководстве партии. Речь не идет о некритическом отношении к этому опыту. Но пространство влияния Министерства культуры и искусств должно быть расширено, на мой взгляд, и достигать некоторых сфер деятельности других министерств, у которых есть свои культурные учреждения и свои, преимущественно малоиспользуемые, возможности культурной работы. В первую очередь это касается министерств образования и науки, внутренних дел, Вооруженных сил, здравоохранения, семьи и молодежи, а наиболее — Министерства сельского хозяйства. Вместе с ним и с аграриями, с Народной партией Министерство культуры просто обязано исправлять ту большую социальную и культурную несправедливость, причиненную украинскому селу, которое освободили от книжных магазинов, клубов, библиотек, медицинского и бытового обслуживания, сделав крестьян, сельскую детвору и молодежь изгоями.
