Ее имя переводится, как Чайка. Она ведущая актриса театра Русской драмы им. Леси Украинки, где более чем за четыре десятилетия создала самые разнообразные образы и характеры: от классики до современных героинь. Но славу Ларисе Валентиновне принес не театр, который она боготворит, а кинематограф. Ленты «Тени забытых предков» и «Белая птица с черной отметиной» стали знаковыми в ее судьбе, они принесли актрисе любовь миллионов зрителей не только бывшего СССР, но и всего мира. «Украинское поэтическое кино», как его сейчас называют критики, уже неотделимо от фамилии Кадочниковой. Об особенных глазах, волшебной красоте, фантастическом таланте говорили и ныне говорят ее почитатели. Лариса Валентиновна — личность. Она прекрасно рисует. Первым этот дар заметил легендарный кинорежиссер Сергей Параджанов. По словам Ларисы Валентиновны, когда в театре или кино не было ролей, то свое свободное время она заполняла рисованием картин. Ее вернисажи проходили не только в Киеве, но и в России и Швеции. И хотя Лариса Кадочникова не считает себя профессиональным художником, но она нашла свою особую нишу, почерк и на полотне может передать многокрасочную жизнь. Она рисует мир театра, людей, животных, цветов, мир грез и снов... А несколько лет назад, после написания пьесы о Жорд Санд и Фредерике Шопене, можно говорить, что у нее есть еще один талант — драматурга. Наш разговор о том, что нынче волнует актрису, чем сегодня она живет, о чем мечтает.
КИНОРОМАН
— Лариса Валентиновна, на ваш взгляд, кино имеет национальность?
– Кино, бесспорно, имеет национальность. Пусть там что говорят, но мир помнит великое итальянское и французское кино, в частности ленты, в которых играли Жан Габэн, Жан Марэ.., великое русское, украинское, американское, японское, шведское (один только фильм Ингмара Бергмана «Земляничная поляна» чего стоит!). Сегодняшние же киноленты, несмотря на то, что сняты в разных странах, — довольно схожи между собой. Как одежда современных людей не подчеркивает их национальную принадлежность, так и кино современных студий мира особо не акцентирует национальную основу перенесенных на пленку историй. Настоящий национальный фон в кино исчез, и это тогда, когда он необходим в любом случае.
Конечно, вопрос совести, порядочности, доброты, любви — это общенациональные проблемы, но при этом каждая нация обладает своим колоритом. Великие художники строили свои произведения на национальной основе. Фильмы Феллини — это воплощение итальянского отношения к жизни, в них присутствует дух итальянского киногения.
— А легендарная украинская лента «Тени забытых предков» снята режиссером-армянином Парджановым?
— Да, украинский. Национальность режиссера не имеет значения, потому что Сергей Параджанов учился у украинских педагогов. Его учителя — Игорь Савченко и Александр Довженко, как режиссер он формировался в украинской школе кино, и она сильно влияла на его мировоззрение. Сергей Параджанов всем сердцем любил Украину, поэтому и поднимал в своих фильмах украинские темы. Его волновало «Слово о полку Игореве», он мечтал снять картину о Киеве, а в «Тенях...» материализовалась его удивительная влюбленность в украинский народ, украинскую землю. Параджанов — в одно и то же время и русский, и украинец, и грузин, и армянин, и француз... Он был гениальным человеком, и, как никто из художников, понимал, чувствовал, любил то, что снимал. По-видимому, только гений способен так целостно постичь материал, безразлично — украинский или любого другого края.
— Предчувствовали ли вы, снимаясь в «Тенях...», что работаете в картине, которую будут называть гениальной?
— Я наслаждалась работой. А что касается того, можно ли предвидеть гениальность фильма... Сложно ответить, по-видимому, ни один художник, а тем более актер, который снимается, не способен сказать, какая в конце концов выйдет картина. Однако могу заверить, что атмосфера во время съемок была необычной, насыщенной творчеством и все работали возвышенно, по-видимому все же предчувствуя рождение какого-то чуда. Сергей Параджанов — режиссер, Юрий Ильенко — оператор, Георгий Якутович — художник (нужно сказать, гениальный художник, который отлично знал и понимал Карпаты), Лидия Байкова — художник по костюмам, Иван Миколайчук, который, словно родился именно для того, чтобы сыграть в таком, этапном для истории украинского кинематографа, фильме. Вообще, в съемках участвовали актеры разных национальностей, а объединяла всех любовь к Карпатскому краю, гуцульскому люду, материалу Михаила Коцюбинского.
А слово «гениальный» (относительно фильма) я услышала только на первом просмотре: его произнес кто-то из зрителей. Тогда на просмотры приходила преимущественно интеллигенция — писатели, актеры, художники. Но, услышав такую оценку, я задумалась: мол, что же это за слово такое, потому что когда говорят «гениально» по отношению к Чаплину или другим известным режиссерам мира — это понятно, а вот что люди имеют в виду, смотря наши «Тени забытых предков», я не знала...
На второе слово «гениально» я натолкнулась в Аргентине, в Мардель-Плато, когда нас с Иваном Мыколайчуком пригласили на фестиваль и когда после просмотра все зрители встали. Нас спросили: «Где находится этот удивительный край, показанный в картине? Расскажите нам, и мы поедем, чтобы увидеть его собственными глазами!». Тогда же к нам с Иваном подошли представители немецкой делегации, среди них был и Максимилиан Шелл, и сказали: «Мы увидели чудо-картину! А почему не приехали ее режиссер и оператор?»
У ленты «Тени забытых предков», как вы знаете, трагическая судьба, впрочем, как и у Сергея Параджанова. Но сегодня, когда миновали времена беспочвенных запретов, почему ее не показывают? Телевидение могло бы организовать показ дважды в год, и молодежь увидела бы, запомнила, что существовало у нас такое высокое искусство, которое, невзирая на бюрократические преграды советской эпохи, продуцировало гениальные фильмы, в частности на Киевской студии им. Александра Довженко. Но нынче время сравнений, и определенные круги, похоже, боятся, потому что сопоставление «Теней...» с тем, что сегодня властвует на экранах, будет не в пользу последнего — слишком велика разница...
— Как-то писатель Эдвард Радзинский сказал: «В мире произошла демократическая революция, место Вольтера в ней занял Гарри Поттерр. Наступила эра детской цивилизации, и все хотят развлекаться. Время клиповой культуры». По-видимому, сегодня вы отказываетесь от многих предлагаемых вам ролей, причем сознательно, чтобы сберечь уважение к тому же Параджанову, к братьям Ильенко...
— Нынешние сериалы могут заинтересовать актера только в смысле денежного вознаграждения. Не буду скрывать: несколько раз и я соглашалась на такую работу... А просмотрев ленту, имела к себе немало претензий, поэтому решила: больше на подобное не буду давать согласия. Конечно, режиссеры работают, потому что им, как, кстати, и актерам, не работать нельзя. Но, искренне говоря, даже в наиболее серьезных из них, в тех, которые профессионально относятся к актерам, я не чувствовала себя хорошо. На фоне того кино, в котором я работала, роли, которые предлагают сегодня, выглядят такими неполноценными и поверхностными... Мне, конечно, повезло: я в свое время попала в большое кино. Но тем, кто его не знает, молодым, что делать? Совсем не сниматься? Абсурд!
Нынче растет новое поколение, и пусть даже одна чрезвычайно талантливая личность заявит о себе в полный голос, как вокруг нее забурлит жизнь, и таким образом что-то в шкале творческих ценностей поднимется на несколько ступеней вверх. Тогда людям неудобно будет продолжать цепляться за то, что лежит чуть ли не на дне. К сожалению, сегодня говорить об определенных высоких ступенях еще нет оснований...
«СВОИ АКТЕРЫ»
— Какой критерий является главным, когда вы соглашаетесь на работу?
— Мне посчастливилось — я сотрудничала с очень талантливыми режиссерами: Сергей Параджанов, Юрий Ильенко, Савва Кулиш, Артур Войтецкий, Олег Бийма... Их требования — чрезвычайно высоки, как и уровень их профессионализма. Нынче в нашем кино, в частности на Киностудии им. Александра Довженко, на мой взгляд, остался только один режиссер, продолжающий снимать серьезное кино, — Роман Балаян. Я была бы рада сняться в его картине, но у него есть «свои актеры».
Например, Николай Мащенко, в картине которого («Комиссары») я снималась, — тоже из плеяды настоящих режиссеров, однако его последние работы настолько вымученные... Это связано с теми трудностями, которые возникают при государственном финансировании картины. Кстати, мы работали с ним и в Театре им. Леси Украинки: Николай Павлович поставил спектакль «Дом, где все вверх ногами». В этой постановке работал серьезный актерский ансамбль, и, по существу, роль каждого исполнителя можно считать главной. Спектакль был в репертуаре на протяжении нескольких лет, шел с аншлагами. Однажды мне позвонила по телефону Алла Кигиль, которая нынче работает режиссером одного из американских телеканалов, и выразила свой восторг работой украинских актеров, в частности вашей покорной слуги, — она видела спектакль по американскому телевидению! Мащенко смог настолько обогатить испанскую комедию кинематографическими вещами, так украсить ее своим непостижимым романтическим темпераментом, что зритель не смог не оценить эту постановку. А что касается театра, то здесь другое дело: незаурядных режиссеров немало, другое дело, что кто-то более интересен, кто-то менее.
— Вы снимались в большинстве фильмов Юрия Ильенко. Его картины, очевидно, очерчивают определенную автономную киношколу. Продолжается ли ваше творческое сотрудничество?
— Сотрудничество не продолжается. Да, у нас были личные отношения (Ильенко и Кадочникова били супругами. — Л. Б. ), но ведь фактически все лучшие картины Юрия Герасимовича — это результат нашего общего творческого поиска. Восемнадцать лучших лет, насыщенных энергией молодости, мы вместе отдали кино. Недавно я пересмотрела его картину «Вечер на Ивана Купала» и в который раз убедилась, что этот фильм — действительно прекрасное кино. Гоголь в интерпретации Ильенко получился особый, тот, что находится на недосягаемых глубинах, есть слой народной красоты, фантазии и богатства украинского народа. Хотя кино быстро стареет, а на эту картину время не подействовало. Я не имею даже малейшей претензии к своей работе в ней, к работе Бориса Хмельницкого — в общем к актерской составляющей фильма, так же как и к режиссерской и операторской (Вадим Ильенко непревзойденно снял эту гоголевскую историю). Очень жаль, что молодежь не знает этого фильма, однако это не ее вина — ленту не показывают. Сложно сказать, гениален данный фильм или нет, но убеждена: это большое кино, кино мощной творческой личности. Работы, снятые Юрием Ильенко после нашего развода, — другие. Жаль, что Юрий Герасимович пренебрегает возможностью общения, я имею в виду, прежде всего, плоскость творческих вопросов, ведь сегодня люди искусства, как никогда, нуждаются в помощи со стороны коллег.
— Позвольте и я поделюсь своими впечатлениями относительно пересмотренного недавно фильма «Колодец для жаждущих». На мой взгляд, кадры, где снято ваше молчание перед камерой, где вы только через проницательный взгляд передаете внутреннее состояние героини, стоит занести в учебник актерского мастерства.
— «Колодец для жаждущих» — непростой фильм. Не каждый сегодняшний зритель его поймет. Картина сложная, главным образом, из-за очевидности поиска художника, который ее создал. В ней есть возврат к старому кино (к фильмам Александра Довженко) и в то же время новаторство, связанное с разрешением проблемы отцов и детей. Главный герой ленты — отец. Его дети неплохо устроились в жизни, однако живут далеко от родного дома. Чтобы увидеть детей он придумал следующее: лег в гроб, послав детям телеграммы о своей смерти. Однако встреча с детьми его разочаровала: все оказались чужими друг другу (братья сестрам, сестры братьям, и дети отцу). Именно так повлиял город на людей, которые когда-то жили одной семьей. По существу, в этом фильме я играла двух абсолютно различных персонажей, к тому же роль, действительно, почти без слов. Время съемок совпало с поздней осенью, а я — в летнем платьице и босиком... Сегодня эта лента, запечатлевшая проблему отчуждения родных людей, звучала бы особенно актуально. А относительно обучения, скажу, что в этой картине действительно есть вещи, которые молодым кмнохудожникам могли бы пригодиться. И когда преподавание ведут наши отечественные педагоги (среди них, кстати, и Юрий Ильенко), то, действительно, почему не воспользоваться бы этим фильмом как ориентиром в искусстве кино, ведь он того стоит.
— А вас преподавать приглашают?
— Дело в том, что я общаюсь на русском языке. Чтобы говорить по- украински, нужно думать на этом языке, а я и думаю на русском. Конечно, украинский понимаю: читаю, в кино пользуюсь им, но преподавание нуждается в большем. Приглашений было немало, особенно несколько лет назад, однако тогда я отказывалась прежде всего из- за чрезвычайной загруженности в Театре Русской драмы им. Леси Украинки. В случае мастер-класса — никаких проблем, а когда вопрос касается систематического преподавания, считаю, что им стоит заниматься тогда, когда имеешь собственную конкретную стратегию обучения.
ТЕАТР, ЖИВОПИСЬ, ЛИТЕРАТУРА И ВНОВЬ ТЕАТР
— Нынче ваш актерский талант задействован только в театре им. Леси Украинки?
— Благодарю Бога, что сегодня я востребована в театре. Хотя, как иногда ни трудно и сложно работать, но я выхожу на сцену. Могу представить, насколько нелегко тем актерам, которые вынуждены иметь отношения только с Театром киноактера. Мне помогает увлечение живописью, кроме того, я пишу: недавно закончила пьесу, готова к печати книга... В общем, работа в театре приносит удовлетворение еще и потому, что Михаил Юрьевич Резникович, давно зная меня и мои возможности, и доныне предлагает интересные роли. Сотрудничая с ним, я сы грала самые важные для меня образы: от спектакля «Бесприданница» до постановок «Насмешливое мое счастье» и «Развод по-русски». Кстати, сегодня спектакль «Насмешливое мое счастье» по Чехову обновлен, я играю Книппер-Чехову, а Вячеслав Езепов, первый исполнитель роли Чехова, который сейчас работает в Москве в Малом театре, регулярно приезжает в Киев, чтобы работать в этом спектакле. На мой взгляд, эта постановка — одна из лучших работ Резниковича, и я благодарна режиссеру за то, что он восстановил этот спектакль. История построена на переписке двух творческих личностей. Актеры же поневоле обогащаются, читая тексты Чехова, его переписку с Книппер-Чеховой. Следует сказать, спектакль каждый раз — иной, но всегда в конце зрители, аплодируя, поднимаются, и хочется верить, уносят с собой из театра частичку чеховского мировоззрения; которая помогает осознать, что мы теряем духовность — ее почти не осталось на поприщах ни Украины, ни России, возможно, и мира.
— На славянской земле духовность не умирает, благодаря актерским усилиям, в частности. На ваш взгляд, должен ли актер себя беречь, поскольку ему приходится пропускать через себя немало чувств?
— Нет, не должен, особенно, когда он молод.
— Вы окончили ВГИК. Возможно, есть хоть один принцип, о котором вы со студенческих лет помните и который доныне помогает вам в творчестве?
— Мой педагог Ольга Ивановна Пыжова (ученица Станиславского), немало лет проработав во МХАТе и в кино, говорила: «Театр — ревнивый муж, который не потерпит измены!» При этом под словом «театр» она понимала искусство в целом, а под «изменой» — измену, в принципе. Это значило и следующее: если актер идет работать в театр — он идет в храм, в кино — тоже в храм. В те времена, когда мы, молодые актеры, начинали сниматься, разговоров о деньгах никто не вел. Того, кто говорил о заработке, переставали уважать.
— Актерство — это языческая профессия?
— В этой профессии есть то, что чрезвычайно влечет, но есть и то, что ужасает. Это жестокая профессия. Молодой человек, который пришел в актерство, этого не понимает, он стремится большей частью к одному — как можно больше сниматься, однако только с годами и опытом актер понимает, насколько зависима эта профессия (от режиссера, ситуации, даже политики)... Тот, кто начинает приспосабливаться, пытаясь угодить одному, другому, становится никем. Актер вынужден питать незаурядное чувство достоинства и в то же время уметь уберечь себя от звездной болезни.
— Соглашаетесь ли вы с теми, кто считает актерство по своей природе женской профессией?
— Действительно, актеры, актрисы постоянно живут с желанием нравиться. Я прошла этот этап, но, даже, несмотря на то, что имею немалый опыт, выходя на сцену, все равно помню: как приятно, когда ты нравишься зрителю. Нынче я могу нравиться, благодаря умелой форме подачи чувств, красивым поступкам — а это более ценно, чем привлекать внимание красотой внешности.
— Книгу, которую вы готовите к печати, вы писали, прежде всего, как личность, а уже потом как актриса?
— Да, сначала как личность. Я занесла в рукопись рассказ о маме, известной актрисе Нине Алисовой, брате, известном операторе «Мосфильма» Вадиме Алисове, а также о своем детстве, которое прошло в Москве в доме, где рядом с нашей семьей жили знаменитые актеры. Семья жила бедно, однако в уважении к тем, кто умел дарить радость людям. В книге я вспоминаю и о знакомстве с Юрием Ильенко (наш с ним переезд в Украину) и Сергеем Параджановым; о работе в театре «Современник»; о фильмах и спектаклях, в которых играла; и о том, как мне не позволяли говорить, что я снялась в «Тенях...», «Белой птице...» и даже в «Вечере на Ивана Купала»...
— Вас часто приглашают в жюри различных фестивалей. К каким фильмам вы неравнодушны и какую тенденцию вы заметили в кино последних, скажем, десяти лет?
— Фестивальные фильмы просматриваю, как профессионал, и как рядовой зритель. Ленты, которые растрогали душу, или же картины модерна забыть не удается. Что касается тенденции: на мой взгляд, в кинофильмах чем дальше, тем меньше показывают человечность.
— Конечно, существует роль, которую вы мечтаете сыграть. Что это за роль?
— Я написала пьесу «Жорж Санд и Шопен», в ее основе — переписка этих незаурядных личностей. В Москве нашелся молодой режиссер, который хотел ее ставить, рассчитывая, что главную роль буду играть я. Однако что-то не сложилось... В Украине возможность постановки пьесы мы обсуждали с Михаилом Резниковичем, даже обратились к Роману Балаяну. Однако он, невзирая на заинтересованность материалом, сегодня очень загружен в кино, и не в состоянии вести еще и театральный проект. К тому же встал вопрос, кто будет играть Шопена... Мне же интересно было бы воплотить образ Жорж Санд — женщины, которая любила мужчину на 10 лет младше себя, и мужчину, которого подсознательно считала своим третьим ребенком...
«ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ»
— Недавно вы снялись в ленте «Семь женщин» московского документалиста Алексея Колесникова, где рассказывается о личностях, прославивших когда-то большую (нынче несуществующую) страну — Советский Союз...
— Культура — это соединенные сосуды. Такая, по-моему, главная мысль этого фильма. Когда разрушаются связи, мир превращается в замкнутое пространство, где человек не в состоянии творить. В соответствии с замыслом авторов картины Украину должна была представлять известная поэтесса Лина Костенко, однако она не согласилась на съемки. И вот, когда дошла очередь до актрис, я, чесно говоря, считала, что выберут Аду Роговцеву или Раису Недашковскую. Но выбрали меня. Я пыталась в этой ленте рассказать о реальном состоянии украинского кино и своем кинопути. Значительная часть фильма посвящена латышке Вии Артмане, которую лично я причисляю к великим актрисам и которой на склоне лет выпало пережить тяжелые испытания. Среди героинь — и грузинка Софико Чаурели, которая основала собственный театр. Упоминается также молдавская певица Мария Биешу. Разные судьбы... Лично я не могу роптать: ко мне и сейчас относятся с уважением как государство, так и рядовые почитатели искусства. Эту картину Алексея Колесникова я назвала бы: «Раневские».
— Какая неординарная личность произвела на вас сильное впечатление в последнее время?
— Общение с писателем Виталием Коротичем, с которым мы время от времени переписываемся. Он знает Украину, ее историю, проблемы, но при этом разбирается и в тех процессах, которые происходят в мире. Он искренне болеет за нашу страну, считаю, он — мощная личность. В общем добавлю только одно: мне хотелось бы, чтобы нынче на фоне всех политических перипетий люди повернулись лицом друг к другу и вспомнили, что существует гуманность.
